Десять ли персиковых цветков - Страница 99

Он замер. Закрыл глаза.

– Слышал, Мо Юань проснулся. Будь с ним, я знаю: он хорошо о тебе позаботится, куда лучше, чем я. Забудь меня.

Я смотрела на него, не желая верить в происходящее. Казалось, мгновение растянулось в вечность. Вдруг Е Хуа открыл глаза и яростно, тяжело дыша, заговорил:

– Я умираю, а все не могу тебе сказать: я всегда любил только одну женщину – тебя, Цянь-Цянь. Вовек меня не забывай. Если посмеешь забыть, если только посмеешь… – его голос понизился до шепота, – что мне тогда делать?

Я склонилась к его уху:

– Ты не можешь умереть… Е Хуа, держись. Я отнесу тебя к Мо Юаню, он что-нибудь придумает…

Но тело Е Хуа медленно тяжелело в моих руках.

Я закричала:

– Если посмеешь умереть, я тут же пойду к Чжэ Яню за снадобьем забвения, начисто тебя забуду, ничего о тебе в памяти не оставлю! Буду жить припеваючи с Мо Юанем, Чжэ Янем и Четвертым братом, никогда о тебе не вспомню!

Е Хуа затрясло. Спустя время его губы искривила судорожная улыбка:

– Как пожелаешь.

Это были его последние слова.

«Как пожелаешь».

Я сидела на втором этаже чайной в мире смертных и смотрела представление. Прошло три года, как Е Хуа покинул меня.

Три года назад в битве на реке Жошуй погиб Цин Цан, а Е Хуа, принеся в жертву изначальный дух, утратил все души хунь и по. Веер Нефритовой Чистоты, вобрав в себя почти все мои силы, ударил по колоколу Императора Востока, и тот семь дней звенел отчаянной скорбью.

Чжэ Янь рассказывал, что к моменту его прибытия Е Хуа давно перестал дышать, а я, вся в крови, с всклокоченными распущенными волосами обнимала его, сидя у подножия колокола. Я отгородила нас с Е Хуа столь плотным магическим барьером, что никто не мог к нам подойти. На скорбный звон колокола Императора Востока к реке Жошуй явились бессмертные со всех восьми пустошей. Небесный владыка прислал за телом Е Хуа четырнадцать старейшин. Эти старейшины семь дней и ночей бились с моим барьером, ударяли по нему молниями и призывали гром, но от их усилий на нем не появилось даже крохотной трещины.

Чжэ Янь говорил, что подумал, будто я собираюсь всю жизнь просидеть вот так с телом Е Хуа в объятиях. К счастью, звон колокола далеко разошелся и, в конце концов, потревожил находившегося в затворничестве Мо Юаня. На восьмой день наставник явился к реке Жошуй.

Я не помнила, что мне говорил Чжэ Янь. Тогда мне казалось, что вместе с Е Хуа умерла и я. Не так уж и плохо просидеть на берегу реки Жошуй всю жизнь, обнимая его. Пусть он больше не может открыть глаза и его губы больше не растянутся в улыбке, пусть он больше не может, тяжело дыша от волнения, шептать мое имя мне на ухо, пусть он больше не… Пусть, но я хотя бы могу смотреть на его лицо, я хотя бы знаю, что он рядом.

Чжэ Янь сказал, что Мо Юань пришел на рассвете восьмого дня. У меня сохранились смутные воспоминания о его появлении. Кажется, я сидела у колокола, в моей голове разливалась пустота, и не было никаких мыслей ни о прошлом, ни о будущем. Вдруг, распахнув глаза, я увидела наставника, стоявшего по ту сторону барьера. Он, чуть нахмурившись, смотрел на меня.

В моем помертвевшем сердце что-то слабо встрепенулось. Только тогда до меня дошло, что я по-прежнему жива, но Е Хуа преподнес колоколу свой изначальный дух, и все его души рассеялись. Е Хуа умер. В паре шагов от меня стоял Мо Юань, который наверняка знал способ спасти Е Хуа, ведь мой наставник сам когда-то прошел испытание колоколом и сумел вернуться. Я подумала: если только он сумеет спасти Е Хуа, если только Е Хуа сможет еще раз назвать меня Цянь-Цянь, я охотно подожду не только семьдесят, но и семьсот тысяч лет.

