Девушка в белом с огромной собакой - Страница 2

— Потом заскочишь, — ответил Шувалов.

Они вышли на перекресток и почти сразу остановили такси. В машине было тепло, пахло дерматином и нагретым маслом, а после вселения двух пассажиров к скромному букету добавился аромат мокрой одежды. Все вместе это напоминало запах псины.

Дверь им открыла Галя — хозяйка квартиры, одинокая женщина лет сорока. Когда-то, видно, она была красавицей, но последние несколько лет вела неправильный образ жизни и сильно сдала. Кожа ее сделалась дряблой, глаза и волосы потускнели, а формы опустились вниз и при ходьбе как-то развязно подпрыгивали.

Галя ответила на приветствие, брезгливо осмотрела гостей с ног до головы и важно промолвила:

— Ну, входите, коль пришли. Только вытирайте ноги.

Зуев и Шувалов старательно вытерли обувь о грязную тряпку и прошли в комнату. Здесь их встретили дружным «ну-у-у-у». За столом, между наглухо зашторенным окном и чудной изразцовой печью, сидели трое: молодой художник Кука — студент Суриковского института и две его смазливые подружки. Обе работали натурщицами в стенах того же Суриковского.

Кука широким жестом пригласил вошедших за стол, на котором в аппетитном, слегка свинском беспорядке лежали чуть тронутые закуски в прозрачных промасленных бумагах, стояли большие бутылки с красным вином урожая надвигающейся зимы и граненые стаканы.

Не вставая, девочки начали двигать стулья поближе к Куке, освобождая застольное пространство для гостей. Зуев сел на стул, ловко подставленный ему сзади Галей, взял в руку наполовину наполненный стакан вина, извинился перед владелицей стакана и лихо выпил. Ему нестройно похлопали. Кука передал через стол рассыпчатого окушка горячего копчения, а одна из девиц, та, что сидела ближе к Зуеву, положила ему в рот кусочек ветчины. А Шувалов тем временем как неприкаянный бродил по комнате, не зная, куда пристроить приобретенные произведения живописи. Он слышал, как Зуев булькнул горлом, глотая вино, и сам мечтал поскорее принять участие в празднике души, но бросить картины где попало значило лишиться их. Шувалов был опытным человеком и завсегдатаем этого гостеприимного дома. Он знал, что через час-другой сюда нагрянут друзья Куки, а с ними и подружки. Еще через час комната превратится в танцплощадку… Да какую там танцплощадку! На танцплощадках девушки не танцуют в таком виде, не топчут картины каблуками, а юноши не ломают мебель, и не швыряют под хорошенькие топающие ножки все, что оказалось под руками.

— Чего это ты там никак не можешь спрятать? — наконец обратился Кука к Шувалову.

— Да, — отмахнулся Шувалов, — лубок. Вон, у Сашки купил.

— Ну, так покажи, оценим. — Кука важно поднялся со стула, но остался стоять на месте.

— Да лубок немецкий, ерунда, — ответил Шувалов. Правда, картины все же расставил у стены и в нетерпении затоптался на месте.

— М-м-м, — восхищенно промычал Кука, разглядывая холсты. Он многозначительно поцокал языком, закрыл один глаз, затем козырьком приложил ладонь к другому и, вполне удовлетворившись, сел.

— И за сколько? — равнодушно поинтересовался Кука.

— Паук, — ответил за друга Зуев, — по пять рублей за штуку.

— Не продавал бы, — огрызнулся Шувалов.

— По четвертному хочешь? — предложил Кука, пережевывая кусок рыбы. — Или да, или нет. Торговаться не буду.

— Давай, — тут же согласился Шувалов, а Зуев обиженно заморгал, посмотрел на своего друга и сказал:

— И не стыдно тебе — при мне, на мне же наживаешься?

Шувалов промолчал. Он лишь замотал головой, будто уронил что-то на пол, а Кука, порывшись в карманах, эффектно бросил на стол две фиолетовые купюры. Забрав одну из них, Шувалов потребовал у Зуева пятерку. Сообразив в чем дело, Зуев охотно отдал ему одну из тех, что совсем недавно получил от него же.

Все повеселели как-то разом. Зуев от того, что получил солидную добавку. Шувалов — что заработал и избавился от громоздких картин. Кука чувствовал себя и лихим купцом, и в перспективе владельцем бесценной коллекции картин, но, что самое главное, тонким знатоком живописи. А девочки радовались тому, что скучное отступление закончилось и можно опять выпить и поболтать о чем-нибудь земном. Радовалась и хозяйка дома. Она убедилась, что у всех присутствующих в данный момент есть деньги.

