Дети Ночи (СИ) - Страница 1

Звезда переливчатой ртутной каплей дрожала в бледном предрассветном небе. Стоял ничейный час меж днем и ночью. В студеной тишине едва ощущалось далекое-далекое дыхание ранней весны.

Двое неподвижно стояли на холме, глядя на тлеющий край окоема.

— Птицы, — тихо-тихо сказал тот, что был чуть выше ростом. — Слышишь — небо звенит?

Второй покачал головой.

— Нет.

Первый тихо рассмеялся.

— Ты не поэт.

— Верно.

Далекие птицы стали спускаться к небольшому озеру в лощине. Теперь и второй их увидел и в молчаливом восхищении покачал головой.

— Похоже на падающую стрелу, — сказал первый и обернулся к собеседнику. Глаза его напоминали молочные опалы и чуть светились.

— Солнце встает, — сказал второй. — Нам пора, брат. Наступает время Дневных.

Первый улыбнулся.

— Как скажешь, государь.

Они неторопливо повернули коней туманной масти и стали спускаться по склону, поросшему темными, острыми, похожими на копья елями. Ехали молча, бесшумно, медленно сливаясь со снегом и деревьями, постепенно растворяясь в бледном рассвете. Только следы копыт беззвучно впечатывались в хрупкий усталый наст. Боковым зрением случайный свидетель мог бы уловить полупрозрачные силуэты всадников. И еще один краткий миг виднелись они в темноте открывшегося в холме входа, а затем черная арка проема затянулась, как затягивается под утро тонким ледком лужица накануне весны.

А потом исчезли и следы.

Они родились в Королевском холме в одну и ту же ночь, и всего минута разделяла их. И все же звезды за это краткое время сменили фигуру своего танца, и судьба у мальчиков была разная. Редко когда в семье Ночных бывает больше одного ребенка, а уж близнецы — почти неслыханный случай. Так что в Холмах сразу стали по-всякому гадать, к чему бы это — и по книгам, и по теням, и по течению воды, и по огню, и вообще на всем, на чем только можно гадать, но выходила одна сущая ерунда. Дед мальчиков, Тарья Медведь, к которому все, конечно же, приходили со своими великомудрыми предсказаньями, в конце концов сказал — знал, что дураков на свете много, но не думал, что все они собрались в Холмах. Если кто и обиделся, то промолчал, потому как с самым сильным чародеем Холмов никто ссориться не желал.

Глаза у мальчиков были похожи на молочные опалы с зеленой искрой.

По обычаю им не стали давать имен, а назвали просто Старший и Младший. Имя имеет слишком большое значение, особенно для человека Лунного рода, королевского рода Ночных. Настанет время — имя придет само.

Королевский холм подобен драгоценному камню в перстне, замыкая кольцо Холмов вокруг земель Ночного народа. А также вокруг Леса Теней и древних развалин в их сердце — Средоточия Мира. Дневной народ даже под солнцем нечасто осмеливается заходить в эти земли, потому как здесь власть и закон Ночных. Лишь тот, кто идет к Средоточию Мира, неподвластен людским законам, потому, что его ведет сама судьба. Но такие идут по старой каменной дороге, что лежит в долине между двух сторожевых холмов, а другой дороги нет. Только по ней очень-очень редко ходят.

Мало кто возвращается из Леса Теней, а если и возвращается, то изменившимся. Но королям Ночного народа приходится хотя бы раз в жизни пройти по ней, потому что не станет королем тот, кто не прошел Королевское испытание. Вот каково оно.

В Лесу Теней, в самом его сердце лежат невообразимо древние развалины. Чем они были, кто их строил и кто жил в них — этого не помнят люди. История начиналась с Грозовых Лет, и что было раньше, ведомо одним Богам. Всем казалось, что эти развалины были всегда. И есть в тех развалинах, понять назначение которых уже не может никто, остатки какого-то зала. Или не зала, но иначе не назвать. И пол в том бывшем зале выложен мозаикой. Узор уже не различить — так он разрушен временем, напоминая, скорее, случайно рассыпанную по земле груду цветных осколков. Но трава там не растет и ни единое семя не дает корней, потому и сохранилось это место.

