Дети победителей (СИ) - Страница 26

Солдаты Альянса действительно оказались далеки от суеверий. К палатке с демоном их все больше стягивало любопытство, так, что Айномеринхену пришлось требовать от Вольвериана покоя для Йеми. “Урод уродом, - говорил врач. - Но он мой пациент, и ему необходима тишина”.

- Жаль его, он с нами ненадолго, - сказал Менхен Кейтелле, когда любители поглазеть разбежались по делам.

- Почему это? - Химилла уже перестал глумиться над телами врагов (его подначивало пугливое внимание Тегры, но теперь тот вырубился, и стало неинтересно). - Демоны заберут его обратно?

- Химилла, от кого ты набрался такой ерунды?! Какие демоны? - возмутился Менхен. - У него мало шансов выжить с нами, это же ясно как белый день!

- Я-то выжил! Протри глазы!

- Глаза, - поправил Кейтелле.

- Ты давно переступил порог, когда люди гибнут без причины! - ответил врач. - Как будто тут причин нет. Тебя, Химилла, кто-то бережет, мне так кажется, а вот Йеми…

К ним подошел Вольвериан - высокий и грозный, как туча, и раздосадованный вчерашним представлением.

- Кейтелле! Приводи-ка свой детсад в боевую готовность, через час снимаемся.

Кейтелле салютовал от неожиданности и быстро отправился к палатке, Химилла поскакал за ним, но на полпути свернул к Рейнайоли, замаячившему черным облаком у костра. Эмолий оставался единственным человеком, кто не интересовался ни Йеми, ни его историей. Поразмыслив, Химилла вспомнил, что те были жителями одной общины и, вероятно, даже знакомы.

Дорога, петлявшая по краю леса, шла почти вплотную к выгоревшей деревне. Она раскинулась черным пятном на равнине, продолжая тыкать в небо черными поленьями-пальцами. В память Кеталиниро навсегда врезался Рейнайоли, маленький и дрожащий, закрывающий рот рукой. Он то и дело оглядывался на удалявшуюся деревню, сдерживая рыдания. Эмолий знал: даже если случится чудо и смерть минует его – сюда он никогда уже не вернется. Он прощался с домом.

Йеми шагал заведенной куклой и реакциями сильно напоминал Рейнайоли. Такой же заторможенный и обреченный. Щуплый ребенок покорно делал то, что говорит ему Кейтелле, держался уродливым хвостом и отказывался от еды. Солдат он избегал, но чем-то чувствовал, что если уж кто и не станет его убивать, так вот этот непомерно взрослый человек, спокойный и тихий.

Кейтелле же время от времени пробовал говорить с Йеми, но тот молчал, словно проглотил язык.

На предложение в первую стоянку сходить набрать дров ребенок не отреагировал, впрочем, как и всегда. Зато отреагировал Химилла - он запрыгал рядом, заявляя, что должен непременно приглядеть за растяпой Кейтелле, который, конечно, как и в прошлый раз, приволочет нечто мокрое и неразжигаемое.

Его пришлось осадить. Химилла надулся и утопал к Рейнайоли.

Стоило Кейтелле шагнуть в сторону леса, как Йеми поплелся следом. Светлые брови то и дело краснели от надвигающихся слез, малыш спотыкался, но не задавал лишних вопросов и вообще не произносил ни звука. Прошло немало времени, прежде чем Йеми хоть как-то расслабился и начал помогать. Он подбирал веточки своими нелепыми перчатками, которые сшил на скорую руку Айномеринхен. Казалось, радовался своим находкам. Кейтелле старался не выдавать своего пристального внимания, и скоро на чудовищном личике отразилось непроницаемое сосредоточение. Йеми продолжал молчать.

- А может, ты и не умеешь разговаривать? - задумчиво произнес Кейтелле. - Конечно, для четырех лет это странно…

- Мне шесть, - прохрипел Йеми.

- А? - Кейтелле растерялся.

- Мне шесть лет, - покорно повторил малыш.

На шесть Йеми никак не тянул. Еще какое-то время они молчали. У Кейтелле было слишком много вопросов, и он безумно боялся спугнуть настрой ребенка.

- Тебе не холодно? - спросил он чуть позже.

- Всегда.

На Йеми висели какие-то невразумительные серые тряпки, подбитые мехом. Риза утеплила его, как могла, но большая часть одежды не держалась на тщедушном теле, другая продувалась всеми ветрами на свете.

