Девушка-сокол - Страница 10

Мэтти регулярно следила за чистотой в помещении. На полу под насестами толстым слоем были насыпаны опилки и стружки, оставшиеся с тех дней, когда в замок приходили работники для рубки дров. Девочка покрывала эти опилки тростником и сухой травой — шалфеем, ромашкой, зверобоем и мелиссой — и регулярно меняла их. Она постоянно отскабливала насесты и ежедневно подметала пол, а каждую неделю оттирала камни. Птицы были ухоженными и опрятными, их клювы и когти сверкали. Когда черенки перьев изнашивались, Мэтти укрепляла их тканью, смоченной в горячей воде. Если перо ломалось, она вставляла другое, из запасных, бережно хранившихся в специальной коробке. Это помещение казалось девочке самым прекрасным на свете, и она бы вообще не выходила оттуда, если бы не соколиная охота в Барнсдейлском лесу и не встречи с друзьями. Здесь царил порядок, к живым существам относились с заботой и уважением. И Мэтти казалось, что такая же гармония наступит в стране, когда на трон взойдет Ричард.

Прошло уже более двух недель с тех пор, как она принесла Календулу в замок. И за это время девочка проводила с нею почти каждый час, уходя лишь для того, чтобы поесть. Она чувствовала, что Лира и Моргана слегка завидуют новенькой. Улисс же был необычайно терпелив и уравновешен. Они с Мохом будто понимали, насколько трудно вырастить молодого сокола. Сапсан особенно хорошо знал, что значит учить молодежь — ведь он учил саму Мэтти. Его преданность была безграничной, почти родительской, и все, что было дорого девочке, было безоговорочно дорого Моху.

Когда Мэтти нашла Календулу на лугу, трудно было сказать, выживет ли птица. Ей требовались любовь и забота. Голод, заметный по прожилкам на ее голове, ослабил каждое перышко птичьего тела.

Если Календулу и тренировали прежде, то это ничего не значило. Мэтти пришлось все начать заново — закрывать ей глаза колпачком, ухаживать за ней каждое свободное мгновение, постоянно разговаривать с ней, чтобы приучить к своему голосу. Мэтти старалась кормить новенькую самыми толстыми мышами, но кормление кречета — не такая простая штука. Отец объяснил ей, что питание птицы должно строго меняться в зависимости от ее роста, поскольку у нее активная натура и быстрое сердцебиение. Нужно каждый день подсчитывать рост путем измерения крыльев и после этого взвешивать пищу. Так что за прошедшие две недели Мэтти сильно подтянулась в математике.

Однако кречет бросал ей вызов при любом удобном случае. И хорошо, что девочка жила рядом с птицами и могла оставаться рядом с Календулой всю ночь. В первые недели это было особенно необходимо, так как они были наиболее критическими для всего обучения. Во время этих долгих бессменных дежурств Мэтти часто думала о странном разговоре с Финном в тот день, когда она нашла кречета. Тогда она была уверена, что остроумно пошутила, а теперь ей так уже не казалось. А потом Финн прикоснулся к ней, потрогал прядь волос за ухом. Этот момент все повторялся и повторялся в ее сознании. Вспоминая об этом, она невольно вздрагивала. Слова почти забылись, но тон, которым они были произнесены, остался в памяти. Он был каким-то непривычным, в нем совсем не чувствовалось ни обычного зазнайства, ни подшучивания, ни насмешки. Финн говорил совершенно серьезно, что бывало с ним крайне редко. И кажется, они оба выросли и как-то изменились.

Сейчас Мэтти было уже двенадцать с половиной, и за прошедшие годы она еще сильнее сроднилась с птицами. Теперь они узнавали ее голос и даже дыхание. Между девочкой и ее подопечными установились таинственная связь и доверие, о которых сокольничий может только мечтать.

Календула тоже начала сближаться с Мэтти. И хотя кречет оставался еще неприрученным, между ними росло взаимоуважение. После третьей недели тренировки птица перестала сердиться и нервничать и прижималась к девичьей ладони, ища у нее защиты.

Теперь Мэтти, осторожно приближаясь к кречету, ворковала и пела.

— Календула! — шептала она. — Календула!

Ах! Маленькая головка в колпачке поворачивалась к ней, раздавался шорох перьев. Заметив кожаную перчатку, птица поднимала ногу, готовая шагнуть на руку хозяйки. Это был очень добрый знак.

