Девушка из кофейни - Страница 2

Чувствительная Юля прослезилась.

– Так выпьем же за то, – победно изрекла Манана, – чтобы и в наступающем году нас ждало много хорошего!

И мы наконец выпили.

До Нового года оставалось два дня, и я даже представить не могла, что со мной случится в эти последние дни декабря. А между тем Белая Дама уже придумала свою историю, в которой отвела мне и ему главные роли. Завтра я пойду к ней и встречу там…

Но обо всем по порядку.

Симпатичная барышня попросила латте-маккиато, молодой человек за ней, заказал эспрессо кон-пана. Для меня до сих пор эти названия звучат, как любимая музыка: эспрессо-романо, эспрессо-корретто, эспрессо-доппио, капучино, латте, фрапе.

Я – бариста[1], специалист по приготовлению кофе, кофейный сомелье. Думаю, что я неплохой специалист, хотя до высшей ступени – кофейного мастера, доктора кофейных наук, композитора кофе – мне пока далеко. Что ж – есть к чему стремиться. Главное, что я люблю эту работу, и только в «Экипаже» я наконец почувствовала себя на своем месте.

Говорят, что тот, кто утром идет на работу с радостью, а вечером с радостью возвращается домой – счастливый человек. Выходит, мне до счастья осталось всего ничего – разобраться с вечерами. По утрам я иду в «Экипаж» с огромной радостью. Здесь все – каждая мелочь, от марки кофемашин до дизайна сливочников – выбрано мною.

Я сама искала поставщиков лучшей арабики и вместе с Мананой утверждала кондитерское меню. Я головой ручаюсь за качество наших десертов – в них нет никакой химии и суррогатов. Все абсолютно свежее: лучшие какао, орехи, сметана, сливки, сливочное масло, фрукты, плюс волшебные руки и желание доставить людям радость.

Думаю, что общими усилиями нам удалось создать такое место, где нам самим хорошо, а это непременное условие для того, чтобы здесь нравилось посетителям. А ведь еще недавно ничего не было – на месте кофейни была дешевая рюмочная, а в моей душе – выжженная пустыня.

Мотор, стоп-кадр. Назад в прошлое.

…Депрессия – это когда ты просыпаешься утром, а вставать не хочется. Вообще ничего не хочется – есть, причесываться, смотреться в зеркало, гулять, работать, дышать. Короче – категорически не хочется жить. Депрессия – это когда ты превращаешься в неуравновешенную неврастеничку и можешь расхохотаться вдребезги демоническим смехом (мол, ха-ха! вот такая я!) и тут же разрыдаться – я-то такая, но жизнь моя кончена. Депрессия – это когда твое состояние вызывает опасение у окружающих, потому что ты сидишь неподвижно и пялишься в одну точку недобрых два часа, а это, согласитесь, как-то странно и не вяжется с поведением здравомыслящего человека. Депрессия – это когда тебя перестают приглашать в компании, поскольку люди боятся чужого несчастья, думая, что оно заразно, как простуда, а также того, что ты испортишь им праздник безнадежно похоронным видом. Депрессия – это ощущение тоннеля, по которому едешь и едешь, а выхода все нет, и даже искать его бессмысленно. Депрессия – это жизнь после того, как тебя бросил любимый человек.

Я впала в депрессию после мучительного разрыва с любимым мужем Славой. Меня накрыло ею, как лавиной или торнадо. Целыми днями я лежала в постели и задавала себе один и тот же вопрос: «Где и в чем я ошиблась?»

Однажды я задала этот вопрос своей подруге Рите, и та сказала: «Ника, а почему ты ищешь причину в себе? Почему бы не допустить мысль, что это не твоя вина, а просто твой Славик – козел и недоделанный му…?!»

Признаться, меня озадачили ее слова. Я привыкла во всем винить себя. Вполне возможно, что зря. Потому что, вообще говоря, это скверная привычка. Похуже, чем грызть ногти…

Со Славой мы познакомились пять лет назад. Тогда я переехала к нему в Москву. Поначалу наши отношения были, как кофе ристретто, обжигающий, заставляющий биться сердце, кофе, который опрокинешь залпом и потом не продохнуть – слишком крепкий. А потом они стали напоминать растворимый кофе, то есть что-то ненастоящее, фальшивое. Знаете, я очень не люблю растворимый кофе, с моей точки зрения – это вообще не кофе, а его подделка, суррогат, и честнее было бы так и писать на банках – кофейный суррогат. Вот и наши отношения со Славой в какой-то период, незаметно для меня самой, стали суррогатом.

Но это я сейчас понимаю, а тогда ничего не понимала и не замечала. Потому что любила. Я так любила этого мужчину, голубоглазого блондина с двумя высшими образованиями, ростом метр восемьдесят и нордическим, выдержанным характером, что уже не могла увлечься в жизни чем-то другим.

С тех пор как мы стали жить вместе в гражданском браке, я превратилась в отчаянную домохозяйку – ушла с работы, сидела дома и обустраивала Славин быт. С первого дня семейной жизни так повелось, что все было на мне. В принципе обязанности по дому не казались мне тягостными – в конце концов, для любимого мужа ничего не жалко, даже жизни.

Я очень старалась быть хорошей хозяйкой – вот, скажем, Слава любит не обычный жареный картофель, а запеченный, но не простым образом – а картофель «по-боярски» с творогом и в сливках. И ничего, что мне на эти «боярские» амбиции приходится тратить лишние полчаса – я о себе-то и не думала. Все только Слава, Слава. И обед из трех сложносочиненных блюд сообразить, и стол красиво сервировать, накрыв его белой накрахмаленной скатертью, а не клеенкой, и на десерт исхитриться приготовить что-нибудь изысканное, чтобы любимый мужчина остался доволен, – а как же иначе? Мой всегдашний пунктик – я все время стараюсь все сделать идеально, перфекционистка несчастная.

Прибрать, поднести, развлечь, сделать мужу массаж и, кроме того, соответствовать его ожиданиям. Оказывается, худшее, что может сделать женщина – во всем слушаться мужчину.

Например, раньше мне часто приходилось слышать от знакомых, что я смешная, естественная, искренняя, ведь я даже в самом плохом стараюсь видеть хорошее и считаю, что правдивость и доверчивость, пусть даже переходящая в наивность, – в сущности, неплохие качества. Но Слава меня все время ругал за подобную «глупость», его раздражала моя смешливость. Как-то он даже сказал, что у меня дурацкая, словно бы «приклеенная к ушам» улыбка. И в конечном счете я отклеила улыбку, спрятала ее в карман и вообще перестала улыбаться, превратившись в хмурую затюканную женщину – то, что надо.

По пунктам далее. Ему не нравилось, как я одеваюсь – «слишком пестро!». И стоило мне хоть раз изменить выбранному Славой черно-бело-элегантному дресс-коду – ну, там, цветочки или, хуже того, полоска, клетка, или – боже упаси! – джинса, как муж сразу закатывал глаза, беспомощно вздыхая: «Ну что это такое, Никусь?» После чего Никусь сникал и забрасывал веселенькое платьице в цветочек куда подальше от Славиных придирчивых глаз. И постепенно мой гардероб стал похож на гардеробчик распорядителя похоронами – все такое черное, очень сдержанное, стильное, но какое-то одинаковое и невыносимо скучное.

Слава все время понижал мою самооценку. Как будто это было главной задачей его жизни. Смешно даже – ну что, у него других дел нет, что ли? Когда я делала новую прическу, он мог ничего не сказать, но так посмотреть, что я готова была провалиться от стыда или оторвать себе голову, которую, как считал Слава, эта прическа совсем не украшала.

Следующий предмет для разногласий – фигура. Дело в том, что я совершенный не модельный типаж. Ну, просто ни одной ногой в современные стандарты красоты не вписываюсь. Может, так звезды встали в момент моего рождения или генетика подгадила, но только я от природы, увы, пышная фемина сорок восьмого размера с определенной перспективой с годами примерить пятидесятый. А мой Слава заглядывался на модельных девушек и не считал нужным это скрывать. Я честно пыталась худеть, «сушилась», превращаясь в бледную заморенную тень прежней Ники, но результат моих титанических усилий был недолгим – я снова возвращалась к привычному ненавистному размеру.