Детство в девяностых (СИ) - Страница 30

За зарослями ветлы, наконец, показалась изба бабы Нюры. Каким маленьким и дряхлым выглядел теперь этот дом! Даша бросила взгляд на крыльцо деда Игната, на котором, бывало, сидела Кристина, а Даша читала ей свои стихи. Теперь крыльцо это покосилось, а к полусгнившим ступенькам было не пробраться сквозь толщу репейника и давно не кошенной крапивы.

С другого крыльца, кряхтя и опираясь на палку, вышла баба Нюра. Она ещё больше постарела и, как показалось Даше, усохла и стала меньше ростом.

— Какая большая выросла… Прям невеста… — глядя на Дашу, прошамкала баба Нюра беззубым ртом.

Она троекратно, по обычаю, расцеловалась с Дашиными родителями.

— Ну, ташшите тюки на мост да идите в избу… Энти-то спят ишшо…

— Ба, а почему у деда Игната так крыльцо заросло? — спросила её Даша, — Не косят они его, что ли?

Баба Нюра не сразу ответила, уставившись в пространство выцветшими глазами.

— Помер он, Игнат-то… В позатом году аккурат на Сретение схоронили…

— А тёть Наташа?

— В город подалася.

Невесело стало Даше от этих новостей. Хотела было спросить у бабы Нюры про Володьку, но так и не решилась. Да и что баба Нюра могла про него знать? Дембель-то только в сентябре у него будет…

Даша поймала себя на том, что при мысли о Володе ей почему-то становится неловко и неприятно. Словно испоганена, навсегда загваздана чем-то нехорошим та прежняя, чистая ниточка, что связывала её ним.

Она поморщилась и поспешила переключить свою мысль на другое. Видимо, понимала в глубине души, что сама, своими же руками, по глупости замарала любовь свою…

Глава 56

Помимо Даши и её родителей, в доме бабы Нюры, как всегда, собрались и другие её дочери. Приехали, как обычно, тётка Людмила с Лариской, правда, уже без дяди Лёни. Тётя Люда уже второе лето подряд неохотно и с затаённой злобой в голосе говорила, что он в рейсе и что ему не дают отпуска; но все молчаливо догадывались, что произошло на самом деле, и что из этого «рейса» он теперь уже вряд ли когда-нибудь придёт.

Валентина тоже находилась в деревне — с маленькой годовалой дочкой Сонечкой. Сонечка ходила в памперсы и хныкала днями и ночами, никому не давая толком выспаться, чем вызывала глухое раздражение окружающих.

Особенно выбешивалась тётка Людмила. Когда ребёнок капризничал особенно громко, Людмила шипела на Валю с перекошенным от ярости лицом:

— Слушай! Заткни свою писклю! А то я её об стенку расшибу!!!

— Только тронь моего ребёнка! — кричала Валя со слезами в голосе.

Однажды конфликт достиг своего апогея. Под громкие вопли Сонечки Людмила и Валентина набросились друг на друга с кулаками, вцепились друг другу в волосы.

— Гадина! Сволочь! Ты мне всю жизнь поломала, зараза!!! — зверем ревела Людмила, валтузя сестру, как крысу.

— Пусти!!! — плакала Валя, — Это ты сломала мне жизнь, это из-за тебя я мать-одиночка!..

— Шлюха ты, а не мать-одиночка! И ребёнок твой выблядок!

— Рот свой поганый закрой!!!

Рассвирепев, Людмила повалила её на кровать, начала душить. Баба Нюра, наблюдавшая эту сцену, вжалась в угол, плакала, беспомощно махая руками:

— Да что ж вы такое творите-то, ироды! Бога вы не боитеся!

Людмила отпустила руки от сестры, задыхаясь, зло прохрипела:

— В тюрьму из-за тебя, суки, садиться не охота…

Лариска сидела на крыльце, плакала, уткнувшись лицом в коленки. Даша стояла рядом, машинально ковыряя ботинком землю по детской привычке.

— Теперь я понимаю, почему мама не по любви замуж выскочила… — пробормотала она.

— Да не существует её, любви этой, — отвечала Лариска, шмыгая носом.

Плохо было в доме бабы Нюры. Плохо было и старикам, получившим на старости лет вместо долгожданного покоя и благоденствия один позор на свою голову. И молодым, с поломанной судьбой, варящимся в ядовитом соку гнева и ненависти друг к другу. И девочкам, Даше и Лариске, ещё таким юным по возрасту, но повзрослевшим в душе на триста лет — было плохо и горько, словно они полыни наелись.

