Девятая Парковая Авеню (СИ) - Страница 11
— Вечер добрый, милашка, — в окошке показалась рожа сонной рептилии. Оживилась при виде меня, но самую малость. Потом высунулась рука в требовательном жесте. Серый рукав армейской формы испачкан кофе и крошками табака. Я задерживаю на одном коричневом пятне немигающий взгляд и вкладываю в протянутую лапищу прямоугольник пластика 2,5 x 4 дюйма. Момент истины. Этой ксиве шесть лет. Если они изменили регламент и форму документов… — Проезжай.
Я проехал, но не выдохнул и спину не разогнул. Каким бы сонным и ленивым он ни был, его мозги должны сейчас скрипеть. И вспоминать всех смазливых ребятишек, которые тут работают задницами. Неужели не вспомнил? Не окрикнет, не остановит?
Шлагбаум опустился на опору. Окошко закрылось с резким щелчком. Выдох. Слабо верится, однако сработало. За пистолет пока хвататься рано. Я надел шлем обратно и начал медленный круг почёта по базе.
За прошедшие годы тут ничего не изменилось. Ну, перекрасили пару казарм и сделали для головного административного здания новый фасад под антик. Зато атмосфера все та же — сухой горячий воздух, вызывающий резь и боль в носу. Концентрация страха и фатальности достигает апогея, но не убивает, а будто низко пригибает к земле. В ушах звенят приказы, гимны покорности и полного подчинения. Хочется кашлять, но я не издаю ни звука. Припарковываю мотоцикл, снимаю с него один автомат и крадучись подбираюсь к своей старой казарме. Почему-то я уверен на все сто, что Ксавьер именно там. Туда помещали самых маленьких и самых многообещающих…
На улице почти нет народу: комендантский час в деле, все спят. Простые солдаты несут караул группой вчетвером или впятером, и они только что скрылись за углом. Вернутся прочесать это же место не раньше чем через час. А у входа в здание стоят и громко разговаривают двое офицеров. Они явно навеселе. Я прислоняюсь к стене буквально в шаге от них и прислушиваюсь, пытаясь вникнуть в суть разговора:
— Нет, ты просто обязан попробовать его утром! Бэз заверил, что он необыкновенная конфетка. Аристократ! Голубая кровь! — он громко икнул.
— Да враньё всё это, Риччи, аристократы сюда не попадают! Небось, ужрался в дымину перед процедурой, а чего не привидится с пьяных глаз…
— Рэй, сходи проспись! Бэзил ради него даже кокаин сегодня у меня не одалживал!
— Чего-чего?
— Того! Бэз говорит, что сопляк действует похлёстче красной дури. Такой сладенький, клубничка в чистом виде. Да ещё и с характерцем. Пряная клубничка, это ж просто сказка. Несмотря на кажущуюся анемичность, вмазал Варману пару раз по яйцам. Но ты же понимаешь, старого быка это только раззадорило ещё пуще. Он в малого так засаживал… любо-дорого было посмотреть. А кровищи-то сколько было! Красота… — Риччи поцокал языком, а в следующее мгновение получил пулю в висок. Его дружок Рэй отстал всего на долю секунды, нужную для того, чтобы ещё раз нажать на спуск.
Я с шумом выдохнул воздух и смахнул выступившие во внутренних уголках глаз слезы. Я оторвусь с бешенством и истерикой по полной программе. Сломаю стулья, разобью себе костяшки, поору и попроклинаю кого-то равнодушного на небесах. Но это будет потом. Главное — не думать сейчас. Ни о чём. Совсем ни о чём.
В казарме мёртвая тишина: затраханные (в прямом смысле намного больше, чем в переносном) дневными трудами желторотики спят сном покойников. Судя по более-менее живым лицам, это недавно отобранный взвод ещё не до конца обкатанных шлюх. Они мало принимали… мало поработали подстилками для своего начальства. Не сломленные и не знающие, что ещё их ждёт впереди, но уже лишённые наивности и радостной мечты о нормальном существовании.
«Как мило. Ты переживаешь за них?»
Я безуспешно включаю коридорное зрение, я не хочу заниматься подсчётом чужих царапин и разрывов.
«Помню как сейчас, как это было с нами. Что ж, удачи им… на славном поприще».
