Десять минут за дверью - Страница 1

Алексей СВИРИДОВ

ДЕСЯТЬ МИНУТ ЗА ДВЕРЬЮ

ПРОЛОГ

К шестнадцатиэтажному дому, стоящему вдоль одной из многочисленных Парковых и торцом к Первомайской - тоже одной из трех, подъехала сравнительно новая БМВ пятой модели. Ломая колесами заледеневшую к вечеру ноябрьскую слякоть, машина припарковалась между замызганным, но до сих пор шикарным "ЗИМом" и грудой железа под порыжелым чехлом, в которой с некоторым трудом угадывались останки ушастого аппарата, который теперь нельзя было назвать ни роскошью, ни средством передвижения. Вылезший из "Москвича" молодой человек привычно поставил кейс на капот развалюхи, повозился с сигналкой и скрылся в подъезде. Внешность он имел обыденную, накачанные мускулы под одеждой не перекатывались, да и сама одежда не давала повода причислить молодого человека ни к удачливым рэкетирам, ни к преуспевающим бизнесменам. Даже непонятно, откуда тачка взялась.

Лифт с загадочным скрипом-постукиванием двигался вверх, а молодой человек под аккомпанемент этих звуков думал о том, что с ужином жена скорее всего возиться не стала, а будет кормить вечным чаем с бутербродами, и что по этому поводу даже не скандал устроить, просто обидеться не получится - молодой человек любил свою жену и прощал ей очень многое из того, что обычно женам прощать не полагается. Как слышалось, так и написалось. Был длинный поцелуй в прихожей. Были чай и колбаса под названием "за два двадцать" - название конечно лишь дань традиции, еще один длинный поцелуй - и на этом ужин закончился. Сегодня молодого человека ждало важное дело - заткнуть наконец поролоном щели вокруг двери на балкон, сколько раз откладывал, и вот уже зима на носу, а из щелей сифонит, аж вой стоит. Так, наполовину влезшего в ватные брюки и с пухлым полиэтиленовым пакетом в руках, его застал телефонный звонок. Неуклюже переступая через рассыпавшиеся мягкие полоски, молодой человек добрался к тумбочке, поднял трубку и услышал мелодичный женский голос:

- Сергей Виленорович?

- Да, - ответил он и привычно подумал: "Выбрали имечко папе моему, прости господи!"

- Вас ждут в условленном месте, начата новая тема.

Гудки. Он сделал равнодушное лицо и спокойно положил трубку. Жена сказала:

- Опять? Двух месяцев не прошло!

- Ладно, ладно. Ты же знаешь, что это не надолго, десять минут, не больше.

- А ты снова чужой вернешься. Я же знаю... Почему ты с собой меня взять не можешь?

- Я уже говорил почему. А что чужой... Я еще не привык ощущать себя в стороне от всего что твориться там... каждый раз. И когда возвращаюсь, приходится долго привыкать к тому, что все было лишь одним из эпизодов. Ладно, все, потом поговорим.

- Иди уж. Только там ничего серьезного себе не заводи, от этого только всем хуже. Дай поцелую...

Они поцеловались, потом еще раз. Молодой человек снял ватные штаны, зачем-то пригладил волосы и шагнул к большому, во всю стену, ковру с оригинальным и мрачноватым рисунком - кирпичная стена и железная дверь в ней. Взялся за ручку, потянул. Со стуком и скрипом, совсем как недавно лифт, дверь отворилась, и молодой человек шагнул в открывшуюся за ней холодную темноту, а проход с таким же звуком захлопнулся, и дверь снова превратилась в просто странный рисунок. Жена вздохнула, и как всегда, когда муж уходил так стала сидеть и ждать, со страхом думая, что будет делать, если он не вернется через обещанные десять минут.

1

Морозным зимним утром в стольном граде Фымске у князя заглавного Андрея Щедроватого начался совет. Мозаичные стекла секретной залы запотели, были протерты глухонемым рабом, и запотели снова - совет тянулся третий час. Караулу у княжеских палат, что на Чистой площади, уже порядком надоело гонять народ, подходящий к стенам ближе расстояния, указанного княжим оберегателем, и дюжие мужики в высиненных валенках и полушубках наконец попросту остановили подряд пять саней и развернули их поперек выходящих на площадь улицы и пары переулков. Собралась толпа. Возчики с отобранных саней ругались и грозили то с жалобой до князя дойти, а то и с колами на самих караульных двинуть. Мальчишки швыряли снежками, дразнились, а известный на все Заречье вор по кличке Скрал-скраду, громко возмущаясь безобразием вытягивал уже второй кошель, на этот раз у кучера, попавшего в затор. Сообразительный поваренок из ближнего трактира бегал с лотком, распродавал горячие котлеты, сыпал шутками, от которых румяные женские лица краснели еще сильнее. Затем появился сам трактирщик и поволок поваренка за ухо обратно, объясняя на ходу пагубность подобных поступков, и всем расслышавшим воспитательную речь становилось ясно, откуда парнишка набрался уже и наберется еще разговорных талантов.

