Десять поцелуев, чтобы влюбиться (СИ) - Страница 65

Перед родными старательно делаю вид, что всё у меня прекрасно и замечательно. Не стоит омрачать их радостного настроения в новогоднюю ночь. Тем более, мы впервые собрались большой семьей — папа, мама, я, дедушка и бабушка.

Обменялись поздравлениями с Яном, Рори и Мирой. Друзья разъехались кто куда.

Жарова, например, улетела с отцом во Францию до конца зимних каникул. Мирослава укатила к родителям, да и Ян тоже проводит время со своими.

На фоне звучат старые песни, транслируемые по телевизору. Сквозь шум я едва расслышала, что кто-то звонит к нам в квартиру.

— Ой, Машуль, — улыбается мама, нежно поглаживая свой заметно округлившийся живот. — Открой, пожалуйста. Там, наверное, Таня с шестого пришла.

На ходу поправляя платье, которое мне родители подарили на Новый год, иду к входной двери.

Открываю и… зависаю.

Тетя Таня с шестого перевоплотилась в Диму с одиннадцатого. Правда Сотников уже давно не живет в квартире своей тети. Хотите честно? Одновременно меня это радовало и огорчало. Моя логика пробила дно.

Дима выглядит… другим.

Я не знаю, что конкретно в нем изменилось. Может быть, всё. Он уверенный, спокойный, кажется взрослее и серьезнее. Смотрит на меня так, словно Маша Савельева — самое важное и ценное в его жизни.

Кролик снова во власти удава.

В руках Дима держит большую подарочную коробку, перевязанную красной лентой. Не могу перестать глазеть на него.

Скучала? О, да! А теперь хочу убить.

Проклятые качели. Скоро они меня подбросят прямо в космос и упадут. Я вместе с ними. Вот, что я испытывала рядом с Димой Сотниковым.

— Привет, — его голос звучит хрипло после улицы.

— Это мне? — ткнула пальцем в коробку.

Боже, пусть он скорее уйдет! Меня так же ломает, так же гнет.

— Да, — он протягивает мне подарок, но я отрицательно качаю головой. — Маш…

Он опускается на корточки, поставив коробку прямо у моих ног. Пронизывает меня жарким взглядом. Я не вижу, как именно он на меня смотрит — знаю. И от этого вновь погружаюсь в холодный ядовитый кипяток. Кислота моей любви будто стала ещё более сильной, увеличила концентрацию.

— Зачем ты приехал?

— Я понимаю, что это мало изменит, Маша. Но я хочу, чтобы ты знала — этот спор ничего не значит.

Господи, зачем он это делает? Жестокий, беспощадный, злой мальчик!

— Действительно?

Я злюсь. Не могу скрывать своих эмоций, их стало слишком много. Контроль? Он трещит по швам.

— Для меня он ничего не значил, — он говорит медленно и спокойно, словно с маленьким ребенком, которому нужно объяснить прописную истину. — Я бы всё равно был твой, рано или поздно. Приполз бы, как побитый пёс. К тебе. В любой ситуации. Но мне стоило рассказать про спор раньше. Должен был защищать нас, а не топить. Струсил.

Едва держусь. Что-то отвратительное и страшное подбирается к горлу. А я обещала себе больше никогда не плакать из-за этого парня. Но, знаете… я хочу поверить ему.

От этого слова Сотни выглядят ещё более ужасными. Он бессердечный человек. Как может продолжать играть моими чувствами?

Наступает на гордость снова и снова, топчет сердце, разрывает душу острыми звериными когтями.

— Что-то ещё, Сотня? — пытаюсь закрыть дверь, но не успеваю спрятаться от суровой реальности.

— Я люблю тебя.

Нет!

Не любит!

ОН! МЕНЯ! НЕ! ЛЮБИТ!

— Зачем ты говоришь о том, чего не знаешь? — у меня срывает последние предохранители.

— Маша!

— Что, Маша?! Ты не знаешь ничего о любви. Ни-че-го! Любишь меня, да?

Он обнимает меня за талию и крепко прижимает к себе. Ласково и нежно… так, как этого хочется мне, шепчет на ухо:

— Люблю. Тебя.

