Девочки.Дневник матери - Страница 59
Саша Раскина».
Из редакции ответили:
«Дорогая Саша, не волнуйся: этот мальчик не может вырасти фашистом — ведь он живет в нашей Советской стране. С уважением, и т. д.»
4 октября 54.
Мы с Сашей спросили у Бориса Дорошенко — согласился бы он первым полететь на луну?
Он ответил горячо: — Ну, конечно! Как можно спрашивать?! Это было бы такое счастье!!!
Саша:
— А я бы побоялась. В мировом пространстве, без мамы — бр-р…
Саша:
— Досталась бы мне плохая мама — вот был бы номер!!!
— Мама, ну до чего же хорошо, что ты не красишься! Ну до чего же хорошо!
Галя сейчас живет на Сретенке. Когда она приходит, Саша не спускает с нее влюбленных глаз. Уходя, Галя удостоивает Сашу поцелуя, чего тоже прежде никогда не бывало. Вот уж поистине — врозь скучно…
Сашка начала и не закончила письмо Изе:
«Ты говорил, если дернут за косу, нужно стукнуть. Но ведь я сижу на первой парте, а перед партой стол — а за столом учительница. Если дернут, то я не могу стукнуть, потому что заметит Валентина Николаевна, и пожаловаться не могу, скажут — ябеда. Что же мне, так и терпеть все время?»
Нынче один парень стукнул ее по очкам — едва не разбил. Эх, ма.
— Если б не Галя Людмирская, я хотела бы перейти в другую школу.
8 октября — Шуре 40 (сорок) лет.
9 октября 54.
Галя написала в факультетскую стенную газету такую заметку:
«На днях я шла с одной девушкой из нашей группы. Не помню, о чем шла речь, но она вдруг сказала: “Не люблю евреев, они все такие предатели!”
К стыду своему должна сказать, что я так опешила, что даже ничего не возразила ей. Но забыть об этом разговоре я не могу. Ведь девушка эта комсомолка и будущая учительница.
Мой отец (да и не только мой) погиб на фронте. Он был русский, и он отдал жизнь за то, чтобы все люди дружили между собой без различия национальностей.
Неужели же наши отцы погибали в борьбе с фашизмом для того, чтобы мы носили в себе его бациллу?
Я не называю имени этой девушки. Ведь дело не в том, чтобы объявить ей выговор, а в том, чтобы она задумалась над своими словами, над своими мыслями, над тем, как она будет растить и воспитывать детей».
Заметку не напечатали.
5 ноября 54.
Саша:
— Нечестно все-таки поступают писатели! Сначала говорят:
учитесь, для вас главное — учиться, а на фронте без вас обойдутся. А когда кто-нибудь из ребят убежит на фронт, его потом и хвалят, и прославляют, и говорят: «… он иначе поступить не мог!» Нечестно, все-таки.
Саша, мне:
— Ах, ты моя Забава Путятишна!!!
Саша:
— Удивительная ты, мама: каждый день умываешься до пояса холодной водой, хоть никто не заставляет! По своей воле! Чудная ты!
Саша:
— Если бы у меня был дар гипноза, — ох, я бы и злоупотребляла!
— А что бы ты делала?
— Не выучила бы урока, стала бы глядеть на учителя и внушать: не спрашивай! не спрашивай! А если выучу: спроси! спроси!
Саша:
— Мама, почему тетя Ира так сказала про Вову: «они мне могут мальчишку сломать» — почему это сломать? Как это?
— Ну, если бы наказали несправедливо — могли бы сломать, ну, понимаешь — обидно бы ему было, горько.
— И я могу сломаться? Нет, я не могу. Вот мне плохо, вот мне страшно — а ты подойдешь, поцелуешь — и все сразу пройдет. Нет, я не могу сломаться.
24 февраля 55.
Саша:
— Мама, я разочаровалась в Ошанине.
— ?
— По радио передавали его песню, велели выучить. Вот послушай:
26 февраля 55.
Галка сдала первую сессию.
Аналитическая геометрия — 4.
Физика — 5.
Математический анализ — 4.
Слова всё какие!
Галя пошла в поход — на 10 дней.
Вместо того, чтоб дышать — смеется.
— Мама! Я ватник купила — на свою стипендию!
12 июня.
Сашка уехала в Ленинград к бабушке Вале. Перешла в 7-й класс.
29 июня 55.
Саша, возвратившись из Ленинграда: — Мама, тебя тетя Нина Дьяконова любит — ну, дальше некуда. А ты ее?
— Я тоже.
— Ну вот, я рада, а то я не люблю, когда один любит, а другой в ответ — нет.
Помолчав:
— А есть такие вещи, которые ты ей рассказываешь, а мне — нет?
— Есть.
С обидой:
— Почему?!
— Потому, что тебе еще не всё по зубам.
— С тех пор, как я чищу зубы — мне всё по зубам!!!
Запись из дневника Наташи Долининой[59]:
«Прошел дождь. Окно открыто, и стало холодно. Костя его закрывает. Юрка сквозь слезы:
— Открой! Открой, папа, ведь пахнет!
Костя:
— Что пахнет?
Юра:
— Пахнет! Улица пахнет!
Костя:
— Чем, сын?
Юра:
— Какой-то брюквой!»
Хорошо как!
8 июля 55 г.
Мы в Риге.
Галка скоро приедет. Она в подмосковном походе.
12 июля 55.
Марина Адамян (20 лет):
— Саша, у тебя красивая сестра?
Саша:
— По-моему, красивая.
Марина:
— А как люди говорят?
Саша:
— Люди говорят по-разному.
Молчание.
Марина:
— У твоей сестры много поклонников?
Саша, сухо:
— У моей сестры много товарищей.
Чуть погодя:
— А что лучше — товарищи или поклонники?
Марина:
— Как когда!
Саша:
— Мама, по-моему, в моей голове уже все понятия правильные, и испортить меня уже нельзя.
Саша:
— Мама, ты — веточка, а мы с Галей на тебе листочки.
— Что-то непохоже.
— Галя непохожа, потому что она уже сама по себе. А я — похожа.
Послесловие Александры Раскиной
На самом деле дневники эти ни в каких особенных пояснениях или дополнениях не нуждаются: они самодостаточны. Да и не много можно сказать в журнальном послесловии. Но что-то сказать попробую.
Поговорю чуть-чуть о том, как мама справлялась с моей «советскостью» вплоть до 1953 года. Лидия Корнеевна Чуковская рассказывала мне, что ее моя правоверность прямо-таки ужасала, и она однажды спросила у мамы: «Фрида, когда вы рассчитываете разбить Саше голову?» А мама ответила: «Не надо будет разбивать: она сама всё поймет». Откуда эта уверенность? Расскажу такой случай. Однажды в 4-м классе (конец 1952 г.) прихожу я из школы и говорю: «Мама, нам велели сделать доклад о великой дружбе». В этот день на уроке учительница велела нам привести пример великой дружбы. Нина С. встала и сказала: «Саленко и Яснопольская» — были у нас в классе такие две девочки. Ну что говорить — учительница эту Нину бедную чуть не убила. Так что дело это было явно серьезное, и я не хотела ударить в грязь лицом.