Девушка по имени Москва - Страница 18

3. Из п. 2 вытекает, что я не посещаю разного рода празднества, дабы избежать проблем на работе и вообще с ГД.

Под праздничной чадрой имелся в виду неброский наряд – ботинки, джинсы, свитер, пиджак. Но Данила!!! Для Вас исключительно и персонально для Вашего беспорочного взора могу прихватить из дома пододеяльник на Ваш выбор:

а) розовый в «огурцах»

б) красный в «хохломе»

в) в клеточку с Молнией МакКвином

г) голубой с «котятками»

д) привезете свой.

4. А почему же одним, Данечка?! Я, конечно, могу мягко послать в нужном направлении, но чтоб глаз выбивать – такого я себе еще не позволяла.

И Вам хороших выходных, и одевайтесь потеплее, а то я как-то расклеиваться начинаю, и все из-за обманчивой погоды и легкой формы одежды дамы тяжелого поведения.

НЬЮ-ЙОРК: Вы забываете, что я из разведки. На самом деле, все просто, как четыре копейки, хватило рассказа про Софью Ковалевскую.

МОСКВА: Вот как. А вы внимательный. Люблю внимательных мужчин. Точнее, хочу любить, но все еще не встретила, а пора бы, а нужно бы. Хотя я никогда не знаю, что мне нужно.

НЬЮ-ЙОРК: Ты знаешь, что тебе нужно?

МОСКВА: Нет.

НЬЮ-ЙОРК: Тебе нужен тот, кто знает.

МОСКВА: Теперь точно не усну. Слишком передоз витамина «Данила».

НЬЮ-ЙОРК: MOSKOW never sleeps. Тем более у меня все еще день.

29 СЕНТЯБРЯ

МОСКВА: Данила! Добрый день. Хотя вру. Спать хочется.

НЬЮ-ЙОРК: Ваша правда. Погода такая серая, что все время хочется спать, с тобой, на ярких простынях.

МОСКВА: Ого, Даня, вот чего не хватало, чтобы проснуться. Предложения.

МОСКВА: Добрый вечер, Данила. Чувствую, Даня вам не очень нравится. Подняли меня, мое настроение, потом замолчали на целый день. Видимо, дела.

На чем я остановилась, умеете Вы настроение поднять, прям волшебник – я же в 18 думала – вырвусь из отчего дома, остригу русу косу и покрашусь в какой-нить кислотный цвет, одевалась я в самом деле «по-попугайски» – знакомые ласково называли Радужкой, но до волос руки не дошли, думаю, все впереди – в 60 буду с внуками на одной волне – обстригусь, волосы в рыжий цвет покрашу, татуху набью себе, открою магазинчик для души с вещицами ручной работы или в библиотекари пойду работать.

НЬЮ-ЙОРК: Класс! А волосы желательно покрасить в фиолетовый цвет и… – в библиотекари. Я тоже в универе был «законодателем» мод. Я тогда еще в Москве жил. На волне моды на СССР, Ленина, перестройки и т. д. В общем, имидж у меня был такой: джинсы, дядькино пальто с приколотым на лацкан значком Ленина и кепка с околышком и лакированным козырьком. А в околышке – звезда горит. То бишь солдатскую звездочку вмонтировал. Несколько раз в метро в те годы встречал последователей такого наряда. А всё от отсутствия денег, возможности купить что-то и естественного желания выпендриться. В руках обязательно затертый пакет с «Аббой» или «Бони ЭМ». Пакеты никто не выбрасывал, они долго ходили по рукам. Их затаскивали до дыр, а потом еще можно было загнать за какие-то деньги. И ушитые в обтяжку штаны. Благо дома у мамы была швейная машинка, такая с педалями, я руку набил и всех своих дружбанов обшивал, кому лейбл фирменный, кому ушить.

МОСКВА: Отсутствие денег и желание выпендрица пробуждало смекалку и фантазию!!! Вы представляете – во всей Москве вас было трое!!! И у Вас были джинсы!!!

Пыталась сопоставить, в чем я ходила в те годы… счастливое детство было!!! Козы, бычок Мишка, собака Черныш, и, может, я и донашивала вещи за братом, но была счастлива, гоняла с пацанами в футбол, бегала босиком по снегу, а знаете, какой вкусный чай из только что собранных луговых трав, заваренный в котелке на костре, и хлеб с салом!..

МОСКВА: Упс!!! Отправила случайно, и мысль не закончила, и орфографию не проверила… стыдно… читать читаю, но правописание мое это не улучшает.

НЬЮ-ЙОРК: «Oops! I did it again!»