Тот, кто хотел стать владыкой Холмов, должен был отправиться в путь и ехать и днем, и ночью, до самого Леса Теней, до развалин, чтобы принести оттуда очередной кусочек мозаики. Если вернется живым, то станет королем, а камешек будет вставлен в стену тронного зала. Никто не сможет обмануть и привезти просто цветной осколок стекла или даже драгоценный камень — добытый в Лесу осколок светится. И кажется порой, что камешки эти перекликаются, играя светом сами по себе, словно хотят что-то сказать.

Хуже всегда, если испытание выпадает на Ночь Ночей, когда Охота несется над землей. Только один владыка Холмов вернулся живым из испытания в такую пору, и было это семь поколений назад. После его внезапной смерти была смута в Холмах, и гордый род Тэриньяльтов тогда впервые посягнул на власть. Однако, тогдашний Тэриньяльт из Королевского испытания не вернулся. И прапрадед нынешнего короля отправился по дороге во славу Лунного рода, и вернулся, и восстановил порядок. И это было благо, ибо порядок — основа чародейного искусства, а Ночной народ чародейством живет.

Дед мальчиков считался могучим чародеем и разменял уже второй человеческий век. Мать тоже была женщиной не простой. Отец же чародеем не был, но после Королевского испытания он обрел странный дар случайного предвиденья, и порой в глазах его темнела такая смертная тоска, что страшно было встретиться с ним взглядом.

От отца принцы унаследовали высокий рост и темные волосы.

Младший принц был во всем прост — просто красив, просто упорен, просто тверд в решениях. Старший был похож на хищную ночную птицу, лицо его было неправильным, но удивительно привлекательным, а мысли у него в голове кружились таким вихрем, что невозможно было предугадать, что он может вытворить в следующий момент. Потому для родителей был он сущим наказанием.

Когда стена холма вдруг начала таять, Младший мертвой хваткой вцепился в руку брата как слепой в поводыря. Открылся проем в день, в слепящее сияние светила Дневных. На мгновение они ослепли, но потом зрачки перестроились, хотя все равно яркий свет был неприятен. Надо было быстрее в тень.

Старший азартно облизнул губы. Восторг совершенного им только что волшебства, ошеломление от великого открытия — все правда, и я тоже могу! — заставило кровь стучать в висках с такой силой, что стража в холме и снаружи просто не могла не слышать — но ведь не услышали!

Братья скатились к подножью холма, как крольчата.

Они остановились перевести дух у опушки, не выхода на солнечный свет. Младший с восторгом и ужасом посмотрел на Старшего, а того била крупная дрожь и слезы текли по щекам. Старший сел в траву, тяжело дыша — от бега он так не мог запыхаться, это было что-то еще.

— Ты... ты слово угадал, да?

Старший мотает головой, не в силах ответить. Потом, переведя дух, шепотом выдыхает:

— Нет... словно услышал... вот...

Младший качает головой и восхищенно смотрит на брата — улыбчивый, растрепанный, растерянный.

— А теперь что?

— А теперь мы увидим день! — Он встает, отряхивается от приставших к одежде иголок и клочьев сухого мха.

— Давай далеко не уходить? — опасливо дергает его за рукав Младший.

— Да не трусь, далеко не пойдем. Вот к озеру спустимся, посидим в кустах — и домой.

— И что, опять с волшебством? — смеется Младший. — Чтобы не заметили?

— Ага! — улыбается Старший, и оба фыркают, предвкушая, какие теперь будут у них приключения, когда им никакая дверь не преграда, да и не заметит никто!

— А сказку помнишь, про заколдованную девушку?

— Это у которой туфельки каждый день стаптывались?

— Ну, да, которая из холмов к дневному колдуну на пляски бегала.

Мальчики вдруг переглядываются с некоторым испугом.

— Так ведь, значит, все правда!

— И колдуны есть?