Дети Ласанды (СИ) - Страница 1

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

Джулиан Вайнер опустился в кресло и закурил. Сигара в его руках плясала и, заметив это, Оскар взял его за руку и заставил опустить её в пепельницу.

- Мне не нужен здесь пожар, Джулиан.

Их глаза встретились. Взгляд Джулиана был абсолютно безумен.

- Так…

Оскар сделал шаг назад, не в силах преодолеть себя.

- Так… - повторил он. Юноша огляделся, подошёл к буфету, достал два стакана и бутыль бренди.

Поставив стаканы на стол, он плеснул бренди в каждый из них – в один на самое донышко, в другой – на три пальца. Последний протянул Джулиану. Тот колебался несколько секунд, затем отложил сигару, взял стакан и опустошил его залпом.

Не говоря ни слова Оскар снова наполнил стакан.

Операцию пришлось повторить ещё дважды, прежде чем ярость на лице Джулиана поутихла. Он стал вялым и безучастным. Теперь можно было бы уложить его в постель, и надеяться, что с утра всё наладится. Но Оскар знал, что Джулиан не таков. Если какая-то мысль заходила в гости в его проклятую голову, она оставалась там надолго. Терзала его днём и ночью до тех пор, пока он не находил на кого излить свои рассуждения. Затем он обычно смотрел на свою жертву высокомерно и чуть искоса, ожидая реакции, упаси создатель этого несчастливца от попыток оспорить сумбурные рассуждения Джулиана. Это Оскар тоже отлично знал, и потому никогда не спорил. Не встречая сопротивления, Джулиан становился вял и медлителен – почти как сейчас, - и быстро выбрасывал свои переживания из головы.

Джулиан последний раз наполнил опустевший стакан и, отойдя, сел в кресло напротив. За окном завывала вьюга. Ночь обещала быть холодной.

- Закрой ставни, Анджела, - гаркнул он в сторону двери, и за дверью послышался шорох и звяканье.

Оскар повернулся к Джулиану.

- Ну, как? – спросил он, разглядывая чёрные, вопреки обыкновению не напомаженные волосы и длинный с горбинкой нос, сейчас низко опущенный, так что кончик его терялся в брызгах кружевного воротника.

Джулиан резко поднял голову, будто только что заметив, что он не один, замер на секунду и медленно кивнул.

- Рассказывай, - коротко бросил Оскар и, подняв стакан, принюхался к его содержимому. Джулиану требовалось время на раздумья, это он тоже знал.

- Это долгая история, - сказал гость, и, приподняв лицо от стакана, Оскар столкнулся с тяжёлым взглядом чёрных глаз, лишённых радужки.

- Мне не хочется спать, - соврал он, хотя на дворе была глубокая ночь, и ещё полчаса назад, он думал, что с рассветом отправится на охоту.

Джулиан вздохнул, будто бы его история не обжигала его изнутри просясь наружу. Будто это он, Оскар, заставлял его говорить. Взялся за стакан, поднёс его к губам, поморщился и поставил обратно.

- Хорошо, – сказал он. - Чтобы понять, что сегодня произошло…. – он замешкался, - чтобы понять, тебе нужно кое-что узнать обо мне.

Оскар кивнул.

***

- Я родился и вырос, это ты знаешь, у самого основания южных гор, в небольшой провинции, в нашем имении, названном матерью Ласанда. Мать моя… впрочем, не будем о ней. Скажу лишь, что возможности участвовать в моей жизни она не имела. Отец же, напротив, ушёл в отставку, когда мне было шесть, тогда же он вернулся из столицы к нам с матерью, и почти всё своё время и заметную долю денег тратил на моё воспитание и обучение.

Альфред Вайнер всегда был могуч. Я вижу, как ты побелел, да, его ещё помнят и здесь. А представь, каково было мне наблюдать эту живую легенду с утра до вечера. Как он смог существовать без службы, вот чего я не могу понять. Что заставило такого человека отказаться от власти и чинов и вернуться в маленький домик на окраине света?

Он никогда не говорил со мной о своей отставке, а спрашивать я не решался. Да-да, Оскар, есть вещи и люди, которых я опасаюсь, если не сказать больше. И в списке их Альфред Вайнер стоит на первом месте. Но можно ли меня винить? Нет никого, кто видел его и остался бы равнодушен. Ты знаешь, что когда он уезжал, наш старый дворецкий Апачи утром и вечером стоял на коленях перед его дверью, и спрашивал совета? Апачи по крови дикарь, но у него светлая голова. И всё же мощь Альфреда Вайнера делает из людей идиотов. Да…

Он задумался на секунду, взгляд его был устремлён мимо меня. Он видел картины, о которых не хотел говорить, и это было его право.