- Сейчас мы вернемся, и я посажу тебя к костру. А потом мы чего-нибудь придумаем.

Кейтелле поманил его к лагерю, и малыш с прежней покорностью поволок веточный груз к кострам вдалеке. Хотелось узнать о родителях Йеми и жгучей ненависти, которой были пропитаны жители общины. Но Кеталиниро не стал наседать, и они просто отправились греться. В тот день учитель заметил, как Эмолия парализует в присутствии ребенка.

– Что он смог, такой маленький, сделать целой общине? - спросил Кейтелле у Айномеринхена.

- Ну… понимаешь…

- Нет! Не понимаю! Я не понимаю доводов, построенных на предрассудках!

– Его деревни больше нет, - Менхен кивнул на Эмолия. - Родных больше нет. Всего его мира. Какие еще доказательства тебе нужны?

На следующей стоянке походы за дровами вылились в целый разговор, Йеми плелся следом и рассудительно проговаривал:

– Я жил в детском доме. Когда мне исполнилось пять, меня отправили в Куардтер.

– Тебе не нравилось в общине?

– Нравилось. Мы с ребятами работали в поле. Ночевали, пока холодно не стало.

– А потом лето кончилось?

– А потом мне сказали, что мы будем ухаживать за коровами. Меня туда не пустили.

– Но все было нормально?

– Нет. Кто-то рассказал, что меня в общину сунули неттис. Что я не из детского дома, а из ада. Что они сшили меня из тел других детей и сунули. Мне сказали, что куклы неттис навлекают беду, как в сказке.

– Как в сказке «Человек с синими глазами»? - предположил Кейтелле.

– С красными!

– С красными?

– С красными! И после меня перестали пускать к ребятам. После того, как кто-то сказал. Стали писать письма в город, чтобы меня забрали назад.

– С чего же они взяли, что ты кукла?

– Я похож на мертвого.

Странный цвет волос, бледность, беспомощность сделали Йеми в глазах жителей общины воплощением зла, пришедшего из самых глубин ада. Крысы же увидели в Йеми забавную уродливую игрушку. Это и спасло его от ямы.

Ноксид со своей группой нагнал их через трое суток на очередной стоянке. Они подходили к горячей точке, и солдаты заметно нервничали, но история с лесной землянкой распалила в них нечто глубинное. Назревала жестокость. Рейнайоли старался держаться один, он внимательно слушал приказы, исполнял их беспрекословно и даже не смотрел в сторону Тегры. Он больше не разговаривал с Кейтелле, да и с прочими не говорил, только перебрасывался иногда с Химиллой ничего не значащими фразами. Тот старался поддержать товарища, которого, как ребенок сам выразился, “так жестоко обманула судьба столько раз подряд!”. Но ему скоро надоедала молчаливая апатия, и он мчал к Кейтелле.

- Надо было отправить Рейнайоли с беженцами, - сказал Айномеринхен.

Он грыз ивовую ветку, сидя на неразвернутом ворохе палатки. Ноксид расположился рядом на кочке, задумчивые темные глаза изучали горизонт.

- Не знаю, - протянул он. - Не знаю, Ано. Может, и стоило поступить так.

Менхен даже веточку выронил. Он ответил не сразу - несколько секунд ушло на возвращение древесины в рот.

- Этот день нужно пометить в календаре. Всеми цветами радуги! Занесу его в дневник, как особенный. Неужели ты можешь чего-то не знать?

- Это не смешно, Ано, - Ноксид склонил голову набок. - Он бы не согласился. Ренайо бы не согласился.

- Не сиди на земле, - сказал Менхен. - Придатки отморозишь. Или что - ты ко всему еще и бессмертный?

Ноксид вдруг нахмурился, темный взгляд метнулся к Айномеринхену. Таким врач его никогда не видел, потому замер с дурным предчувствием. Ноксид встал, отряхнулся и удалился к кострам, где оказался в объятиях Химиллы и цепких лапах Кейтелле. Судя по выкрикам, те устроили ему целый допрос.

– У ваших людей на острове, Ноксид… у ваших бывали такие волосы? - спросил Кейтелле чуть позже.

Химилла легким толчком был отослан за сухпайком на полевую кухню и, ворча, удалился. Солдаты уже вызнали у Ноксида все, что желали, потому нальсхи и Кеталиниро остались наедине.