Дети Хедина (антология) - Страница 16

– Мы такого ничего не слышали, – с сомнением протянул Игорь.

– Не успели просто… – Скворцов глядел в пол. – Да и опять же, бабий треп – в него и в самом Карманове не все верили. Пошло это, дорогие мои, еще с войны, с осени сорок первого. Вы вот знали, например, что товарищ Потемкин, Виктор Арнольдович, был здесь в те дни, когда немцы к Карманову подступали? По глазам вижу – нет. Не знаете… бой тут был жаркий, только нам не видимый. Кто там сражался, как – не ведаю, только остановили тогда фрицев на дальних подступах, такого шороху нагнали, что на нас они уже и не полезли. Арнольдыч, помню, весь белый тогда вернулся, лица нет, сам чернее тучи.

Маша с Игорем все обратились в слух. Иван Степаныч тяжело сгорбился, подпер ладонью голову, словно не осталось сил держать, и говорил негромко, хрипловато, обращаясь главным образом к зеленому сукну стола, потемневшему от разлитого чая.

– Я ж его давным-давно знаю, Витю… с восемнадцатого года, когда в одном эскадроне оказались… беляков вместе крошили… лихо он воевал, ничего не боялся, ни пули, ни снаряда, ни заклятья… хоть и крутенек был, ох, крутенек! Сабелькой любил помахать, после боя-то, ох, любил… По тем-то временам, пока Лев Давидович, главком тогдашний, в силах оставался, с рук не только что сходило, а и хвалили, и в пример ставили, и ордена вешали… Это сейчас по головке б не погладили, а если по правде – так и к стенке могли поставить… за эксцессы, как говорится, хе-хе…

Только вот не шибко задержался он у нас, Виктор Арнольдыч-то, приятель мой… заметили его дар да и в Москву с фронта отозвали. Институт закончил, потом Академию и в гору пошел. Он – в гору, а я… в госпиталь, там ногу отрезали, и хорошо еще, что только по колено. Ну, а потом уж сюда. Опять же другу Вите спасибо – хоть и молод был, а уже его отличали. Он и замолвил словечко… Что ж, говорю себе, товарищ коммунист Скворцов, будешь бороться за счастье трудового народа теперь тут, в родном Карманове. Кто ж мог подумать, что до нового нэпа доживем, мы, старые революционеры?! Впрочем, не про то я… про сорок первый речь же шла…

Так вот, вернулся тогда Виктор сам не свой, снега белее, словно мальчик-кадет, впервые мертвого увидевший. Трясло его всего, лицо до кости, почитай, сожжено, вместо бедра – кровавая каша, осколки костей торчат. Уж не знаю, как выдержал, как добрался – крепка, видать, его магия, не зря и генералом сделался, и профессором, и деканом… Вернулся и говорит, мол, Иван, немцев мы остановили, но ценой такой, что лучше бы про нее никому и не знать. Вот тут я старого Витю и вспомнил, красного кавалериста… что-то знакомое проглянуло, хотя, с другой стороны, конечно. Сделал он там что-то такое… за пределом, за чертой, словно двадцать лет назад, в Гражданскую, когда белую сволочь к Новороссийску гнали… Только тогда он лишь ухмылялся да сабельку вытирал-острил, а теперь словно ума лишился. Ты, Иван, только не говори никому. А то и мне несдобровать, и тебе. Я ему – а меня-то ты чего приплетаешь? А он мне, мол, твой городок, тебе еще небось и орден повесят за героическую оборону, а мне, мол, теперь с таким жить, что лучше тебе, простой душе, о том и не задумываться. А у самого на глазах слезы стоят.

Игорю и Маше казалось – весь мир сейчас исчез, остался только этот стол под зеленым кустом, дурацкий казенный графин с треснувшей пробкой да пятно от пролитого чая – а над ними хрипло выкашливает, выворачивает наизнанку душу человек, молчавший целый десяток лет. И о чем молчавший!

– Короче, сказал Виктор, полковник Потемкин, генерала-то ему уж много после дали – сказал товарищ полковник, что полегли в наших болотах самые лучшие маги, те, на кого столько надежд было, на кого впору молиться было. Нас защищали. Защитить не смогли, только задержали зло. Запечатали, и для того, чтобы это зло остановить, пришлось такую магию в ход пустить, что, узнай о ней в Москве, Колыма курортом покажется. Осталась смертоносная колдовская дрянь там на болоте: ни убрать, ни убить, ни усыпить. Мол, у немцев сильные маги там оказались. В общем, друг Иван Степаныч, запоры там надежные. Сам ставил. А ежели что случится – дай мне знать. Я ему – о чем ты, какое «дам знать», война же! А он усмехнулся только – помирать буду, ту усмешку вспомню, трупы ходячие веселее да живее усмехались – и говорит, ничего, мол, ты мне только напиши, вот номер полевой почты, а дальше письмо меня быстро найдет, мол, везде и всюду. Да я и сам приглядывать буду, говорит. За то, что я отныне погибшим должен, мне век не расплатиться.

