Девушка с обложки - Страница 25

Это хоть как-то успокаивало. Да, без нее все валится из рук. Да, без нее всегда плохое настроение. Но ведь до открытия — всего ничего. И неужели в самом деле он не сможет прожить без Вероники несколько дней? Чем не случай проверить?!

И вот эти несколько дней пролетели. Эпатировать публику, приглашенную на презентацию выставки, каким-нибудь экстравагантным нарядом Кузьмин не стал, хотя мысль такая была. Не надел он и фрак. Обычный темный костюм, голубая рубашка, галстук…

Что говорил хозяин галереи господин Баум, перед тем как перерезали ленточку, Сергей не понял. Но он очень надеялся, что ничего плохого. Вообще, он чувствовал себя так, будто его вытолкали на сцену, да еще в голом виде. Быть в центре внимания Кузьмин не привык. А быть в центре внимания в центре Европы и подавно. Все происходящее с ним как-то не совмещалось с реальностью. При мысли, что все это — из-за него, в голове начинало коротить.

Народу на открытие пришло не очень много. Навскидку человек пятьдесят. Но уж зато публика отборная. Женщины в мехах и бриллиантах, мужчины при золотых запонках и «ролексах».

Но… Вероники среди них не было. Зато была Лера, которую Сергей тоже (слава Богу) не видел все эти дни и даже немного беспокоился: уж не случилось ли чего и с ней. Лера пришла вместе… с господином Рицке. Это Кузьмину понравилось.

«Давай, — мысленно просил он свою бывшую невесту, — давай охмури этого красавчика с крадеными глазами. Пусть он вцепится в тебя, как ты вцепилась в меня. А уж мы с Вероникой как-нибудь договоримся…»

Лера и Гюнтер сами подошли к нему. Господин Рицке жестом подозвал официанта, они взяли по бокалу шампанского, чокнулись. Сергей и Гюнтер обменялись улыбками, комплиментами и уверениями в сердечной привязанности.

— А почему не пришла Вероника? — улучив момент, спросил Кузьмин у господина Рицке.

— Разве вы не охвачены? — то ли искренне, то ли деланно удивленно спросил он. — Она сообща с друзьями.

— Какими друзьями?

Здесь вступила Лера.

— Про шефские загородные концерты ты, конечно, слышал? Она поехала вместе с вашими артистами в качестве переводчика. Сначала отказывалась, но потом вдруг ни с того ни с сего согласилась.

— Что ты ей наговорила? — спросил Сергей, нисколько не смущаясь присутствием Гюнтера. Если он такой «жутко правильный», пусть терпит. Но правильность Гюнтера оказалась жутче жуткого. Поняв, что он третий лишний, господин Рицке тут же под благовидным предлогом отошел в сторонку.

— Я ей ничего не говорила, — мило улыбнулась Лера. — Я с ней вообще не общаюсь. Я общаюсь с Понтером.

«Может, это Ника что-то нашептала Веронике? Больше некому», — решил Сергей и тут же подхватил тему, заявленную Лерой.

— Ты хочешь позлить Веронику, заигрывая с Рицке?

Лера неожиданно рассмеялась, так что вдруг оказалась в центре внимания.

— А если мне надоело бороться за тебя? Если я переключилась на Гюнтера? — игриво спросила она. — Что ты на это скажешь?

— Флаг тебе в руки. За это от меня только «спасибо».

Лера опять рассмеялась. Сергею это очень не понравилось.

— Что ты все хохочешь? — начиная злиться, спросил он.

— Есть причина, — все так же весело ответила она.

— Какая еще причина?! — Кузьмин сдвинул брови.

— Придет время — узнаешь. И тогда мы посмеемся вместе, — последовал загадочный ответ.

Кузьмину хотелось укусить свою бывшую невесту, так он вдруг разозлился на нее. Валерия что-то знала и не собиралась ему говорить. Он в ее глазах выглядел круглым идиотом — отсюда и смех. Как разговорить Леру, Сергей придумать не успел. В зале вдруг появились телевизионщики, сразу внеся сумятицу и нервозность.

Телевизионщики набросились на Кузьмина, поставили его к стенке, где висел портрет Вероники, и стали палить по нему вопросами, на которые приходилось отвечать, не думая, настолько был задан высокий темп.

— Как вы охарактеризуете свое творчество?

