Дети Русколани (СИ) - Страница 6
Все дело было в том, что странный чужеземец дал ответы на все те вопросы, которые постоянно терзали Аргерда. И такие ответы, что царевич сразу ощутил их истинность! Сколько он себя помнил, он чувствовал почти невыразимое словами неприятие происходящего вокруг, смутное отторжение вызывали в нем воинственность соплеменников и их рачительное трудолюбие, а праздничные пляски совсем не казались веселыми. Время от времени Аргерд задумывался – а зачем нужно все это: страны, народы, труд, завоевательные и освободительные войны, веселье, богатство, любовь к женщине, семейная, да и любая другая жизнь?.. Ответа не было, но было чувство, что все это, весь окружающий мир лишь застилает от него какую‑то великую Истину, мешает избавиться от иллюзий, скрывающих Путь к чему‑то Главному, Единственно Важному.
В немом восхищении внимал он речам отшельника, который казался ему неизмеримо мудрее всех волхвов Арьяварты: «Когда Небесный Господин еще только сотворил Мир и населил его людьми, они не ведали ни страданий, ни усталости, ни самой Смерти, и все их времяпровождение заключалось в прославлении своего Повелителя, его непостижимой мудрости и всемогущества. Однако позднее человеческий род попал под власть злых духов и предался идолопоклонству. В мир пришли войны, ложь, болезни и Смерть. Все эти страдания предназначены для того, чтобы люди смирили гордыню, осознали, насколько они бессильны, и обратились к Небесному Господину с мольбой о прощении. И тот, кто в жизни предавался удовольствиям, радостям и роскоши, кто дерзко надеялся на свои силы и потакал своим плотским устремлениям, будет после Смерти отдан во власть злых духов на вечные мучения. Напротив, смиренно принимающий испытания, благодарящий за страдания и боль Творца и добровольно терзающий свою плоть отказом от доступных благ после смерти в вечности пребудет в Небесном Саду, прославляя своего Повелителя…» И многое еще было открыто царевичу Аргерду мудрецом, пришедшим с Запада!
Как ходел бы юноша оставить позади благородное происхождение, титул, прежние дела и занятия – и по примеру своего наставника умерщвлением грешной плоти, подавлением желаний и похоти обрести просветление и прощение Небесного Господина! Но он, обратившийся к истинному свету из мрака идолопоклонства, был предназначен для иного Пути служения Творцу…
Аргерд помнил, как его сначало поразило, а потом увлекло однажды сказанное старцем: «Сколь великим подвигом предстает такое служение Небесному Господину, когда уверовавший намерянно жертвует бессмертием души и совершает греховный поступок, дабы достигнуть возвышенных целей!». Было сказано – «Будь покорен власти!», но если это нечестивая власть языческих правителей? Было сказано – «Не лги!», но если ложь спасет жизни истинно верующих или послужит делу обращения идолопоклонников? Было сказано – «Не убивай!», но если нет иного пути, кроме военного, чтобы восторжествовала Истинная Вера, если нельзя спасти души, не поразив тела, если только меч и кнут, жезл полководца и плаха заставят упорствующих преклонить колена и исторгнут из глоток упрямцев, пускай и с кровью, заветное: «Верую!»?.. А Аргерд, по праву царской крови, не должен ли думать о спасении душ своих подданных, пускай даже и упорствующих в языческом непотребстве?
Аргерд был ревностным распространителем новой веры, и потому, наряду с непримиримыми врагами, обрел и надежных соратников, прежде всего – среди пограничных князей, в жилах которых давно уже не текла чистая кровь ариев, которые стремились к ослаблению царской власти. Но брат Володар упорствовал… Никакие доводы не убеждали его, и более – он разбивал все измышления Аргерда, заставляя того раз за разом искать утешения и помощи у отшельника. В один из таких моментов Аргерд познал еще одну великую мудрость: «У истинно верующего нет иной семьи и иного рода, кроме других уверовавших, и нет иных врагов, кроме пребывающих в языческом или еретическом нечестии…» В первый миг царский брат в ужасе отшатнулся, но подумал… и очередной раз припал к ногам отшельника, восхищаясь божественной мудростью учителя.
