Девять жизней черной кошки - Страница 4
Дровишки постепенно высыхали, разгорались активней, меньше дымили. Да и ноги чувствовали тепло от утюга. Понимая, что это единственный его обогреватель, он отключил утюг, зажал в зубах новую сигарету и протянул над «очагом» руки. Вот что, оказывается, главное для человека – тепло. Прожил Василий Романович на свете тридцать восемь лет, отдыхал на лучших курортах, где солнце палит нещадно, а не знал, что зной – не самое страшное на свете. Страшен холод. Нельзя сказать, что Черкесов согрелся, а все же почувствовал себя лучше. Теперь можно подумать о том, как узнать новости о себе, убиенном.
Есть телевизор. Когда Черкесов был здесь последний раз, он работал. Но включить его не рискнул, наверняка внутри ящика все покрылось инеем, произойдет замыкание, и тогда станет жарко от пожара. Глаза непроизвольно остановились на радиоле, на крышке которой лежали пластинки. Он никогда не слышал, чтобы эти агрегаты горели. Черкесов встал, приблизился к радиоле, некоторое время постоял, раздумывая. Потом отыскал в инструментах отца отвертку, снял сзади радиолы щиток, оголив внутренности. Так по крайней мере будет видно, загорится внутри или нет. Включил…
Радиола заработала! Ламповый допотопный агрегат шестидесятых годов, который давно пора было сдать в музей, работал! Черкесов поискал нужную волну, а узнать городскую радиостанцию не составило труда, так как в машине он постоянно включал местное радио, вещавшее с раннего утра до поздней ночи. Знакомый хит слышался с минуту, потом заговорила диктор, однако это были новости из музыкальной жизни. Следовало подождать городских новостей. Черкесов то и дело поглядывал на светящиеся лампы радиолы, боясь, что она нечаянно взорвется. Прошло полчаса.
– А теперь последние новости, – начала диктор. Черкесов был весь внимание. – Громкое убийство. – Ага, это наверняка про него! – Вчера в шесть часов пятнадцать минут у супермаркета на улице Королева взорвалась машина депутата городской думы Черкесова Василия Романовича, который находился в это время в автомобиле. – Значит, он не ошибся, все думают, что он погиб. – По данным следственной группы, взорвалась бомба, которую неизвестные преступники установили под днищем автомобиля. По предположениям следователей, бомбу преступники привели в действие при помощи дистанционного управления. Прорабатывается несколько версий, главная из которых – предпринимательская деятельность Василия Романовича. – Чушь, да и только! Так подумал сам Василий Романович. – Напомним радиослушателям, что Черкесов занимал одно из ведущих мест в городе, не только вел активную политическую жизнь, но и управлял механическим заводом, имел иные предприятия, спонсировал городские мероприятия, помогал детям. В связи с убийством Черкесова заведено уголовное дело, ведется следствие. Мы будем информировать радиослушателей о расследовании. А теперь последние сообщения…
Черкесов отключил единственную связь с миром, проворчав:
– И это весь некролог? Негусто.
Вскипятив кипятильником минеральную воду, он пил, обжигая рот и не чувствуя этого. Черкесов думал, долго ли он так протянет и что ему делать? Именно сейчас пришло понимание, что теперь так, как раньше, уже не будет, все изменилось. Только вот в какую сторону? Ну, раз его не убили, это уже хорошо. Но что будет дальше? Как выбраться из кошмара, если страх за собственную жизнь засел под кожей и не дает вздохнуть? К кому обратиться за помощью? Ведь сам он не справится.
Возник следующий вопрос – а что конкретно он хочет? Бежать куда глаза глядят или узнать, кто организовал взрыв? Разумеется, следует бежать, потому что раскрыть тайного врага вряд ли удастся. У Черкесова ни с кем не было серьезных трений, он человек очень осторожный. Однако… кому-то крупно помешал. Если б у него были явные недруги, тогда он последил бы за ними, а так – бесполезно. Да и как следить? В городе его каждая собака знает, значит, следует рвать когти…
Приняв решение убраться подальше, Василий Романович ощупал карманы дубленки и пиджака, выложил все имеющееся на стол.
Итак, документов никаких! Водительские права, паспорт, пропуск на завод – все-все осталось в барсетке, а барсетка в «самурае». Он взял с собой в магазин лишь бумажник, чтобы купить провиант для романтического вечера. Василий Романович достал из ящика буфета сохранившиеся документы отца, надеясь отыскать полезные для себя бумаги, лихорадочно просмотрел их. Свидетельство о смерти, профсоюзный билет, подтверждение квалификации слесаря и красная книжечка, на которой выведено: «Ударник коммунистического труда». Ну и всяческие технические паспорта на телевизор, пылесос и так далее. Очень «ценные» документы!
Черкесов пересчитал деньги. В наличии осталось всего триста шестьдесят девять рублей с копейками. Далеко уедешь на эти деньги, очень далеко! Зато в кармане лежал газовый пистолет и сотовый телефон. М-да, ему бесспорно необходим пистолет в деревне! Лучше б документы прихватил. Кстати, в барсетке лежали и деньги, приличная сумма в евро и долларах. Ну, почему он не взял ее?!
Жизнь разделилась на настоящее и прошлое. От прошлого остался животный страх, что его убьют, стоит только появиться в городе. А в будущем сплошная неопределенность, отчего в душу прокрадывался новый страх.
Черкесов принадлежал к тем редким людям, которые никогда не знавали нужды, не тянули копейки от зарплаты до зарплаты даже в советские времена. Он довольно рано сообразил, что руководящий работник имеет массу преимуществ, потому посвятил себя сначала комсомолу, затем партии. Только осчастливил своим членством ряды партии и поступил в высшую партийную школу, как тут свалились перемены. Партию отменили, но… в креслах-то остались те же партийные руководители!
Черкесова, перспективного молодого человека, каждый из новостарых руководителей пытался переманить на свою сторону. Вот когда он научился дипломатии! Лавировал между противоборствующими сторонами, как лоцман, знающий подводные камни и скрытые течения лучше, чем землю. Он умело использовал своих боссов, добиваясь положения и материальных благ. Таким образом очутился в кресле директора завода, быстренько прибрал к рукам контрольный пакет акций, попутно занялся собственным бизнесом. Деньги, как известно, липнут к деньгам, прилипали они и к рукам Черкесова. А сейчас у него ничего нет, даже удостоверения личности. Куда ж податься? А мысль убраться подальше становилась идей фикс.
Что если продать дубленку? Вместе с пыжиковой шапкой? А какое сегодня число? Взглянув на часы, Черкесов горько усмехнулся: тридцать первое декабря. Завтра наступит новый год. Лишь после праздников можно будет попробовать толкануть дубленку и купить скромную куртку. Кстати, часы тоже стоят немало.
Как холодно! Черкесов нашел старые газеты, прогладил их горячим утюгом и, обернув ими ступни, сунул ноги в сапоги. К вечеру выключил свет и зажег лампу. Вся страна готовилась к встрече Нового года, готовился и Черкесов. Он поставил на стол бутылку шампанского, нарезал бекон, салями, открыл банку икры. Хлеба нет, без хлеба еда не еда, а недавно он этого не знал. Изредка включал радиолу, чтобы послушать новости о себе, однако о нем больше не упоминалось. Это называется – делай добро людям! Забывают о тебе сразу же, будто тебя и не было. А он, Черкесов Василий Романович, есть. И будет. Хочется верить, что будет.
Глава 2
Лиза напевала, накрывая на стол. Ей тридцать лет, телом она справная – как говорят в деревне, не полная, а все при ней, – белокожая, круглолицая, синеглазая, со светлыми длинными волосами, которые лежат на затылке тяжелым узлом. Ее шестилетняя дочка, тоже мурлыкая, лепила пельмени с ответственным видом, самостоятельно раскатывая скалкой тесто и кладя на плоские кружочки кусочки фарша. Когда Вероничка соединяла концы теста, она от напряжения замолкала, высунув язык. Лиза забавлялась ее потешным видом, звонко смеясь и чувствуя себя счастливой. Пельмени у дочки получались разнокалиберные, но Лиза нахваливала ее, девочка должна с охотой помогать матери. А вообще-то Вероничка идеальный ребенок, практически не доставляет хлопот. Люди удивляются и завидуют Лизе, мол, как получаются такие дети… Наверное, заслуга Лизы в том, что она воспитывает девочку любовью. Да ведь больше ей и некому отдать свою любовь.