Девушка с обложки - Страница 28

Сергей замолк, переваривая то, что ему наконец-то удалось понять. Та женщине в коридоре — мать Вероники, так? И это она жена господина Рицке? Ну конечно! А Вероника?.. Выходит, Вероника Гюнтеру никто!!! Вот это да!!!

— Я был уверен, что Вероника — ваша невеста, — не зная, то ли ему плакать, то ли смеяться, растерянно проговорил Сергей.

— Какая свежая ошибка. Ее мать — моя жена.

— Ничего не понимаю… — все никак не мог прийти в себя Сергей. Он ежесекундно менял позу в кресле, порывался куда-то бежать, но оставался на месте. — Как так получилось? Откуда это взялось?

— Не знаю, не знаю… — протерев очки платком и нацепив их на нос, сказал Гюнтер.

— А отец Вероники? — спросил Сергей. — Он тоже здесь?

— Это только не мало! — вскинулся Гюнтер. — Он променял их три года назад.

— Понятно, — проговорил Кузьмин. Теперь ему действительно кое-что стало понятно. Все произошло от недостатка информации и от невольного или вольного ее искажения. Откуда Кузьмину (да и остальным) было знать, что за границу уехали не родители Вероники, а только маман; что живет она не в Израиле, не в Америке, не в любой другой стране, а в ФРГ, в Берлине; что Вика отправилась в Германию не потому, что нашла там работу, а к матери; и, самое главное, что мать ее замужем за господином Рицке. Откуда Кузьмину было знать все это?! И нет ничего удивительного в том, что он так легко поверил в слух, что Вероника невеста Гюнтера. И ведь все, все говорило в пользу этой нелепицы: они всегда рядом, она живет в его доме, оба уверяют, что любят друг друга…

«Да, но откуда взялось, что Вероника невеста Гюнтера?! Кто пустил этот слух?! Мне сказал Оглоблин, а он принес эту весть от минчан… Мне эти минчане, черт бы их подрал!..»

— А скажите, Гюнтер, Лера знала, что Вероника ваша… падчерица?

— Еще как знала!

«Теперь понятно, почему она так хохотала на презентации, прямо заливалась. Я был уверен, что дерусь с великаном, а она видела, что я дерусь с ветряной мельницей, и ничего не сказала… Но ладно… Завтра утром приезжает Вероника… Теперь никто и ничто не стоит между нами. Все будет просто отлично. Уж я постараюсь», — самоуверенно подумал он.

— Однако… Сергей… Мой маленький секрет? — напомнил о себе господин Рицке. — Вы не доложите жене? Я ведь шел к ней тридцать лет. Мы познались, когда нам было по пятнадцать. Мой отец сидел у вас в консульстве, а я сидел в обычной школе. Вот там и началось: я, она и отец Вероники… И вот только два года, она сказала «да», Майн год, если она прознает… А с Лерой я развяжусь. А?

— Да маленький секрет — это Бог с ним, — великодушно сказал Кузьмин. — А вот что делать с большим секретом?

— Каким большим секретом? — Очки господина Рицке опять начали запотевать.

— Ну уж нет, — взвился Сергей. — Опять все с начала?! Хватит полутонов! Слушайте, Гюнтер! Я видел в галерее Баума картину «Распятие Спасителя». Эту картину совсем недавно я держал в руках в Петербурге. Как она попала в Берлин?

— Почему вы спрашиваете об этом меня? — удивился господин Рицке.

— Вы хотите сказать, что не имеете никакого отношения к контрабанде, да?

— Контрабанде? Да, с чего вы надумали?

— Картина принадлежит Оглоблину. Насколько мне известно, в обозримое время он с ней расставаться не собирался.

— Насколько мне дано, на картину есть все документы. Данила попросил избавиться. Я послал к Бауму. Какой-то вы странный сегодня, Сергей.

«Вот, черт, — чувствуя, как зарумянились щеки, подумал Кузьмин. — Неужели и здесь попал… Оглоблин привез картину, а мне ничего не сказал. И как ему удалось получить свидетельство? Неужели в Комиссии не поняли, с чем имеют дело? Тогда Оглоблину просто повезло… Но почему же он мне-то ничего не сказал?! А почему, собственно, он должен мне что-то говорить?.. А если Гюнтер водит меня за нос? Зачем? Это же все легко проверить. Нет, он говорит правду: никакой контрабанды. А я — осел!»

— Честное слово, господин Рицке, — виновато промямлил Сергей. — Я стал жертвой обстоятельств. Примите мои извинения.

— Пустяки, — расслабившись в кресле, бросил Гюнтер. — Поднимем прочую тему. Ваши планы на после?

— У меня только один план: Вероника.

— Так все хорошо? Тогда почему вы с ней не летите?

— Куда? — спросил Сергей и потянулся за чашкой.

— Как куда?! В Париж.

— А-а-а… Вот объяснимся — можно и в Париж.