Сонечка! Не переживайте, не ошибается тот, кто ничего не пишет. Ошибаясь, мы приобретаем опыт, дорого, конечно, но зато сразу в собственность и с правом наследования.

У Вас, видимо, как у того Ленина со значка, словам тесно, а мыслям просторно. Хочется побыстрей выразить нахлынувшие мысли.

Вы даже не представляете себе, как приятно прийти домой, отрезать арбуза и погрузиться в наслаждение от чтения Вашего творчества.

Вот уже и на меня нахлынули воспоминания. Батон белого хлеба, слой масла и варенье или мёд, вот оно – пирожное, вот она – вкуснотища! А суп из пакета, сваренный в котелке с пацанами на рыбалке…

30 CЕНТЯБРЯ

МОСКВА: Доброе утро, Данила!

СЧАСТЛИВЫЕ мы с вами люди, КАКОЕ ДЕТСТВО!!!

Арбуз!!! Это ещё более раннее детство и ещё более счастливое – Узбекистан – город Самарканд – ул. Ленина – дом не помню; военный городок в два дома; во дворе айва, которую мы съедали ещё зеленой; самса по 1 рублю с пылу с жару; арбуз с лепёшкой у отца в мастерской…

НЬЮ-ЙОРК: Перестань, Софа. Щас расплачусь, как тот грузинский еврей из «Мимино», прямо в трубку.

Арбузы!! По выходным мы с пацанами ходили подработать на рынок. Туда приезжали фуры с арбузами из Узбекистана и Астрахани. Сладкие, как мёд. Мы их разгружали. Заработаем что-то, еще и арбузов прихватим. Праздник! Дармовые – они еще слаще.

МОСКВА: В детстве, наверное, всегда так – деревья выше, помыслы чище, ощущаешь всё более остро и живее; больно – значит, плачешь, смешно – смеёшься, обидели тебя или друга – дерёшься, и плевать, что скажут окружающие, и нет страха, страха того, что тебя предадут.

А сейчас взрослые вроде люди, физически сильные (некоторые даже в тренажёрку ходят), умом не глупые, а боимся, боимся сказать правду – родному человеку, начальнику, другу, боимся даже чувствовать, и вот это страшно, это мнимое чувство «силы» – я держу всё под контролем, я принимаю решение, я… я… я и нет предлога «мы», ведь так проще…

НЬЮ-ЙОРК: Все так, Соня. Именно поэтому мы частенько на «вы». «Вы» – та самая безопасная дистанция.

МОСКВА: Данила! Вы извините, что я о грустном, но «незнакомому» человеку, наверное, легче выговориться, сейчас период просто такой переломный, так сказать, когда наступает предел прочности и ломаться никак нельзя, в крайности впадать уже хватит и права на ошибку нет, а это сложно для человека, у которого первое слово было не «мама» или «папа», а «я сама», и в свои 29,5 надо учиться быть слабой, ну и далее, как в том эссе «про женскую силу».

Буду благодарна за анекдот, а то я, как всегда, начала за здравие, а закончила за то самое.

12.00

Словно пароходы у порта, фабрики и заводы коптили небо. Трубы жадно курили вейп. В общественных местах курить запретили. Когда же люди поймут, что атмосфера – это тоже общественное место? Пойми они это, перестали бы травить друг друга. Миру стало бы легче дышать.

Вонючая парадная Волоколамского шоссе. «Надо было садиться в Домодедово и заходить с Каширы». От свалки несло вороньем и мусором. Запах распада был тлетворный, будто завалили кого и, пытаясь похоронить, так и не смогли закопать как следует. Стоило только зевнуть, как за лесом потянулись бесконечные спальные районы, будто долгая прихожая коммунальной квартиры, забитая всяким плановым хламом по пути к кухне, гостиной, по пути к центру. Немного фонило от Митино, куда собирали ворованный металл и электронику со всех заводов, запазух, карманов и фабрик. Еще несколько взмахов и – МКАД.

Наконец-то Третье кольцо, этот брак по расчету Москве был необходим как воздух. Хоть как-то облегчить ее жизнь, избавить от бытовухи, привести себя в чувства. Точнее сказать – то, что от них осталось. Петропаша вспомнил все ее кольца. Первое – Садовое, когда замуж выходишь по глупости, второе – Бульварное, по любви. Пожалуй, это путешествие по Бульварному кольцу самое романтическое из всех. Петропаша невольно пролетел над бульварами: Гоголевский, Никитский, Тверской, Страстной… Сколько страсти было в этих прогулках, сколько зеленой листвы, исписанной стихами и смс-ками, сколько асфальта, вымощенного поцелуями… Бульварное кольцо с высоты вовсе не было кольцом, а скорее подковой на счастье, оброненной у Москвы-реки.