Дети сумерек - Страница 2
Дим обожал следить за муравьиной трапезой до конца.
Когда старуха прекратила хрипеть, Дим для верности подождал ещё минуту. Боб предупреждал, что после верёвки человек может прийти в себя. Наконец, морщась от боли, Дим размотал бечёвку; на кистях рук остались чёрные полосы, а поясница ныла, словно он поднимал гирю. Растрёпанная седая голова гулко шмякнулась на паркет рядом с краем ковра. Измятая кофта на широкой старческой спине задралась, обнажив некрасивую розовую сорочку.
Четырнадцать минут.
В телевизоре вылезла белокурая грымза в очках и затеяла трёп про сою и прочие полевые культуры, можно их жрать или нельзя. Дим развернул диван ближе к стене, затем ухватил труп за ноги и оттащил в укрытие, между диваном и батареей отопления. Старая жаба весила килограммов сто, не меньше. Аккуратно застелил диван пледом, вернул на место подушку, рассыпавшиеся газеты и бабушкины очки. Дим заглянул в ванную, ополоснулся и с наслаждением, ни от кого не прячась, помочился в раковину. Затем он сходил на кухню за чебуреками.
После утомительной работы хрустящий, набитый мясом и лучком чебурек провалился только так.
Когда Дим закончил дела и присел перекурить, вся спина его покрылась пoтом. Дамочка в телевизоре спорила с волосатым щекастым толстяком. Она утверждала, что соя явилась причиной массовых отклонений в поведении животных, а толстяк напирал на опасность со стороны насекомых.
«Некоторые виды паразитов и клещей, — пугал толстяк, — пережили зиму и не впали в спячку. Среднегодовая температура в среднем на пять градусов выше той, что была сто тридцать лет назад. Врачи бьют тревогу, но это глас вопиющего… Пока не начнутся массовые эпидемии…»
Дама в очках кивала в ответ волосатому толстяку, но чувствовалось, что ей очень хочется побазарить о своём. Её гораздо больше занимали бешеные собаки, чем всякая мелочь вроде клещей.
Дим подумал, что очкастая блондинка — такая же дура, как училка литературы. Она точно так же ни хрена никого не слышит, кроме себя, невнятно гундит только о тех книгах, что нравятся ей самой, и немедля срывается на крик, как только пытаешься вставить слово. Сегодня на последнем уроке очкастая сука обозвала его тупым. Она так и сказала при всех, при Мирке и при Бобе. Сказала, что для тупых не намерена повторять трижды.
Очкастая дура. Ублюдочная тварь. Тебе придётся повторить столько раз, сколько я скажу.
Дим позвонил Бобу и приказал им подниматься наверх. Потом открыл замки на входной двери, вернулся в гостиную и топориком для рубки мяса вскрыл бар. На полировке остались следы жира. Он помнил, где лежала коробка сигар. Помимо сигар, двух запечатанных блоков настоящего американского «Мальборо», папаша хранил в баре прорву спиртного, но спиртное Дима пока не интересовало.
Он затянулся и закашлялся.
Потрясный кайф — стырить у «ботинка» сигару и закурить в комнате, прямо на диване. И стряхивать пепел в вазу, над которой мать так трясётся. Дим слушал, как громыхает лифт, и следил за дряблым ртом волосатого профессора в телике. Профессор настаивал, что четыре дуры, накануне прыгнувшие с моста, никак не зависели от солнца и от сои. Но тут же признал, что изменение климата может серьёзно повлиять на людей. Одно противоречило другому.
— Низачот! — Дим кинул в профессора блюдцем с бабкиным глазированным сырком. Блюдце разбилось, а сырок смешно потёк по экрану.
Тут выяснилось, что пока Дим был занят, к беседе яйцеголовых присоединилась третья участница, тощая, одетая в мужской костюм. Эта жаба здорово смахивала на училку химии, так же комично встряхивала башкой, и так же занудливо несла всякий бред.
«Возможно, мы стоим на пороге катастрофы, по сравнению с которой ядерное оружие покажется игрушкой, — вещала химическая женщина. — Известно, что в пятом поколении мышей, употреблявших геномодифицированную сою, наблюдались ужасные мутации… то есть пятое поколение родилось практически нежизнеспособным…»
«Позвольте, но мыши — это не люди!» — гордясь собственным остроумием, встряла плоская ведущая.
