Десять пальцев - Страница 9

Изменить размер шрифта:

Чем дальше, тем сильнее я боялся стать точно таким же, как мой друг. Виделись мы редко. Последний раз — месяца за два до того, как он умер.

9

Получилось так, что я заночевал в чужой квартире, которая располагалась всего за пару кварталов от мыльниковской, и, проснувшись с утра, подумал: почему бы не зайти к старому другу?

Как и положено, сперва я постучал в окно и только потом позвонил в дверь. Не открывал он долго. Я начал думать, что, может быть, мне отказано в посещении. Но оказалось, что Мыльник просто спал.

— О! Привет! Деньги есть?

Я прошел, не разуваясь, дошагал до кресла и закурил. Кресла, как и десять лет назад, стояли друг напротив друга. Только The Cure Мыльник давно уже не слушал.

— Деньги, говорю, есть?

— Нет.

— Совсем нет?

У меня действительно не было денег. Накануне я напился за чужой счет, и теперь даже до метро мне предстояло идти пешком.

— Совсем нет.

— Повторяю последний раз: совсем-совсем? Может, все-таки есть?

Я порылся в карманах. В карманах брякала мелочь. В общей сложности меньше четверти доллара.

— Вот. Это все.

— Ха! А ты говоришь — нету! Ща все будет!

Отобрав у меня мелочь, Мыльник исчез. Я успел выкурить еще сигарету. Вернулся он с бутылкой из-под «Фанты» и парой молодых людей: тощим юношей и девушкой — тоже очень тощей.

Девушка вымыла всем по стакану.

— Что это?

— Ты не в курсе? Это «Льдинка».

— Это пьют?

— Еще как пьют! Отличный напиток!

Тощий мыльниковский собутыльник рассказал, что вообще-то напиток предназначен для мытья то ли окон, то ли автомобилей. Но за два подъезда отсюда живет дядя Гурам, который в промышленных масштабах разбавляет «Льдинку» водой и фасует в такие вот бутылочки.

— Слушайте, вы серьезно? Станете это пить?

— А ты не станешь?

— Разумеется, нет.

— Хорошо. Не пей. А мы выпьем. Правда, Наташа?

Наташа кивнула. Она-то, конечно, выпьет. Дядя Гурам разбавляет жидкость в нужных пропорциях. Он заботится о клиентуре и никогда не забывает капнуть в бутылочку немного уксуса, снижающего риск ослепнуть от первого же глотка. Так что почему бы не выпить?

В качестве закуски тощий принес с собой сладкий болгарский перчик. Его разрубили на восемнадцать частей, и вечеринка началась.

10

Раз в десять минут Наташа спрашивала у молодых людей, который час?

— Десять.

— Десять вечера?

— Десять утра.

— Понятно. Выпьем еще?

— Выпьем!

— А теперь сколько времени?

— А теперь семь минут одиннадцатого.

— Вечера?

— Утра.

— Понятно. Выпьем еще?

К чему скрывать? Я тоже выпил немного «Льдинки». Я утешал себя тем, что настоящий репортер должен попробовать все на свете.

В бутылке плавали белые волокна. Мыльник сказал, что это вата. Дядя Гурам фильтрует напиток через ватные тампоны.

— Сколько времени?

— Пол-одиннадцатого.

— Вечера?

— Утра.

Я спросил у девушки: в чем причина? Почему она так интересуется временем?

— Боюсь пропустить.

— Пропустить что?

— Пропустить, когда будет восемь.

— Восемь чего?

— Восемь вечера.

— А что произойдет в восемь вечера?

— У меня важная встреча.

Тощего парня звали Гомер. Узнав об этом, я порадовался: какие все-таки образованные в Купчино панки. Впрочем, скорее всего, в виду имелся не автор «Илиады», а персонаж мультфильма про Симпсонов.

У Гомера были длинные пальцы с красивыми ногтями. Под ногтями чернела жирная грязь.