— Так вы еще не объяснились? Тогда я не понимаю вашу неторопливость.

— Но Вероника приезжает только завтра утром, — делая глоток кофе, удивился Кузьмин. — Куда торопиться?

— Нет, не нравитесь вы мне сегодня, Сергей, — покачал головой Гюнтер. — Вероника вернулась давно. А сейчас она в аэропорту. И до вылета меньше часа.

Сергей вскочил и чуть не пролил кофе на себя.

— Как в аэропорту? Почему?

Господин Рицке, русский которого неожиданно испортился от желания уложиться как можно в более короткий отрезок времени, долго втолковывал Кузьмину, как да что.

Как узнал Гюнтер, Вероника приехала накануне открытия выставки и, не заезжая домой, отправилась в гостиницу искать Сергея. Вернулась она только вечером в очень плохом настроении. Что произошло в гостинице, она толком так и не объяснила. Всю ночь не спала, а с утра стала собирать вещи. Ни мать, ни тем более отчим не смогли ее удержать. Лететь она решила в Париж. И собиралась там осесть на какое-то время. Писать не обещала. Может быть, звонить — иногда.

Опять, опять Вероника ускользала от него! Где он будет искать ее в Париже?! Ни адреса, ни телефона! Ищи всю жизнь — не найдешь!

Сергей вырвал у Гюнтера название аэропорта. Машина Баума все еще была в его распоряжении. Но времени почти не оставалось. Водитель на пальцах пытался объяснить, что они все равно не успевают, но Кузьмин не хотел ничего слушать.

— Гони! — прорычал он, и водитель, ни слова не понимающий по-русски, погнал.

Красоты Берлина опять остались где-то в другом мире. Сергею было не до них.

«Подумать только, если бы я не увидел «Распятие», если бы не поехал сразу к Гюнтеру… Успею! Должен успеть!.. Но почему она улетает? Что произошло?» — спрашивал он себя, но эти вопросы надо было задавать самой Веронике, которая, быть может, уже сидела в самолете, отсчитывая последние секунды перед взлетом.

В здание аэропорта Кузьмин влетел, как радиоуправляемый снаряд. Понадеявшись на интуицию, он рванул вправо, налетая на прилетевших, улетающих и провожающих. Каково же было его удивление, когда у окна во всю стену, на диване, рядом с пальмой в кадке он увидел… Веронику. В дорожном скромном костюме она сидела нога на ногу и читала какой-то журнал. Сергей, еще не веря в удачу, сбавил обороты и оставшиеся до нее метры преодолел медленным шагом. Он остановился перед Вероникой, и только тогда она подняла на него глаза, в которых тут же отразились одновременно и удивление, и испуг, и тщательно скрываемая радость.

— Да, это я, — сказал Сергей. — Посмотри, там на обложке не моя фотография!

Глаза Вероники тут же потухли. Она снова уткнулась в журнал, но было видно, что ей не до чтения. Сергей сел рядом, положив локти на колени, виновато опустил голову.

— Извини. Неудачно пошутил… Я думал, не успею.

— Рейс задержали, — будничным тоном пояснила Вероника.

— А меня в спектакль ввели, — не зная, с чего начать, сказал Сергей. — Завтра выступать. Я помру на сцене.

— Не прибедняйся. Мне с утра уже доложили, что ты долго притворялся рабочим сцены, будучи Качаловым.

— Кто доложил?

— Неважно. Как дела в галерее?

— Представляешь, половина картин уже распродана. И Баум хочет заключить со мной новый контракт.

— Я рада за тебя.

— Это ты подала Гюнтеру идею выставить мои картины?

— Какая разница. Главное, теперь ты на коне. Только работай, и у тебя все будет.

— Мне ничего не надо, кроме одного: чтобы ты была у меня. Мы потеряли столько времени… Произошла нелепейшая ошибка…

— Я знаю. — Вероника положила журнал на диван. — Ты думал, что Гюнтер — мой жених, да? Я слышала это случайно в Потсдаме, сразу бросила все и помчалась в Берлин… Я знала, что ты искал меня в Питере. Я была готова поверить, что ты поехал в Германию из-за меня, если бы не твоя невеста. Я знаю, ты хочешь сказать, что никакая она тебе не невеста. Но ты повел себя так, будто не можешь выбрать: я или она. Я готова была ждать… терпеливо, когда ты наконец выберешь. И ты выбрал и довольно быстро — себя! Свои картины, свою карьеру художника, славу, деньги, богему… Вот почему я уехала из Берлина. И вдруг оказалось, что я все не так поняла: ты просто думал, что Гюнтер мой жених! Это многое объяснило. Нужно было срочно открыть тебе глаза. Возвращаюсь и что я узнаю? Гюнтер здесь совершенно ни при чем. А я себе все нафантазировала. И на самом деле нас ничего не связывает. Только дом на Фонтанке. И больше нам вспомнить нечего.