Дим зевнул, пристроил сигару на край обеденного стола и поднял с пола кастрюльку. Чебуреки были обалденно вкусными; следовало съесть как можно больше до прихода прожорливого Боба.
«Никто не в силах предугадать, какие злокачественные изменения в организме детей вызовут миллионы тонн кукурузы, которую они поглощают в кинозалах…»
«Взрослые тоже кушают», — ввернул толстяк.
«В том и беда. Мы не можем оградить детей от химии, навязанной алчными концернами…»
Дура, вяло констатировал Дим. При чём тут химия, при чём тут кукуруза, подумал он, когда через сто лет ничего не будет.
— Обана! — заходя в гостиную, воскликнул Боб. — Ни хрена себе, ты насмолил тут…
— Дим, я хочу пить… — протянула Мирка.
— Ну что? — спросил Киса. — Где? Чего?
Дим стряхнул пепел и небрежно махнул головой туда, где из-за дивана торчали две пятки в шерстяных носках.
— Жесть, — отвесил челюсть Киса. — Смачно. Цифровик бы.
— Зачот, — хохотнула Мирка и потянулась к сигаре. — Ой, а можно мне попробовать?
Дим несильно шлёпнул её по руке. Успеет ещё, накурится.
— Время, — сказал он. — Вали на кухню, сбацай похавать с собой, бутерброды там, ещё что.
— Ты сволочь… — протянул Боб. — Чебуреки сожрал… Слышь, дай колбасы хоть, у тебя ж до фига!
— Отсоси, — беззлобно посоветовал Дим.
— Где? — снова спросил Киса.
Дим поманил друзей за собой. Втроём они навалились на дверцу кладовки. С четвёртого удара замок сломался. Кладовка представляла собой узкое помещение без окон, заставленное ящиками и мешками. Но Дима не интересовали спиннинги, лыжи и старые босоножки. Отец запирал кладовку из иных соображений. В дальней стенке за шторкой тускло поблёскивала дверца сейфа.
— Ни хрена себе, — потирая плечо, озвучил общую идею Боб. — И как мы его откроем?
— Ниипаца, — усмехнулся Дим, отодвинул Кису и снял с гвоздика маленький незаметный ключик.
Папачес поступал на редкость глупо. Он запирал кладовую, но не догадывался, что сыну давно известно местоположение запасного ключа от сейфа.
Папачес вообще о многом не догадывался, сегодня ему предстояло узнать немало любопытного.
— Вау-у! — простонала за спиной Дима Мирка, Боб тоже присвистнул от восхищения.
Внутри железного шкафа в разобранном виде лежали два охотничьих ружья и помповик.
— Патроны в коробках, тащите всё в комнату, — скомандовал Дим.
К нему снова возвращалось то шальное, безудержное упоение свободой, впервые посетившее два дня назад, когда они с Бобом и ещё двумя пацанами взломали киоск. Тогда было круто, но пришлось себя сдерживать. Они неслись бегом по подворотням, потом ржали, а потом попёрлись на ночной сеанс в «Парадизо». Взяли два ведра попкорна, пивка и проржали ещё два часа над тупыми американскими вампирами. Кажется, кино было клёвое, но точно он не запомнил.
Он вообще стал плохо запоминать.
Сегодня ночью, а точнее — рано утром, за час до звонка будильника, его словно подкинуло. Дим ощутил, что оно возвращается, и на сей раз оно гораздо сильнее. Первым уроком была химия. Дим встретился глазами с Бобом, потом с Миркой, и вдруг отчётливо понял, что всё изменилось.
Стало на всё насрать.
Тогда он встал и, не спрашивая разрешения, вышел из класса. Химичка что-то попыталась вякнуть, но Боб расхохотался ей в лицо и тоже вышел, вслед за Димом. Они закурили прямо в коридоре и не спеша, проследовали в туалет.
На химию можно было больше не ходить. Как и на прочие мозгоклюйские предметы.
— Что теперь? — спросил Киса, когда Дим закончил сборку оружия. Все три ствола лежали в ряд на столе.
У дурака Кисы даже уши, как у пса, подрагивали, так ему не терпелось пальнуть в кого-нибудь. Боб открыл рот, чтобы ответить, но тут из прихожей донёсся звук отпираемой двери.
— Начнём с литературы, — сквозь сигарный дым улыбнулся молодой хозяин квартиры. — Есть желание взять урок на дому… Тема специально для тупых! — резко закончил он. — Кто со мной в гости к любимой учительнице?