Я ждал, когда он примет решение.

- Да… ты знаешь, в доме было мало детей. И в округе тоже. Из знатных домов только я, да один болезненный мальчик – Горацио. Были конечно в доме дети прислуги. Была маленькая помощница кухарки Тамика, был сын кузнеца, который вечно ошивался вокруг Ласанды – и вокруг Тамики. Был ещё сирота конюх и братья Тойво и Микель, дети мельника. Ни с кем из них мне говорить не разрешалось. Мне вообще не разрешалось делать ничего, что не шло бы на пользу моему будущему. То есть с утра и до вечера я находился либо в библиотеке, либо во дворе упражнялся в фехтовании и стрельбе.

Конечно, от этого я не испытывал к отцу большей любви. Иногда я, маленький дурак, пытался отомстить ему по-мальчишески. Проливал чернила на его стул или подбрасывал булавки в постель. За это неизменно доставалось кому-нибудь. Конечно же, не мне.

Один раз, я, кажется, перегнул палку. Подрезал стремя у его лошади. Мне было тринадцать, и я плохо соображал, чем это может закончиться.

Отец отправился на охоту, но не доехал и до ворот. Лошадь оступилась, взбрыкнула. Кожаный ремень, перетягивавший ей живот, лопнул, и отец грохнулся на камни мостовой. Слуги бросились к нему, помогли встать и принялись отряхивать. Я смотрел на происходящее с крыльца, с трудом изгоняя с лица улыбку – со спины Альфред выглядел толстым и неуклюжим.

Но вот он обернулся, и улыбка исчезла, как не бывало. Граф был бледен от ярости. Только глаза сверкали на мёртвенно неподвижном лице. Я почувствовал, что нужно убираться отсюда по-добру по-здорову, но взгляд его скользнул по мне равнодушно и остановился где-то справа. Я оглянулся и увидел конюха Фадео. Тот пятился маленькими шажками, пока не упёрся лопатками в стену конюшни.

Альфред сделал шаг вперёд.

Фадео тоже рванулся вперёд. Он упал на колени к ногам отца и, поминутно кланяясь до самой земли принялся целовать испачканные в пыли сапоги.

- Господин граф, простите, простите, смилуйтесь, господин граф, - лепетал он. Он наверняка знал, что не виноват в несчастном случае, но знал он также и о том, что Альфред Вайнер не принимает оправданий.

Граф наклонился и осторожно поднял Фадео с земли.

- Замолчи, - сказал он спокойно, и Фадео замолк на полуслове. Он оказался ко мне спиной, и я видел только глаза отца с сетью кровавых прожилок.

- Сорок плетей, - сказал граф, не повышая голоса, но так, что слышали все. Ноги Фадео подкосились, и Альфред не стал его удерживать. – Приготовить другую лошадь, - бросил он в пространство, и тут же трое слуг бросились в конюшню исполнять приказ.

Когда лошадь подали, Альфред молниеносно вскочил в седло и дал шпоры коню.

Двор остался неподвижен. Только медленно оседала пыль от копыт коня.

Наконец, Апачи шевельнулся. Он подошёл к Фадео, поймал его руку и потянул мальчика вверх, а затем потащил за собой прочь на задний двор.

***

Мне было не по себе. Что если бы отец знал, что виноват я, а не Фадео? Тоже всыпал бы мне плетей? Честно говоря, вряд ли. Но было кое-что похуже. Он был бы разочарован. Я мог бы догнать отца и сознаться. Фадео был бы спасён. А так… Сорок плетей - для мальчишки это очень много. Это много даже для взрослого. Но мне нужна была лошадь. Я оглянулся в сторону конюшни. Там оставался только один конь, необъезженный белоснежный Вентур.

Я размышлял так несколько минут, пока не услышал полный боли мальчишеский крик, раздавшийся из-за дома. Стало поздно. Я облегчённо вздохнул. Судьба решила за меня, и теперь было глупо что-то менять.

***

Смотреть на наказание я не пошёл – мне было стыдно. И стыд этот мучил меня весь остаток дня, пока я читал стихи на латыни, чертил невидимые прямые по новенькой карте и обсуждал с профессором проблемы морали и этики.