Я убрала магический барьер и, прижимая к себе тело Е Хуа, опустилась перед Мо Юанем на колени, моля его о помощи. Когда я попыталась подняться, оказалось, что тело меня не слушается. Наставник в мгновение ока преодолел разделявшие нас два шага, долго осматривал Е Хуа и наконец мрачно сказал:

– Положите его в гроб. Пусть Е Хуа уйдет достойно.

Мо Юань вернулся на гору Куньлунь, а я унесла тело принца в Цинцю. Четырнадцать старейшин поспешили за мной. В моей голове билась мысль: Е Хуа мой, я никому его не отдам. Толпа небесных старейшин полмесяца мялась у врат в Цинцю, в конце концов им пришлось отправиться назад и доложить Небесному владыке о неудаче.

На следующий день в Цинцю прибыли родители Е Хуа. Всегда нежное и спокойное лицо его матушки перекосилось от гнева. Она утирала слезы расшитым платком.

– Только сегодня я поняла, что ты и есть та смертная, Сусу. Какое зло совершил мой Е Хуа, что дважды рок связал его с тобой? Когда ты была Сусу, он любил тебя так самозабвенно, что готов был ради тебя отказаться от наследования престола. После вашей ссоры с принцессой Чжаожэнь[132] Небесный владыка постановил: ты отдашь ей свои глаза и примешь трехмесячное наказание молниями после рождения А-Ли. Но ты лишилась только глаз. Твое наказание молниями мой сын понес вместо тебя. А ты безрассудно спрыгнула с помоста для наказания бессмертных! Как хорошо ты все продумала. Ты спрыгнула, и мой Е Хуа прыгнул за тобой. Но ты вознеслась как высшая богиня, а что же мой сын? Прыжок с помоста погрузил Е Хуа в сон на шестьдесят лет. Теперь, спустя триста лет, он снова принял смертельный удар за тебя! Мой сын ни дня не был счастлив после встречи с тобой. Он сделал для тебя так много, а что сделала ты? Ты ничего для него не сделала, но считаешь, что вправе забрать его тело. Он уже мертв, но ты хочешь и дальше его терзать? Ответь мне только на один вопрос, всего на один! Как ты смеешь?

У меня перехватило горло, я попятилась и чуть не упала. Меня поддержал Ми Гу.

Отец Е Хуа оборвал жену.

– Довольно! Е Хуа убил Темного владыку Цин Цана и предотвратил уничтожение мира, запечатав колокол Императора Востока ценой своего изначального духа. Это достойная смерть, Небесный владыка уже оказал нашему сыну все полагающиеся почести. Лэ Сюй – всего лишь слабая женщина, не сочтите ее слова за оскорбление, высшая богиня. Однако вы должны вернуть тело нашего сына. Хоть вы и были помолвлены с Е Хуа, вы все же не поженились. Ни здравый смысл, ни закон не дают вам права хранить его тело. Е Хуа рожден в семье, принадлежащей правящей династии, он наследник Девяти небесных сфер. Есть правила, которые нельзя нарушать. Е Хуа должен быть похоронен в море Беспорочности на Тридцать шестом небе[133]. Прошу вас не противиться совершению ритуала.

Когда Е Хуа забирали, небо затянули облака, и подул слабый ветер. Я поцеловала его брови, глаза, щеки, нос. Когда я коснулась губ, в глубине моей души шевельнулась безумная надежда. Вдруг он сейчас очнется, прижмется лбом к моему лбу и скажет: «Я просто пошутил»?

Но моя надежда не оправдалась.

На моих глазах родители Е Хуа положили его тело в ледяной гроб и покинули Цинцю. Со мной остался лишь ворох окровавленной черной одежды.

Немногим раньше Чжэ Янь подарил мне саженец персикового дерева. Я посадила его у входа в Лисью пещеру, каждый день поливала и удобряла. Вскоре персиковое дерево разрослось и выбросило множество ветвей. В день, когда на них расцвел первый цветок, я устроила в его корнях могилу Е Хуа, похоронив там его одежду. Я попыталась представить, как будет выглядеть это дерево в полном цвету.

– Тетушка, вы помните, что у вас еще есть сын? Нам забрать маленького принца в Цинцю?

Я покачала головой. Конечно, я помнила про А-Ли, в конце концов, я сама дала ему имя. Но сейчас я не могла позаботиться даже о себе, что уж говорить о ребенке. На Небесах за ним присмотрят.