Ехидный миокард, как всегда, в своём репертуаре. Не пробирайся ко мне по разобранному мосту, я слышать не хочу твой гаденький шёпот. Я пересёк общую комнату и толкнул дверь в Ширхеллаз² — так я мысленно прозвал пыточную, где Варман и компания его подручных годами пытали меня всеми мыслимыми и немыслимыми в природе способами (вторые преобладали). Сейчас там никого не было. По всей видимости, Бэзил отдыхал после изнурительных «занятий». Включив верхний свет, я понял, что ошибся: здесь кто-то был. И этот кто-то…
Внутри все оборвалось, когда я увидел. Увидел…
«Господь, я проклинаю тебя! За что, ну за что было так мучить его?! Он ведь такой маленький, такой беззащитный… статуэтка из хрусталя. Если пальцы дрогнут и выпустят его хоть на мгновение… всё разлетится к чертям собачьим на миллионы осколков, которые потом не собрать. Кроме того, он же ранен! Его ключица! Мозг, ну и какого хрена ты застыл столбом?!»
Ксавьер, лапочка… Я подхожу к пыточному ложу и пытаюсь сообразить, ты ли это. Беспомощная детка… тебя накрыли простынёй, и я не могу понять, есть ли ты под ней. Неужели ты такой худющий?! Или же… стал таким в конце этого дня?
Плевать. Сдергиваю грубую белую ткань и, подавляя отчаянный вопль, впиваюсь себе в нижнюю губу, до резкой боли, до невротического спазма в желудке… пока не чувствую отчётливый привкус своего мяса. Не кричать… не кричать. Кси, мамочки… даже меня так не разукрашивали в первый же день после «поступления». Чем же ты так досадил Варману? Похоже, простыми ударами по яйцам тут не обошлось. Началось, наверное, с них, но ими не закончилось.
Робко, очень робко касаюсь его кожи. Не вижу ни единого участка, оставшегося белым. Всё в чёрных синяках и багровых кровоподтёках, колотых и резаных ранах… О, вот и знакомые глубокие следы от зубов… красно-коричневые и синюшные, на бёдрах, шее и талии. А я даже не подозревал, что талия у тебя такая тонкая. Почему я это вижу только сейчас, когда хочется упасть на пол и завыть, разрываясь между проклятьями и рыданиями?
Осторожно я переворачиваю Кси на живот. Глаза машинально закрываются. Да, я отлично могу представить, что там, но смотреть не хочу. Не хочу и не буду! Видеть необязательно. Мои руки ощупали каждый сантиметр тела и беспомощно опустились. Да уж, открыть глаза — означает сойти с ума, не сходя с этого места. Но мне достаточно и того, что с пальцев капает его кровь, смешанная с клейкой, загустевшей спермой. Они сами тянутся ко рту. Пробовать не надо, но всё же я делаю это и сжимаю веки еще плотнее. Этот омерзительный вкус и запах я узнаю даже на краю могилы.
«Бэзил, клянусь… боги преисподней устроят тебе роскошный приём. Восхода солнца ты не увидишь».
Кладу Кси опять на спину и приоткрываю глаза. Поддавшись моему дурному примеру, золотистые ресницы лапочки тоже тяжело, очень тяжело приподымаются. Зелёного абсента не вижу: он практически полностью исчез за расширенными зрачками. Они расширены от такого безграничного ужаса, который не мог остаться даже после всего случившегося. И уж точно его не могло напугать моё присутствие, ведь я ничего плохого не делаю. А это значит, что всё.
Я попался. За моей спиной стоит сам василиск.
*
Кровь враз отхлынула от лица. Я развернулся и сразу же наткнулся на ищущий хищный взгляд. Не изменился, ни капли не изменился. Те же холодные водянистые глаза с якорем осознанного и контролируемого психоза, помноженного на бесчувствие. Те же три морщины на высоком костлявом лбу. Тяжёлая ухмылка садиста… сахарная ирония палача, знающего, что жертвам некуда прятаться. Он изучает меня с нескрываемым удивлением и интересом. Но первое быстро гаснет. Он обработал моё появление и принял как дань своему беспредельному могуществу, он чутко вдыхает флюиды моего страха… адреналин, гулко стучащий в моих висках. Потом грубо хватает за плечи и притягивает к себе.
— Привет. Маленькая шлюха, — шепчет он мне в ухо, заодно и упершись туда мокрым языком. — Рад, что ты воскрес и вернулся на службу. Рад… — он выдернул из мочки одно кольцо, выплюнул и провел окровавленным языком по моей щеке. После первого же прикосновения я застыл, примёрз к полу. Его руки намного хуже глаз василиска… обращающие в камень, рождающие обвал воспоминаний, за каждым из них прячется боль и унижение, уже не прячется — выползает на свет. Но изо всех сил я пытаюсь побороть оцепенение и сбросить этот жуткий гипноз. — Тебе понравился бледный новобранец?