И долго так оно все и было. Немцев от Карманова отбросили, потом фронт встал, потом фрицы на Сталинград поперли… но то уже далеко от нас было. Жизнь своим чередом пошла, хоть и военным. Ну да нам не привыкать. Сперва-то я болота того боялся, как огня, а потом смотрю – ничего там такого не делается, тишь да гладь, ну и стал забывать о нем. Других забот хватало. Шутка ли, вся война прошла – а ничего этакого у нас не приключилось. Я уж подумывать стал, не ошибся ли друг Виктор Арнольдыч, столько лет минуло… Ан нет, не ошибся, чертяка, все верно сказал. Слухи поползли… нехорошие. Но до поры до времени одни только слухи. Люди не пропадали, зла никакого не творилось, а в лесах у нас каких только чудес после войны не водилось. Даже некрофаги.

В общем, когда слухи стали уже и до меня добираться, позвонил я другу Арнольдычу. Было у нас условлено, как весть подавать, ежели что… он пообещал «человечков послать». Вот и послал, – Скворцов с горечью кивнул на окно, где давно воцарилась ночная тишь; спецмашина с двумя трупами давно уехала. – Они ушли да и не вернулись. Я опять к Арнольдычу, – он хрипло прокашлялся, залпом опрокинул в рот остывший чай. – Вот и вся история. Дурацкая, верно? Ну, так в жизни оно все так, нарочно не придумаешь. Прислал вас Виктор. Не знаю, почему. Может, верит в вас крепко. Знает, что остановите вы эту гадость. На вас одна надежда. Я ведь не о себе. Родной дом, семьи свои защитить прошу. Ведь не чужие вы здесь. И Витя в вас не на пустом месте так верит…

В голосе председателя слышалась такая мольба, такая горечь и отчаяние, что Игорь покраснел и опустил глаза. Стыдно стало за старого фронтовика.

Маша зябко повела плечами. Чем-то жутким повеяло от рассказа председателя, жутким и замогильным – нет, не денекротизированными трупами, чем-то иным, еще страшнее.

– И-иван Степанович… – Игорь тоже откашлялся, собираясь с мыслями. – Дело, конечно, небывалое, но мы…

– Вы, мои дорогие, сперва с теми двумя бедолагами сделаете, что положено, – Скворцов с усилием провел ладонью по лицу, словно норовя стереть все следы недавней слабости. – Их в городской морг отвезли, я распорядился. Что бы ни говорил Виктор, к нему отправлять не будем. Сами справитесь. Под мою ответственность. А заодно посмотрите поближе, может, мысли какие в голову придут, что тут у нас на болоте за нечисть фашистская осталась. А что такое денекротизация, можете мне не рассказывать. Воочию видел. Учинил друг Витя один раз такое, в Гражданскую…

У Игоря глаза полезли на лоб, Маша тихо ойкнула, зажимая рот ладонью, – совсем не похоже на бойкую Рыжую.

– А что было делать? Беляки нас тогда жали, к Орлу подходили, уже на окраинах бой шел. Конный корпус генерала Шкуро нас обходил, кабы не Виктор – хана всему полку нашему, да и дивизии тоже. Вот он и сделал… потом еще смеялся надо мной, мол, как ты думаешь, кого беляки в атаки психические гоняют? Ну я-то знал, что никаких не трупаков, так ему и сказал… Так что давайте, друзья мои. Двое мертвых магов ой чего натворить могут, сами знаете.

Они знали.

– «Козлик» мой внизу стоит, он вас и отвезет, – Скворцов тяжело поднялся, приволакивая протез. Скррр… скрррр… не слыхать больше бодрого постукивания. – А с пропавшими…

– С пропавшими – мы их завтра снова искать пойдем, – непререкаемо изрекла Маша. – Пока их тоже не сожрали.

– Запретить не могу, – уныло сказал председатель. – И посылать тоже не могу. Сами решайте. Только знайте, если во все колокола бить, в область сигналить или там в Москву – то дело скорее не сделается. Контор у нас много, все они большие, писать любят. Да и те чародеи, что голову здесь сложили, разве заслужили такой срам – из героев в преступники, в чернокнижники? Может, хватит сил без шума управиться: у вас сила и знания, Арнольдыч хорошо натаскивает, а у меня – запасы кое-какие есть, а в случае чего – могу и за ниточки нужные потянуть…