Дети Железного царства (СИ) - Страница 18

— Упрямец. Ладно, осталось последнее средство. Эй, просыпайся! — пощекотала соломинкой в носу брата.

Он чихнул и открыл глаза.

— С добрым утром, — улыбнулась сестра, — больше суток уже спишь.

— Будешь тут спать, — проворчал юноша, но глаза его не были сердитыми, — совсем ты меня загоняла.

— Неправда. Никто тебя не гнал, сам выбирал, с какой резвостью скакать. У тебя солома в волосах, — осторожно вынула запутавшуюся соринку, — что ты как бродячий пёс, в конюшню пришёл ночевать?

— Здесь уютнее. Подстилка толстая, удобная, кони рядом, — Ярослав потянулся, — ох и выспался я.

Сестра обняла его за плечи.

— А я, пока ты спал, отыскала в библиотеке новую книгу. Начала читать — оторваться не смогла. Правда отец сказал, что заклятья там описаны очень сложные, не всякому человеку под силу их освоить.

— Значит, будешь теперь их учить? — по лицу Ярослава было заметно, что эту новую затею он не одобряет.

— Конечно буду! Знаешь, — она понизила голос до шёпота, — батюшка обещал, что если я овладею этой наукой, то он покажет мне самое ценное сокровище царства. Говорит, любой человек всё бы отдал за частицу его.

— Интересно, что бы это могло быть? Явно, что не золото и каменья самоцветные. Может и хорошее что-нибудь.

— Уверена, что хорошее. А ты меня ругаешь за то, что я волшебство изучаю.

— Неправда. Я ни разу в жизни тебя не ругал.

— Согласна, не ругал. Не ругал, — Зоряна чмокнула брата в щёку, — а ты сам-то, чем теперь думаешь заняться? Опять мерина своего выезжать?

— Да. Съезжу сначала в табуны, на жеребят погляжу. А потом в лес, за огненную реку. И мне польза, и Горицвету. Может, вместе поедем?

— Нет, братик, не хочу. В другой раз как-нибудь.

Ярослав вздохнул.

— Послушай, Яринька, что это с тобой? В комнате не спал, вид у тебя какой-то странный. Сам на себя не похож. Болит что-нибудь?

— Душа болит, сестричка. Горлицу жалко до боли.

— Ах, опять ты… Ну скажи, чем твои страдания ей помогут, вот скажи — чем? Её судьба сейчас в её собственных руках. Если она умна, то согласится выйти за отца замуж, тогда будет цела и невредима. А если дура, так дуру нечего жалеть. Забудь лучше о ней совсем.

— Ох, сестричка. Хоть вдумайся в свои слова. Если умная, то согласится женой стать. А ты сама бы согласилась?

— Я? — изумилась Зоряна, — я бы так просто не далась в руки насильнику. Уж придумала бы, как свободу себе вернуть. Ярослав, ты никак выручить её задумал?

— Да нет. Отца не победить, это я понимаю.

— Вот то-то. Поезжай лучше в табуны, как задумал. Я тебе харчей в дорогу соберу. Займись делом, глядишь, и душа болеть перестанет.

Горицвет бодрой рысью бежал по дороге, ведущей в деревню. Приподнимаясь над седлом и опускаясь обратно, в такт лошадиного хода, Ярослав не переставая, думал обо всём, что произошло с ним за последние дни. По мере того, как он удалялся от дома, крепло решение. Горлицу надо спасти. И не её одну. Сестрицу нельзя оставлять в кощеевом замке, нельзя допустить, чтобы отец сделал из Зоряночки подобие себя. Но как это сделать, как? Выход виделся только один — убить Кощея. Только есть ли на свете оружие, способное уничтожить бессмертного? Может и есть, да кто о нём знает? Кто решится рассказать? Вопросы, вопросы, а ответа ни одного не видать. Известно ли отцу, что Ярослав чуть не повздорил с Железным Волком? Наверное, известно, сторож обо всём ему докладывает. Только видно отец не счёл это серьёзной провинностью. Как бы там ни было, а не вредно оружием обзавестись. Меч у него уже был, только Ярослав редко брал его — железо мешает быстро менять облик с человечьего на конский, поэтому носил только длинный нож с костяной ручкой, чтобы поменьше было стали. И тяжести меньше, и для защиты годится. Надо ещё один раздобыть, надёжнее будет. И не просить сковать нож замкового кузнеца, а заехать к деревенскому. Авось не разболтает, что кощеев змеёныш к нему за ножом заезжал.

Звонкие удары молота о наковальню были слышны на всю деревню, поэтому найти кузницу не составило труда. Ярослав остановил коня, спешился.

— Эй, кузнец! Выйди, дело к тебе есть!