Справедливости ради надо заметить, что Галя никогда не выворачивала карманов у пьяных гостей и не выпрашивала на жизнь, которая дорожала год от году. Ей давали и так. Сказать, что Галя прирабатывала проституцией, значило бы оклеветать хозяйку дома. Спать она, конечно же, спала с желающими, но денег за это не требовала. Галя брала их как единовременную помощь. Кто даст. И давали, и любили ее, несмотря на то, что она была много старше некоторых своих любовников. Это обстоятельство мало кого смущало. Как однажды выразился Кука: «Старых и страшных женщин не бывает. Бывает мало водки». Именно на справедливости этого экзистенциального афоризма и необыкновенном Галином гостеприимстве и держалось благосостояние дома.

Как и полагается, сделку сейчас же обмыли.

Третий час длилось застолье. Все уже порядочно захмелели. Шувалов пересказывал Гале какой-то немыслимый эпизод из своей многострадальной жизни. Одна из девочек по-птичьи вертела головой, а другая героически боролась со сном. Кука с Зуевым спорили о политике, и делали это так, как умеют делать только пьяные или сильно скучающие люди. Собственно, спорили они о том, нужны ли государственные правители, а если нужны, то какие. Кука, положив два кулака на стол, очень твердо внушал Зуеву, что нужны, и лучше, если это будет не президент, а царь-батюшка.

— Нет! Нет-нет-нет! — Нервно вскрикивал Зуев. Затем хватался за пустой стакан, недоумевающе заглядывал в него и ставил на место. — Нет! — кричал он. — К черту всех этих дармоедов. Есть один закон: захотел поесть — поработай. И не важно, чем ты работал: головой, руками или… — Зуев мельком взглянул на Галю и добавил: — Еще чем-нибудь… Важно, что твой товар имеет спрос. И никакие цари и президенты людям не нужны!

Этот незамысловатый и старый как мир спор был прерван настойчивым звонком в дверь. Хозяйка дома с презрительной миной встала и пошла открывать. Сидевшие за столом в ожидании замолчали. Открыла глаза и девочка, боровшаяся со сном, а когда в комнату вошли два молодых человека, все одновременно выдохнули: «Ну-у-у-у».

— Вот, я тебе говорил, — сразу затараторил один из молодых людей. — Я тебе говорил, что здесь давно уже пьют, а ты не верил. — Он бросил красивую широкополую шляпу на кровать, а плащ повесил на руку хозяйке, которая для устойчивости вцепилась рукой в вешалку. — А мы идем мимо винного, — продолжил гость, — народу никого. Ну, думаю, коль никого, надо взять. Ну, взяли, стоим, соображаем, где выпить. Ну, думаю, здесь-то пьют небось. И точно, не ошибся. — Говоря все это, гость пожимал руки старым знакомым. Затем он по-гусарски представился девочкам, назвавшись Леней. После этого Леня приподнял одну из девочек над стулом, сел, а ее усадил к себе на колени.

— Ну, наливай, наливай, — торопил он Куку. — На улице-то, видишь, что делается? И не пьешь — захочется.

Опять задвигали стульями. Галя принесла маленькую скамеечку для друга Лени, а тот, не торопясь, как бы желая произвести на собравшихся приятное впечатление, одну за другой выставил на стол восемь здоровенных бутылок с блеклыми розовыми этикетками.

Разговор за столом сразу оживился. Леня очень забавно и непринужденно нес какую-то околесицу. При этом он все время хватал девочек за колени и обеих звал Нюшками.

Кука к тому времени уже начал терять свою чопорность. Она слетала с него, как луковая шелуха. Вначале изменилось выражение лица, затем поза, в разговоре появились непривычные для него обертоны и интонации. Кука простел на глазах, внутренне эксгибиционировал, но оценить это было некому. Вместе с ним преображались и все остальные. Щуплый Шувалов сделался могучим как баобаб. Глядя на него, можно было подумать, что он пьет не вино, а живую воду и готовится выйти на помост к штанге. Девочки вконец поглупели, хозяйка дома выглядела царственно надменной, а Зуев, истерически выпрыгнув из-за стола, вдруг обмяк и промямлил: