Девственница - Страница 11

И восстал опять Санек.

... Черт-те что. Другая девка, что телок молочный, а не стоит и все тут.

Он оглядел комнату - пусто. И хмырюги нету. Наверное, все на кухне похмеляются.

Санек вышел на кухню, там за столом сидели Марина и бабка. Перед ними стояла бутылка водки, закуска, кипел на плите чайник. Было светло и солнечно. А на кухне атмосфера стояла мрачная.

- Чего это вы одне? - спросил удивленно Санек, ожидая увидеть веселую компанию.

- А тебе кого не хватает? - с иронией спросила Марина.

Санек смутился:мне всех хватает, просто где остальные?

- Кто "остальные"? - привязалась Маринка, и Саньку показалось, что в глазах у неё мелькнули злые огоньки.

- Твой, этот, как его, Славик, что ли? (Санек действительно забыл имя Шурика), девчушка-подружка, евонная, что ли? (Санек решил все карты спутать, вроде бы он - лох и ничего не понимает).

- Не мой и не Славик, а Шурик, как и ты. Только ты Санек, по-деревенски, а он по-благородному - Шурик (Марина злилась на Шурика, что он так незаметно утек, она тоже собиралась несла-бо провести сегодняшний свободный день. Бабку бы отправила к соседке, Санька к чертям и валяться с Шуриком целый день на тахте. Так ведь утек). А подружка моя вовсе не его, а просто моя знакомая, а что? Понравилась? - вдруг прозорливо спросила Марина.

Санек покраснел и вспотел. Вот, зараза, ну и мозги у нее. Надо как-то сбрехать... А может, сказать сейчас все?

Бедный Санек! Мучительные размышления так отразились на его лице, что Марина расхохоталась: вижу, вижу, понравилась! Она всем сначала нравится, а потом, как с ней помямлишь часок, так не знаешь, куда бежать. Давай лучше опохмелимся, братик, веселее будет! Я не люблю, когда, как воры, из приличного дома, из гостей уходят. Без воспитания. А этого нам не на-а-да, верно, Санек?

Санек пробормотал, что, может, и верно, однако девчушка ему понравилась, и он решил точно на ней жениться.

Бабка и Марина онемели.

Марина встряхнулась, чтобы придти в себя:слушай, ты, чмо, а она-то собирается за тебя замуж? (Тут в ней заговорила "городская" кость, Санек деревня. Еще чего, - будет здесь проживать!)

Но Санек не сдавался: а чего за меня не пойти? Я в армии специальность приобрету, деньги у меня есть, тетка на мое имя положила да и Пеструху продала! Я понятливый, подумаешь, скоро помоднее твоего Шурика буду!

Марина сдалась, да и неинтересны ей были Саньковы бредни, тем более, что он сегодня уезжает в Волок, а завтра: ту-ту! - в армию на два года.

А бабка заинтересовалась:чего это ты, Санек, вдруг сказился? Зачем она тебе худыщая да лядащая, в Супоневе что, девок мало? Ты, парень, что? Али с ней побывал?

Марина вскинулась: Палага, да ты совсем сбрендила! Где это он с ней "побывал"? Ты что, на старости по сексу поехала?

Пелагея обиделась: Ты, Маринка, неуважительная. Жалею я, Санек, что не тебя, а её сюда взяла. Жил бы сейчас, как царь, а она бы пусть на ферме лоила!

Санек выпил и расстроился: вот вы, бабаня, что наделали! Я там загибаюсь, а вы тут жируете и теперь ещё жалеете, что Маринка не такая. А что, я такой бы был? На вас не угодишь, вот что я скажу.

- Это на меня-то, на тихую, не угодишь? Да кто бы стал такие матюгальники терпеть, какие я от Маринки слышу, да кто бы её мужиков терпел?

Дальше бабка не продолжила, потому что почувствовала: далеко зашла, при Саньке-то Маринка удержится, а вот потом поддаст ей хорошенько.

Марина пошла в раздрыг: после такого вечера, светского, сек суального, слушать эти деревенские бредни - сил нет, и она заорала:да заткнитесь вы, так вашу мать! Надоели! А ты, Санек, давай, сваливай, тебе завтра на пункт, а ты тут пьешь, как лошадь! А бабаня сама сто очков всем даст, попомни мое слово! Нам с ней разъезжаться надо, вот что! (Марина знала, куда бить - бабка жуть боялась отправки её в деревню).

- Да ладно, ладно, тебе, Маринка, уж и сказать под винцо ничего нельзя, сразу ф-фырь, как лошадь норовистая, - закудахтала бабка.

Но Санька был прост, как правда:

- А что, бабань, приезжайте в деревню, там у тетки хорошо, меня не будет, дядька Иван опять сидит.

- Ну-у? - Удивилась Пелагея, она так и не спросила Санька о деревенских, и теперь ей было стыдно.

- Вот вам и "ну". Помахался, пьяный, с Серым, чего-то они не поделили и дядька Серого под ребро ножичком - чик...

- Уби-ил? - взвыла Пелагея.

- Да нет, только так, поранил. Но в милицию забрали, а того - в больницу, теперь тетка одна и ребята подросли. Вот и будете там вдвоем с Лариской. Хорошо!

У Марины заблестели глаза: а что? На время, пусть воздухом подышит, от моих гостей отдохнет, да и мы с ней друг от друга...

Пелагея почуяла недоброе:нет, Санек, тяжела я стала, уж тут доживу как-нибудь. Там, поди, у вас и жрать-то нечего? Кромя своего.

- Конечно, - обиделся Санек, - у нас разносолов нету. Чего уж. Мужики пьют, бабы на ферме ломят, все, как раньше, ничего хорошего. А то, если захотите, я скажу тетке?

Марина хлопнула ещё рюмку: это дело надо обмозговать, Пелагея надоела ей. И приходиться считаться с тем, что в однокомнатной квартире живет с тобой старуха и осуждает твой образ жизни.

- А чего мне, - уже серьезно беспокоясь и злясь, что её так крепко отсюда выпирают, отрезала Пелагея. - Ты женишься, пока свою избу поставишь, мне где деваться? Я-то Ларискину избу хорошо знаю, чего там есть: зала да кухня, да пристройка холодная. А дети пойдут, из меня няньку бесплатную сделаешь? Походила я в няньках-то, всюю жизнюю. Досыта!

Санек опять разобиделся: да вы что, чего это я вас в няньки заберу? Да и не женюсь я тама. Женюся здеся, сказал - на этой, подружке Маринкиной.

- На лядащей? - усмехнулась ядовито бабка.

- А что, Маринка, не лядащая?

- Теперь такая мода, дурни вы обои, - сказала вдруг Маринка совсем по-деревенски. Это случалось с ней, когда она напива-лась или очень злилась, себя не помнила, вот тогда пробивалось а это, - не свое, наносное, - уходило, будто и не было.

Замолчали и выпили еще. За Санькин отъезд, службу и возвращение.

Совсем уже были все хороши, и подошло время песни. И запели. Любимую.

"... Летят утки-и-и и два гу-уся, ой"

(Это вытягивала Маринка, в своих городских компаниях она тоже эту песню пела и имела бешеный успех: пела истово, тоже по-деревенски).