Звон стих. Внутри послышалась какая-то возня, затем дверь кузни распахнулась, и оттуда вышел рослый широкоплечий мужик в кузнечном фартуке.

— День добрый, царевич Ярослав. Никак могу чем-то услужить тебе? — он был, пожалуй, единственным человеком, который всегда смотрел на опального царского сына прямо, без намёка на недоверие и страх.

— Подкова разболталась, надо подтянуть, — юноша кивнул в сторону мерина, — на левой задней.

— Не беспокойся, всё сделаю.

Кузнец завёл Горицвета в станок, привязал. Провёл пальцами по левой задней ноге, обхватил её, осторожно приподнял, уложил на свою левую ногу. Проверил, насколько крепко держится подкова. Хмыкнул. Освободил ногу коня, помог ему ступить на пол, выпрямился.

— Темнишь ты что-то, царевич. Подкова нисколько не расшаталась. Ты, конечно, правильно сделал, что не сказал сразу, зачем приехал: есть тут у нас парочка слухачей. Их не видно, а они — всё замечают, и царю Кощею докладывают. Скажи, что тебе на самом деле нужно?

— Нож мне нужен. Такой, чтобы за голенище запрятать.

— Есть такие, — кивнул кузнец, направляясь куда-то в угол кузницы, — вот, смотри, выбирай.

Ярослав придирчиво осмотрел предлагаемый товар. Все пять ножей были как на подбор, но один из них, с чёрной рукоятью как-то сразу лёг в руку. Парень взвесил его на ладони. Пожалуй, не только для стычки, но и как метательный сгодится.

— Этот беру. Вот, держи, — бросил мужику мешочек с золотом, тот ловко поймал его.

— Благодарствую, царевич. Жаль только, что нож этот самый обычный. Вот прадед мой рассказывал, будто его прадед ковал когда-то для самого царя Кощея особый нож. То есть по форме и виду-то он самый обычный, но внутрь его царь поместил что-то особенное. И спрятал надёжно.

— Спрятал? Зачем же он нож прятал?

— Того прадед не знал. Только несколько дней спустя, велели ему выковать герб, чтобы повесить над царским троном. Висит он там сейчас?

— Висит. Я его видел.

— Приглядись как следует к гербу, царевич. Глядишь и поймёшь, почему сразу после того, как выполнил кузнец Замята приказ, никто больше его не видел. Только не знали дружинники кощеевы, что Замята деду успел всё это рассказать.

— Спасибо тебе, кузнец.

— Доброго пути, царевич Ярослав. И пусть удача тебя не оставит.

Ножик с чёрной рукоятью блеснул на солнце, глубоко вонзился в ствол поваленного дерева. Точно на два пальца выше того места, где побывало его лезвие после предыдущего броска. Ярослав удовлетворённо кивнул головой. Не так уж сильно повредило его воинским навыкам многодневное нахождение в конском теле. А вот ум упорно отказывается решать загадку, загаданную кузнецом. Уже девятый день пошёл с покупки засапожника, однако ответ найти так и не удалось. Нож и герб. Нож, в котором спрятано нечто важное. Уж не кощеева ли смерть? Возможно, вполне возможно. Только где он, этот нож? Какое отношение имеет ко всему этому герб? Сотни, тысячи раз парень вызывал в памяти изображённый на гербе рисунок. Высокая гора, могучий дуб на её вершине. Гору обвивал кольцами своего тела огромный змей. Не змей ли ключ к разгадке? Посоветоваться бы с Зоряной, она умная, загадки с детства как орешки щёлкает. Только не придёт ли сестрица в ужас поняв, что брат всерьёз намерен воевать с отцом? Не слишком умный вопрос. Как же быть? Одному с такой задачей не справиться.

Негромкий храп Горицвета прервал мысли юноши. Конь настороженно прислушивался к чему-то, тревожно раздувал ноздри; наконец заржал, не раскрывая рта, через нос, натянул до предела верёвку, которой был привязан к дереву. Сомнений не оставалось: где-то поблизости — другая лошадь. Вдобавок зашумели, загалдели невидимые за ветвями птицы. Кого могло сюда занести? Впрочем, чего зря гадать. Ярослав обернулся жеребцом, громко фыркнул пару раз, прочищая нос, принюхался. И вздрогнул, нервно хлестнул себя хвостом по бокам. Ветер донёс три запаха: человека, коня и собаки. Прошло не так много времени, чтобы можно было их забыть. Добромир с Истиславом здесь, совсем близко. Конь слышал, как тяжело стучат о тропу копыта Булата, чувствовал, как дрожит земля. А дыхание-то у деревенского работяги тяжёлое. Не по силам ему изнуряющая скачка, совсем не по силам. Послышались голоса.