А еще разладу братьев способствовала эльфийка Таарья. Уверовав в Небесного Господина, она поднялась до вершин отречения от плоти, ибо тайно провела несколько ночей в одной постели с Аргердом, но не поддалась плотским искушениям, хотя и ее, и его они терзали постоянно. Брат об этом не знал – и вряд ли узнает. Так или иначе, пусть он и дальше пытается удержать ее в идолопоклонстве, предлагая царство и власть! Что есть все мирское перед бессмертием души?
3.
Как только дороги, ведущие от закатных границ в Русколань, возвратились в прежнее состояние после распутицы в начале лета, в столицу Арьяварты прибыло посольство из Галогаланда. Как и было условлено, во главе посольства была сама Морра Линдхольм, женщина, чье имя уже было известно всем окрестным народам, а позднее – и вовсе ставшее нарицательным. Будучи, как и полагается вождям, великолепной наездницей, она заметно выделялась среди непривычных к дальним верховым путешествиям спутников – хирдманнов. Они, угрюмо и недоверчиво бросавшие взгляды вокруг, тем не менее следовали за своей гроссдроттнинг, решившись даже на откровенный риск – оставить боевые корабли в чужом порту… Володар хорошо знал характер этого северного народа, во многом очень близкого ариям, и смог оценить лидерские качества девушки, которая была даже младше его самого. Во главе кавалькады всадников‑бояр и сверкающей бронями конной гвардии он ждал посольство, чтобы сопроводить его по всем правилам и оказать прием, достойный величайшей из держав людей с белой кожей.
Страшно даже подумать, чем был Галогаланд до самого недавнего времени. Вечные морозы, дыхание умирающего ледника, снежные бури и короткое, словно в насмешку, холодное лето держали прибрежные людские поселения в постоянной опасности. Еще более жестокой была борьба за выживание там, где люди решались продвинуться в глубь материка – бывало достаточно одного месяца холодов, чтобы целое селение вымерло до последнего человека. Поэтому те, кто выживал в таких условиях, не жалели слабых и увечных, обрекая их на смерть, и не видели ничего предосудительного в непрекращающейся войне всех против всех. Однако что можно было взять в таких же бедных прибрежных поселках, как собственный? И, сооружая корабли, предназначенные для боя и транспортировки большого числа грузов, жители Галогаланда устремлялись к перекресткам оживленнейших морских торговых путей, выбирая ремесло пирата. Возвращались не все – и потому семьи в Галогаланде часто состояли сразу из нескольких мужчин и женщин, чтобы со смертью одного воина его жена не перестала рожать. В смертельных битвах, на самом краю мира белых людей рождалось само понятие: “викинг”…
В течении долгих столетий Галогаланд ассоциировался только с морскими разбойниками. Их боялись, им платили дань, их ненавидели – и ими же восхищались. Они и сами считали себя выше и иноземцев, которых грабили, и собственных же соплеменников, которые были вынуждены снабжать хирдманнов и их вождей всем, необходимым в походе. “Короли открытых морей” – в отличии от простолюдинов, сражавшихся с ледником. И надо ли говорить, что жителям галогаландского побережья из воинской добычи пиратов не доставалось почти ничего?
Время шло. Совершенствовались орудия труда, охотничьи и рыболовные снасти. Люди учились прокладывать дороги, завязалась торговля между удаленными поселениями, а затем уже – с другими странами, в обход морских разбойников, которые предпочитали торговать с теми, у кого не рисковали отнимать. Все больше и больше молодых парней, умевших владеть оружием, оставались на берегу – чтобы защищать свой дом и свою семью, а не рыскать у чужих берегов. Казалось, ремеслу древнейших викингов вот‑вот придет конец. И хозяева морей бросили свои хирды в поход на своих братьев по крови. О, эти тщеславные и самоуверенные завоеватели умели объединять усилия даже с ненавистными соперниками, чтобы добиться задуманного! Захватив власть над поселениями и усадьбами в Галогаланде, военные вожди поделили их, по примеру чужих земель, на личные владения – и теперь уходили в походы, ни о чем не беспокоясь.