До Мэтти доносилось негромкое воркование Морганы и Лиры. Хотя они обе вчера уже были на охоте, им хотелось особого внимании. Девочка понимала, что они говорили: «Она больше даже не глядит на нас, правда?»

Было слышно, как Мох пытается угомонить их, терпеливо шурша перьями. «Ку ту пшоу гру гру». (Это очень важно. Деликатный пункт в тренировке кречета.) Мэтти согласно кивнула. Улисс обратился к Лире и Моргане с резким клекотом: «Ки ки как ки как…»(Вы ничего не знаете о тренировке и дисциплине. Вы забыли собственное прошлое, когда лорд Уильям потратил на вас сотни часов. Будьте же чуточку милостивее, неблагородные и неблагодарные вы создания!) Пристыженные Лира и Моргана успокоились и сели на место.

Мэтти продолжала обучение кречета. Она знала все о звуках, необходимых для общения с птицей, особенно об успокаивающих.

—  Птчоу, чу чу, Календула, моя хорошая девочка. Ча ка? Чу шо муап. Нет, нет… моя милая, тча, — шептала она.

Птица взобралась ей на ладонь, потом на руку. Мэтти говорила мягко, почти касаясь колпачка губами, странным образом мешая английский со звуками, которые, как она чувствовала, были более понятны кречетам, чем остальным птицам, с которыми она общалась. Эти неясные звуки рождались у задней стенки ее горла и переходили в шепот, мягкий, словно бархат. Календула слушала ее, и было видно, что она понимает все больше и больше. Возможно, вечером можно будет снять с нее колпачок.

Снимать колпачок в первый раз следует в полной темноте. И когда птица впервые увидит свет, предосторожность не будет лишней. Время должно быть тщательно подобрано, а свет правильно установлен. Мэтти решила сделать это в полночь. Она взяла маленького кречета с собой, уйдя в свою часть помещения и успокоив остальных птиц.

Серебристый серп луны уже много часов плыл по небу и теперь удалялся, поэтому в помещении стало темнее. Девочка почувствовала во сне, что близится нужный момент. Она лежала, держась за стойку, а кречет сидел у нее на руке. Теперь же Мэтти мгновенно проснулась и вскочила. Пересадила Календулу на специальный низкий насест рядом со свой кроватью и достала свечу. Поставила ее как можно дальше от птицы и зажгла. Потом вернулась к Календуле и снова усадила ее к себе на ладонь.

—  Птсчау, муап, чу, чу.Хорошая Календула. Чу шо но но…такая милая тша. Ча ка. Хсчау сачуа, моя Календула.

Мэтти начала осторожно снимать завязки, державшие колпачок на голове Календулы. Она тщательно подбирала его. Золотистые инициалы УФ, когда-то столь же яркие, как глаза кречета, теперь потускнели, а кожа с годами стала мягкой. Один рывок ослабил все завязки, и колпачок почти что соскочил. Птица оставалась спокойной. Девочка взялась за плюмаж и осторожно потянула. И он полностью соскочил! Календула тут же повернула свою маленькую головку к озеру медово-золотистого цвета, исходившего от свечи.

—  Тсчау птсчау лукка лукка. Да, Календула, да, милая. Это свет.

Самая волнительная часть приручения почти завершилась.

Вскоре Мэтти медленно повернула голову к птице и пристально посмотрела ей в глаза. Это произошло лишь после того, как девочка почувствовала, что между ними установилась настоящая, нерушимая связь. Она ощутила, как ее собственное сердце забилось быстрее. Птица опустилась ей на руку, словно услышав участившийся пульс хозяйки. Мэтти наклонилась к ней и тихо прошептала:

—  Птсчау чатау, моя Календула.

Пока Мэтти не получила знак, она не могла глядеть прямо в птичьи глаза. Поэтому девочка медленно отвернулась. Слегка взъерошив перья Календулы, она снова повернула голову, опустив глаза. Сперва посмотрела на вытянутые когти, кончики крыльев, коричневую грудку с вкраплениями серого и пурпурного. И вдруг Мэтти почувствовала это. Золотистые полоски, словно тонкие стрелы, осветили ее лицо. Она перехватила взгляд кречета. Девочка посмотрела на птицу и увидела глаза, такие же любопытные, как у нее. Не робкие, а доверительные, умные и готовые на большее. В свете свечи кречет и девочка глядели друг на друга. Как будто двое друзей наконец-то встретились после долгой разлуки.