Девять граммов дури (Сборник) - Страница 13

Нечипорук вытащил Лешку с практического занятия и сунул ему письмо под нос.

– Читай! – приказал он.

Пока неторопливый и флегматичный Филин разбирал каракули Ковальского, Женя мысленно строил грандиозные планы. Во-первых, надо срочно связаться с Игорем Яковенко из Воронежа, чтобы тот на любых условиях арендовал лабораторию и подготовил ее к большой работе. Во-вторых, немедленно приступить к закупке оборудования. А реактивов надо всего-то раз-два и обчелся. Дифенилацетонитрил, который они с Лешкой приготовили в бабушкином сарае, там и лежит, ждет своего часа. Остается забрать его да перевезти в Воронеж. Согласовать сроки. Поставить задачу Лешке и Игорю. И все.

Женя заметил, что ему нравится руководить людьми, организовывать какое-нибудь мероприятие. Он словно воочию видел перед собой конечную цель – научно-исследовательский триумф, лавры победителя – и шел к ней самым коротким путем. Деньги его интересовали лишь как средство для достижения цели. Ему было нужно только удовлетворение тщеславия, компенсация за то унижение, которое он испытал на перроне Краснодарского вокзала.

Экономя время, он не стал писать письмо, а позвонил Игорю Яковенко в Воронеж и открытым текстом попросил подготовить лабораторию к работе. Предвидя вопрос, зачем ему нужна лаборатория, Нечипорук сказал:

– Опять будем делать иммобилон. Но на этот раз у нас все получится.

Игорь еще в прошлый раз догадался, какой "иммобилон" пытались изготовить его московские приятели, но отнесся к этому спокойно. Он и сам интереса ради пытался произвести "нечто такое, что нельзя". Запретный плод, как известно, сладок. Попытка изготовить гексоген закончилась неудачей, а вот более простую гремучую смесь он все-таки синтезировал, и в новогоднюю ночь вместе с мальчишками взрывал шашки собственного изготовления. Потому азарт, с которым Женя и Леша намеревались произвести наркоту, был ему вполне понятен.

Он разогнал под вакуумом необходимые продукты, о чем его просил Нечипорук, и стал ждать приезда гостей. Через неделю Женя и Леша приехали в Погар за дифенилацетонитрилом и оттуда взяли курс на Воронеж.

– Знай наших! – восторженно крикнул Женя, когда руководимая им бригада молодых химиков спустя несколько дней произвела на свет три литра бурой жидкости.

Еще сутки ушли на то, чтобы выкристаллизовать продукт. В итоге у них получилось около шестидесяти граммов темного порошка, который Женя, ничтоже сумняшеся, уверенно назвал метадоном.

Он сам поехал в Краснодар и с гордым видом вручил порошок Ковальскому.

– Неужели получилось? – скептически произнес Миша, рассматривая содержимое аптечной склянки из коричневого стекла. – На себе испытал?

– На себе? – переспросил Женя. Ему показалось, что он ослышался. – Ты что! Я, вообще-то, достаточно старомоден и привык ловить кайф от хорошей музыки и девчонок.

– Ну-ну, – сказал Ковальский. – Если все будет нормально, то через неделю-две получишь деньги.

– С чемоданом приезжать? – пошутил Женя. – Или портмоне достаточно будет?

"Жизнерадостный какой, – почему-то с неприязнью подумал Миша. – Наверное, это все от легкомыслия. Сам-то он понимает, что творит?"

Он расстался с Женей холодно, даже не предложив ему чая.

Андрея Хлыстуна вызвали к ректору с семинара. Студентов вызывали к ректору напрямую крайне редко, и это означало нечто из ряда вон выходящее. Андрей вышел из аудитории с чувством легкой тревоги, стараясь предугадать, по какому поводу им заинтересовалось столь высокое начальство. Но едва он вышел на лестницу, как столкнулся с молодым человеком, который представился Эдиком.

– Тебя срочно хочет видеть Князь, – сказал он.

– Хорошо, – ответил Андрей. – Я только схожу к ректору…

– Не надо к ректору, – пояснил парень. – Это Князь тебя вызвал.

И, сунув руки в карманы черной кожаной куртки, Эдик пошел по ступеням вниз. Андрей последовал за ним. По поведению незнакомца он понял, что настроение Князя чернее ночи, и Андрея ожидает неприятный разговор. "Что ему еще надо? – думал он. – Опять будет говорить про долг? Лучше бы меня в самом деле вызвал ректор".

Оказавшись на улице, Эдик свернул в проулок и кивнул Андрею на припаркованный у булочной "Мерседес".

Князь впервые не ответил на приветствие Андрея и не дал ему руки. Молча смерил его тяжелым взглядом и взялся за ключ зажигания.

Андрей не спрашивал, куда они едут. Необъяснимое поведение Князя заставляло его лихорадочно искать причину. Он начал вспоминать, все ли свои обещания он выполнил, не забыл ли о какой-нибудь заранее оговоренной встрече?

Но на ум не приходила ни одна разумная мысль. Андрей не мог найти причины, которая рассердила бы Князя. Он терялся в догадках. И чем дольше они ехали, чем дольше Князь хранил молчание, тем мрачнее становились предчувствия Андрея. В довершение всего Эдик, сидящий сзади, начал задавать Князю какие-то странные вопросы:

– А что, вскрытие уже производили?

Князь что-то ответил по-азербайджански.

– Разве так можно? – посетовал Эдик. – Сколько дней труп уже лежит…

Когда машина подъехала к воротам городской больницы, Андрей был близок к обмороку. Ворота раскрылись, "Мерседес" въехал на территорию, бесшумно покатил по желтым листьям, устилавшим мокрый асфальт, и остановился у одноэтажного строения с окнами, закрашенными белой краской.

Эдик вышел первым, открыл снаружи дверь Князя. Андрей не стал дожидаться приглашения и тоже вышел. "Это морг! – понял он. – Но при чем здесь морг?"

Он был настолько измучен ожиданием развязки, что едва передвигал ноги. Князь вошел в морг первым. Эдик, придержав дверь, пропустил вперед себя Андрея. В сумрачном коридоре их встретил очень худой человек в несвежем белом халате.

– Выяснили причину смерти? – спросил его Князь.

– Да, – ответил худой сиплым голосом, отчего казалось, что он нарочно говорит шепотом, словно опасаясь потревожить обитателей морга. – Интоксикация организма в результате отравления.

– Чем конкретно он отравился? – уточнил Князь и пошел по коридору к торцевой двери.

– Каким-то органическим производным ацетона. Возможно, фенадоксоном низкого качества.

Князь на мгновение обернулся и многозначительно посмотрел на Андрея. Тот начинал понимать суть происходящего, но реальность была настолько страшна, что Хлыстун отказывался в нее верить.

Князь распахнул торцевую дверь. Задрожало и зазвенело мутное стеклышко. Андрей почувствовал тяжелый запах крови. Он остановился в дверях, не имея сил перешагнуть порог. Эдик несильно толкнул его в спину.

– Вот он, – сказал худой, подошел к каталке и приподнял край простыни.

Князь снова обернулся, посмотрел на Андрея и с едва уловимым раздражением произнес:

– Что стоишь? Иди, полюбуйся.

– Зачем? – с трудом спросил Андрей. В горле стоял комок, который мешал ему и говорить, и дышать. Ему показалось, что, если эта ужасная сцена продлится еще несколько минут, у него поедет "крыша" – точно так же, как в тот вечер после употребления метадона.

– Как зачем? Ты не догадываешься?

В прозекторской повисла тишина. Князь, Эдик и худой детина, застывший над синим лицом мертвеца, смотрели на Андрея. Он, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, попятился к двери. Нервы его не выдержали, и он сломя голову кинулся через коридор к выходу.

На улице его вывернуло. Отхаркиваясь и плюясь, Андрей ходил вокруг машины, жадно дышал и смотрел себе под ноги. "Это будет тебе уроком, – говорил он себе. – Надо было контролировать Нечипорука. А я понадеялся на его добросовестность… Что же теперь будет? Нас будут судить?"

– Иди сюда! – позвал Князь.

Он застегивал пальто и раскуривал сигарету. Дождевая вода стекала с крыши тонкой струйкой и пенилась на асфальте.

– Этот человек умер от той гадости, которую ты мне дал, – сказал Князь.