Весело! А в зале у князя шел разговор о делах отнюдь не веселых. Третьего дня пришло известие, которого в княжестве ждали долго, и все надеялись, что оно не придет. Две недели назад Стальной Ордой было разбито войско и взята штурмом цитадель короля Арика, а сам Арик был казнен, да так, что прочитав скупое описание, княжеский палач почесал бороду и раздумчиво заметил: "М-да. Такого мы еще не умеем." В другой раз князь наверняка устроил бы лай на тему "А что у нас умеют вообще?", но теперь было не до этого. В тот же час к следовым князьям отправились секретные гонцы, а тот, который привез известие получил для начала в зубы, потом двойную награду - за важность и чтоб сердца не держал, и на прощание напутствие:

- А как ты думаешь, когда об этом народ зашумит?

- Да дней через пять, не раньше.

- Ну это ладно. А вот если раньше - значит кто-то язык за зубами не держал. А за такие вещи известно что бывает. На всю мерку.

Князя не зря прозвали Щедроватым. Говорили еще, что он мягко стелет да жестко спать, но это было уже не настолько верно. Князь Андрей при всем желании не умел постелить по-настоящему мягко, но в то же время жестко спали у него при дворе только самые неумелые.

Следовые князья собрались еще не все, но совет начался. Было ясно, что после Арика следующий удар Стальная Орда направит против княжества Фымского - это и богатая добыча, и выход к водному пути до Вонючего моря, а заодно - искоренение Учения Праведной Славы Божьей и распространения духовной власти Отца Земного. Неясно только, что делать... В секретной зале становилось душно. Князья понаприбывали не одни - кто с военачальником, кто с оберегателем, кто с чином славабожьим, а кто и со всеми тремя, и поэтому шуму было много, а толку не очень. Что воевать придется - было понятно, а дальше единства не получалось. Следовой князь одного из восточных, самых дальних от нападения уделов предложил напасть первыми, заманить и разбить. Против этого сразу же поднялся галдеж западных уделов - ага, а к кому заманивать и у кого разбивать? Такая победа не себе ли дороже, или скажем нам дороже, а тебе и дешевле?! Восточный удел хором в три горла отбрехивался, и как-то получилось, речь перешла на междоусобные препирательства, припоминались старые обиды и тут же, по ходу выдумывались новые. Молчали только князь Андрей и заглавный воевода Хеглунд - бывший варяжский конунг, в свое время пытавшийся завоевать Фымск. Князь после многих трудов его войско разбил, и проникся при этом таким уважением к противнику, что с ходу предложил угодившему в плен Хеглунду место воеводы со всей положенной кормежкой и обхождением. Тому показалось умнее заниматься на чужбине привычным делом, чем по возвращении домой публично кидаться на меч с позору. С тех пор Хеглунд исправно служил князю и княжеству, со временем привыкнув к толковым и бестолковым традициям - таким например, как этот совет. Теперь он ждал, когда заглавный князь оборвет бессмысленные споры и можно будет приступать к делу. То что этот момент близок было видно по тому, как чаще и мельче становились глотки, которые князь делал из огромной кружки, и только редко бывавшие при заглавном дворе могли оставить без внимания этот признак. Верхнесвятой славабожник из Маралов-Бора, вечный недоимщик, уже десятую минуту крикливо доказывал совету, что его десятина всегда меньше чем у соседей. Андрей Щедроватый тяжело вздохнул, заглянул в кружку. Пива было на донышке. Тогда князь, зычно рявкнув "Рот закрой!", запустил кружкой в первосвята, но в последний момент видимо одумался, и кружка разлетелась об мраморную голову заморского бога осторожности. Почтительно стоящий у стенки казначей (допущенный присутствовать с наказом "не спрошено помалкивай") про себя отметил: "Еще пару раз, и заменить статую. Если не из-за Вонючего моря везти, а втихую на базаре заказать, свой интерес может получиться." Гомон в зале стих как отрезанный. Верхнесвятой пригнулся к столу, не шутя ожидая, что следующей головой, о которую бьется посуда будет его собственная. Но князь уже немного успокоился, обошлось. Заговорил дождавшийся Хеглунд.