А журавли тоскливо кричали с дальних болот, возвещая скорую осень. Осень, горькую и серую, длиною в целую жизнь.

Глава 57

Лариса, после той роковой ночи два года назад, замкнулась в себе окончательно. За два года, что не видела её Даша, она тоже, как и баба Нюра, как-то морально высохла и уменьшилась в размерах. Уж не ходили больше к ней на крыльцо подружки, не звали её, как прежде, с собой в клуб. Впрочем, Валеркины друзья тоже исчезли с горизонта; всех их, включая самого Валерку, забрали в армию вслед за Володей. Всех — кроме Артура; поговаривали, будто он женился на Ирке Ромашовой и у них родился ребёнок…

В тот день на дворе было дождливо. Тётка Люда с утра уехала в райцентр за билетами, Валя ушла с Сонечкой к кому-то в гости. Даша и Лариса сидели на полу, на пестрядинном половике, скуки ради перебрасывались в картишки. А за перегородкой в кухне кашеварила Галина; бурлила у неё в кастрюле, закипая, картошка. Поднимался от кастрюли горячий пар, оседал белым туманом на засиженных мухами окошках.

— О, шанс элизе… — машинально подпевала Лариска в тон бурчащему на стене радиоприёмнику, — О, шанс элизе…

Но в пении её уже не было того задора, того восторженного артистизма, с которым пела она когда-то давно, будучи ещё девочкой, полной счастья и надежд, и не познавшей ещё тогда горечи предательства и разбитого сердца.

Хлопнула дверь в сенях. Вслед за этим почти сразу же громко-требовательно вякнула Сонечка; очевидно, тётка Валя вернулась из гостей. Услышав детский писк за дверью, Даша вдруг поморщилась и недовольно цокнула языком:

— О, ну всё! В карты нам теперь доиграть спокойно не дадут…

— А кто-то так хотел сестрёнку, — ехидно поддела её Лариса.

— Я же не знала, что эти дети такие противные, — отвечала Даша, — Теперь уже точно не хочу…

Валентина, между тем, уже вошла в избу и сразу же направилась на кухню, за перегородку.

— Слушай, Галя, что я тебе сейчас расскажу… — понизив голос, произнесла она, — Заходила я к Кочемарской Алевтине…

Даша и Лариса, оставив карты, все превратились в слух.

— Атя-тя-тя-тя! — громко залепетала Сонечка, заглушая разговор взрослых.

Даша заскрипела зубами от досады. Отметила про себя, что даже в чём-то понимает, почему тётку Люду так бесит этот ребёнок. Из-за этой мелкой пискли она теперь не услышала самого главного!..

— Дело тёмное… — тихо, чтобы не слышали девочки, продолжала Валентина, — Не то в Чечне этой его убили, не то сам в себя из автомата стрельнул…

— Да ты что!.. — шёпотом ахнула Галина, — Вот несчастье-то!..

Дашу как будто толкнули в грудь с размаху. Напрочь забыв о конспирации, она вскочила и стрелой понеслась за перегородку.

— То, что вы сказали, это правда? Володя… — она с усилием произнесла это имя, — Володя убит?..

По тому, как и мать, и тётка синхронно опустили глаза, Даша сразу всё поняла.

Лариса продолжала сидеть, где сидела, сосредоточенно тасуя колоду карт. Она тоже всё слышала. Но лицо её оставалось непроницаемо, и Дашу эту взорвало.

— Он убит, — глядя на неё в упор, сказала Даша, словно смакуя это слово.

Лариса встретила её взгляд. В льдистых глазах её мелькнула ярость.

— Что?.. Что ты на меня так смотришь? — крикнула Лариска, — Я не виновата в том, что это с ним случилось!

— Если бы любила и ждала, то ничего бы не случилось, — сказала Даша.

— Да. Я его не любила. И не ждала, — сухо, отрывисто произнесла Лариса, глядя в сторону, — Но я этого и не скрывала. И осуждать меня за это ни ты, ни кто-либо другой не имеете права…

— Ты никогда никого не любила, — пробормотала Даша, не глядя на неё.

— Любила! — запальчиво крикнула Лариска, и глаза её налились слезами, — Любила, но тебе этого не понять. А теперь точно никого не полюблю…

— Смотри, останешься старой девой…