— Сентиментальный постреализм.

— Вы предпочитаете голубой цвет. Это что-нибудь значит?

— Это значит, что под руку чаще других попадает туба с голубой краской.

— Кто эта женщина на портрете?

— Если браки заключаются на небесах, то это моя жена.

— Кого вы считаете своим учителем?

— Природу.

— Это ваш первый визит в Германию?

— И надеюсь, не последний.

Вопросы продолжали сыпаться. Кузьмин продолжал отвечать и, как ему казалось, удачно. Но под конец он все же сплоховал. Не то чтобы сморозил глупость… Просто соврал. Так получилось. Персональная выставка, всеобщее внимание… и вдруг вопрос:

— В качестве кого вы прибыли на театральный фестиваль?

И что, отвечать на весь Берлин: в качестве рабочего сцены? И вот этими двумя словами в один момент взять и испортить свой имидж, навредить своим картинам? А что, так и будет — навредит, — он был абсолютно уверен.

В голове у Кузьмина что-то щелкнуло, и он ответил:

— Я прибыл на фестиваль в качестве артиста.

— О, вы еще и артист, господин Кузьмин! Это замечательно. И в какой роли вы заняты?

«В главной!!!» — чуть было не выпалил он, но вовремя осадил себя, сказав, что занят в роли второго плана, но от этого не менее значительной и интересной.

— Я играю Странника.

Знал бы он, чем для него обернется эта ложь, предпочел бы ей непрезентабельную правду. Но тогда Сергею казалось, что он все делает правильно.

Расплата последовала несколько часов спустя, когда Кузьмин вернулся в гостиницу, усталый и недоумевающий: счастлив он или это в нем еще играют остатки шампанского?

Не успел он войти в свой номер, как следом за ним влетел разъяренный Оглоблин.

— Убийца! — бросил он с порога в лицо Сергея, который, схватившись за сердце, опустился на стул.

— Что… что случилось?

— Что случилось! Он еще спрашивает! Ты сорвал наше выступление!!! — крикнул Данила. — Убийца!

Обвинение в убийстве Кузьмин воспринял своеобразно. Ему вдруг представилось, что что-то случилось непоправимое с Вероникой и причина всему — он сам. Сергей вцепился в Оглоблина и чуть не затряс его до смерти, повторяя: что с ней, что?! Оглоблин, с вытаращенными глазами, потратил немало усилий, для того чтобы отцепиться от взбесившегося приятеля. Как оказалось, Сергей ошибся. Ничего такого с Вероникой не случилось.

Придя в себя после продолжительной тряски, Оглоблин, пересыпая речь ненормативными словечками, рассказал, что же произошло на самом деле и почему в том, что произошло, виноват Сергей. Из рассказа выходило, что из-за Сергея действительно срывалось выступление оглоблинцев на фестивале. И это было настоящей катастрофой.

Интервью, которое давал кабельному телевидению Кузьмин, смотрели все оставшиеся в Берлине. Этому поспособствовал господин Рицке, любезно предупредив русских, что будет прямой репортаж с открытия выставки их товарища в выпуске новостей, чем произвел настоящий фурор. То, что он в «живом» эфире, Кузьмин понятия не имел. А если бы имел, просто сбежал бы от телекамеры. Отвечая на вопросы, он свято верил, что все его невольные ляпы будут в конечном счете вырезаны. Но из прямого репортажа слова не выкинешь.

Когда дело дошло до актерского настоящего Сергея, оглоблинцы встретили это откровение с недоумением, а кое-кто и с нервным смехом. А когда выяснилось, что играет Кузьмин Странника, артист, который на самом деле играл этого самого Странника, вдруг вскочил и со словами: «Да пошли вы все!..» — покинул номер Оглоблина. Его искали и нашли только через час до безобразия пьяного и… с вывихнутой ногой.

— Он подумал, что я его с этой роли снял и назначил тебя! — закончил свой рассказ Данила. — Понял, самозванец! Кем я его заменю? Весь резерв болтается неизвестно где. Послезавтра надо играть. Кто сыграет Странника?

— Пусть выйдет на костылях, — простодушно посоветовал Сергей. — Так даже оригинальней будет.

— А на стенку он тоже с костылями полезет? У меня трагедия, а не комедия. Ну зачем ты соврал?! Зачем?! Враль!