Наташе Гомер приходился мужем. Насчет важной встречи он все мне объяснил:

— В соседнем микрорайоне азербайджанцы открыли ларек. Наташка договорилась в восемь вечера подойти и сделать тамошним обезьянам оральный секс. Азербайджанцы обещали заплатить. Так что пока можно пить и не париться: вечером деньги будут.

— А вдруг они обманут? Не заплатят?

— Заплатят. Куда денутся? Если не заплатят, я им ларек сожгу.

Восьми вечера пара не дождалась: исчезла раньше. Не знаю, заплатили ли им азербайджанцы. Я в восемь вечера уже ехал куда-то на такси.

Я сидел впереди, рядом с водителем. Мыльник и еще один растатуированый купчинский орангутанг сидели сзади и громко (так, чтобы было слышно водителю) общались.

— Зря ты того таксиста зарезал.

— Думаешь, зря?

— Конечно! Отнял бы бабки, ткнул бы ножом. А убивать-то зачем?

— Ну, может, действительно зря.

— Сегодня-то топор взял?

— Конечно! Я без топора никуда! И топор, и заточку. Все со мной.

На водителя я не смотрел. А он, похоже, не смотрел на дорогу — только в зеркальце заднего вида.

Когда мы доехали, я вылез из машины и аккуратно закрыл за собой дверь. Мыльник сказал «спасибо», тоже вылез и таксист сразу же исчез. Растворился в воздухе. Парни долго над ним смеялись.

Вечер закончился тем, что мои спутники, взяв тяжелые деревянные колья, долго лупили ими по лобовому стеклу и капоту дорогой машины. После этого Мыльника я не видел ни разу.

Он умер, задохнувшись во сне. Обычная смерть героиновых джанки. Дело в том, что их организм постепенно разучивается дышать и вообще делать хоть что-то, кроме переваривания инъекций.

11

Говоря об умерших, живые невольно выпячивают грудь. Бедолаги! Уже умерли! То ли дело мы! Мы-то живы! Для нас-то все продолжается.

Не думаю, что продолжительность жизни играет большую роль. Какая разница, жив ли ты, умер ли… важно, в какую сторону ты живешь, а сколько живешь — это уже частности.

Между мною и моим умершим другом больше общего, чем отличий. Отличие вообще лишь одно: Господь дал мне остановиться. Позвал меня и дал сил расслышать. Возможно, Мыльника Он звал точно так же. А тот решил, что ему показалось.

Мне точно известно: Господь очень хотел помочь моему другу. Просто иногда мы не желаем, чтобы нам помогали.

Мыльник пришел домой. Не раздеваясь, уснул. Сделал последний глоток грязного воздуха. И я уже никогда не узнаю, что творилось с ним дальше. Вернее, узнаю… но в тот момент меня будет куда больше интересовать собственная биография.

Мы родились с этим парнем в один год. Были маленькими, сорокасантиметровыми. Радовали родителей тем, что научились ходить… смешно ковыряли в носу… через двадцать с чем-то лет он умер.

На похороны я не пошел. Не по каким-то соображениям… просто был пьян в тот день. Разумеется, пьян. По слухам, пришедшие на поминки приятели Мыльника нажрались как скоты и вели себя отвратительно. Я тоже в тот день вел себя отвратительно. Но, по крайней мере, не на глазах мыльниковских родителей.

Я заходил к ним пару раз. Сережина мама говорила, что собирается продать квартиру на первом этаже и уехать жить в провинцию. Там у них родственники. О сыне старалась не говорить.

Я тоже редко говорю о нем вслух. Но часто думаю про своего друга. По справедливости, место Мыльнику в аду. Мне тоже. Но я по-прежнему надеюсь, что все еще может обернуться хорошо. Для нас обоих. Ведь Бог, в которого верит моя церковь, не справедлив, а милосерден.

Заключая взаимовыгодную сделку, там, на ялтинской набережной, я не предполагал, что все так обернется. Мой друг умер первым. Думаю, теперь моя помощь ему нужнее, чем мне — его. Как и обещал, я молюсь о его душе. Каждый вечер встаю на колени и прошу Бога, богатого милосердием: прости нас за то, что Ты подарил нам жизнь, а мы распорядились ею столь бездарно…

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com