Это больно. Это невыносимо. Это невозможно.

Едва борюсь с желанием обнять моего Диму, прижаться к нему и провести с ним оставшуюся вечность. Он играет жестоко, без правил, диктуя мне свои собственные.

— Ты меня не любишь, Дима.

— Ты так решила?

В его голосе будто звучит раскаленное отчаяние, но я предпочитаю не слышать его.

— Ты любишь себя. У тебя отняли игрушку. А ты решил, что это любовь, но всё совсем не так.

— Ошибаешься.

— Да? — глаза защипало от горьких слез. — Ладно. Хорошо. Докажи.

— Как?

— Оставь меня в покое. Навсегда.

Повисло недолгое молчание.

— Ты действительно хочешь этого, колючка?

Я хотела ответить ему «нет», но вместо этого просто ушла, закрыв за собой дверь. Потому что ещё хоть одна секунда и я бы точно бросилась в объятья моего Симбы, а потом осталась там навсегда.

Привалилась спиной к входной двери и от души разревелась. От собственного бессилия и от страшной правды, которая так и сквозила в моем больном воспаленном мозгу — что, если он не врал?

Это осознание пугало больше всего на свете — в таком случае, он больше никогда не придет.

Отпусти меня и свободу верни

Я не хочу быть с тобой связанной,

Хочешь — просто сохрани

Или убей любовь холодными фразами.

Моё сердце не живое больше —

Сам его убил.

Когда-нибудь панцирь станет тоньше,

Но я не верю в то, что ты меня любил.

Разошлись в разные стороны

С ума сошли в своей тоске,

Парят надо мною вороны

И дикий зверь снова в хищном броске.

Зачем ты бежишь за мной, скажи?

Почему не отступишь?

Я поймала уже все твои ножи,

Зная заранее, что погубишь.

От любви ничего не осталось!

Ты Симба, а я Колючка твоя.

Мне не нужна твоя жалость —

Я забыла о нас навсегда.

Лишь пепел и прах сохранила

О нашей страсти былой,

Я так сильно тебя любила,

Но ты никогда не был мой.

Маша

Время тянулось настолько медленно, что начало ощутимо казаться, словно в любую секунду оно просто возьмет и окончательно остановится.

Когда отпускаешь человека и собственные чувства к нему, то должно стать легче? Правда должно?

Только мне не становилось. Почти все зимние каникулы я провела в полнейшем раздрае. Почти не ела, аж похудела на девять с половиной килограммов. Только лежала в постели, имитируя успешное перевоплощение в овощ.

Хотя почему имитировала? Я была им.

Полностью разбитая, высушенная, истощенная.

По большей части спала или смотрела глупые слезливые дорамы. Плакала вместе с героями, сваливая свои истеричные рыдания на стекольный сюжет.

Читала. Бросала книги. Снова хваталась за них.

Отгородилась от всего мира. Моя спальня казалась безопасным и непроницаемым коконом. Панцирем, из которого меня уже никто не достанет.

Глаза мозолил подарок от Сотникова. Я так и не осмелилась избавиться от него или выкинуть. Дождалась, когда он уберется с моей лестничной клетки и забрала коробку.

Честное слово, хотела её сжечь или разрубить на мелкие части. Что угодно, но не оставлять себе.

Только…

Большая коробка, красиво упакованная и перевязанная красной лентой, всё еще украшала мой рабочий стол и манила к себе. Она источала магическое притяжение. Играла роль огромной сладкой приманки в мышеловке, распространяющей волны соблазна и влечения на запредельной мощности.

Храбро сопротивлялась этому чудовищному волшебному магнетизму. Держалась стойко и почти победила в холодной войне, но на двенадцатый день каникул оборона дала слабину.

Подняла свое бренное тело с кровати и уселась в кресло, разглядывая эту бомбу замедленного действия.

Потянула за ленту…

Дима мог позволить себе купить что угодно, не заморачиваясь особо. Чтобы дорого, роскошно и богато. Уж я-то знаю. За последние месяцы мучительного Ада он просто закидал меня подарками с ног до головы.

Ножницами аккуратно разрезала упаковку и медленно распаковала коробку, будто она в любой момент взорвется в моих руках.