Десять ли персиковых цветков - Страница 105

Духам и смертным совершенствование давалось с трудом, поэтому после вознесения они строго придерживались этого правила и всегда жили с оглядкой, не смея тревожить покой пределов Трех Пречистых страстями суетного мира. Самые добросовестные возглавляли свои школы бессмертных. Каждый глава школы слыл знатоком правил. Однако каждый такой знаток признавал, что с точки зрения достойного поведения, отречения от желаний и воздержания никто на всех тридцати шести небесах не мог сравниться с Его Высочеством наследным принцем Е Хуа.

Третий дядя принца, Лянь Сун, обожал подшучивать над Е Хуа, распивая с ним вино. Как-то раз они завели спор о полной и ущербной луне, сравнив с ней полноту и ущербность жизни смертных. Лянь Сун, поперхнувшийся вином после одного особенно меткого высказывания Е Хуа, жаждал восстановить попранное достоинство. Он хлопнул племянника по плечу и с натянутой улыбкой заявил:

– Мальчишка… У самого жизнь неполна, а пытаешься мне что-то доказать. Воюешь по учебнику – все пустые рассуждения!

Е Хуа повертел в руках чашу.

– Отчего же моя жизнь неполна?

Лянь Сун мгновенно подобрался, принял вид много повидавшего на своем веку и наставительно произнес:

– Определить фазу луны невооруженным взглядом можно, лишь созерцая ночное небо с террасы для наблюдения за звездами. Но только познав вкус любви вне пределов Трех Пречистых, ты поймешь, полна твоя жизнь или нет.

Когда Лянь Сун закончил, Е Хуа только лишь слегка улыбнулся, не придав его словам особого значения. Для него любовь никогда не была чем-то важным.

К концу седьмого месяца посиделки за вином пришлось прекратить. Небесный владыка велел Е Хуа спуститься в мир смертных, чтобы усмирить буйствующего в Великой пустыне[153] Золотого зверя алого пламени – суань-ни.

Говорят, суань-ни перебрался из Южной пустоши в Восточную, в государство Чжунжун[154], десять лет назад. Был он настолько свиреп и жесток, что вызвал десятилетнюю засуху в стране, сжег тысячи ли земли и вытеснил с нее людей. Правитель Чжунжуна был человеком редкостного долготерпения, но, когда на десятый год суань-ни приглянулась его супруга и он без всяких церемоний утащил чужую жену к себе в пещеру, даже выдающееся терпение правителя Чжунжуна лопнуло. В гневе он перерезал себе горло. Его обозленную душу увлекло ветром в загробный мир, где он и поведал о всех бесчинствах суань-ни.

Хотя Золотой зверь алого пламени не обладал грозной славой древних чудовищ вроде таотэ или цюнци, по силе он им не уступал. Небесный владыка велел Е Хуа спуститься в мир смертных и в одиночку усмирить смутьяна: он хотел, чтобы его преемник отточил свои навыки в настоящем бою.

Семь дней Е Хуа бился с суань-ни на границе государства Чжунжун. Небо и земля померкли вокруг, и, хотя в конце концов ему удалось сразить мечом чудовище, от сильнейшего истощения принц вернулся в истинное тело. В первоначальной форме он являл собой величественного черного дракона, но Е Хуа понимал, что в мире смертных этот облик будет слишком бросаться в глаза. Поэтому он уменьшился до размеров маленькой змейки и заполз в неприметную пещеру на горе Цзюньцзи.

По всей горе Цзюньцзи росли персиковые деревья; как раз стоял сезон сбора персиков. Е Хуа неспешно обследовал пещеру и, найдя ее приемлемой, расслабился и уснул.

Сон был очень приятным. Е Хуа не знал, сколько проспал, когда он наконец открыл глаза, то понял, что находится не в сырой пещере, а в месте, больше похожем на соломенную хижину какого-то смертного. Это убежище выглядело ненадежным; деревянная дверь явно держалась на одном честном слове, не оставляя сомнений: стоит случайно толкнуть ее посильнее, и обвалится весь дом.

Снаружи ветер шелестел опавшими листьями. Дверь, скрипнув, открылась. Сначала показалась пара туфель, затем фигура в простых белых одеждах и, наконец, лицо девушки.

Самообладание, обретенное принцем за долгие годы практики, ему изменило, мысли смешались. Изящная фигура возникшей перед ним женщины наложилась на расплывчатый силуэт из давно похороненных в памяти воспоминаний. Необъяснимое чувство растворяло его кости. Словно нечто, утраченное в прошлой жизни, спустя много тысячелетий вдруг обнаружилось прямо перед ним.

Лянь Сун, небрежно взмахнув веером, назвал бы это чувство «любовью». Буддист в беседе с Буддой Амитабхой[155] назвал бы его «омрачением сознания»[156].

У всего есть причины и следствия. Он не мог помнить, как семьдесят тысяч лет назад Мо Юань пожертвовал свой изначальный дух колоколу Императора Востока. Но его разбудил надломленный страшным горем голос, звавший снова и снова:

– Наставник, очнитесь, очнитесь же…

Эти слова застряли в ушах, и, хотя звали не его, он все равно пробудился. Голос принадлежал женщине, представшей перед ним.

Став внуком Небесного владыки, Е Хуа должен был позабыть смутные отголоски прошлой жизни, однако рок, родившийся в кармическом огне алого лотоса, оказался навеки вписан в судьбу его нового воплощения. Когда он очнулся в пламени алого лотоса, первым, что он увидел, было не небо вверху и не земля внизу, а улыбающееся лицо девушки. Тогда она еще пребывала в облике юноши и звалась Сы Инем.

Он свернулся на кровати, будто громом пораженный. Некогда бесстрастные древние воды в его глазах вздымались черными волнами, грозившими перерасти в шторм.

Девушка некоторое время рассматривала его, затем, издав возглас, радостно сказала:

– Очнулся!

И потрогала рог у него на голове. Коснувшись его еще раз, она довольно заявила:

– Из всех известных мне змей ты самый красивый! У тебя даже есть такой необычный рог, очень приятный и скользкий, – она рассмеялась, – полный восторг!

Он безмолвно опустил взгляд. На самом деле Е Хуа был грозным черным драконом, но эта невежественная женщина, видимо, ни разу в жизни не видела драконов и потому приняла его за «необычного» змея, вдобавок ко всему решив сделать из него змея домашнего.

Домашний змей пользовался множеством преимуществ. Например, девушка брала его к себе за пазуху, беседуя с ним; мягкими, нежными ручками клала кусочки пищи ему в рот и отдала ему половину своей кровати, позволяя спать у нее под боком под толстым одеялом. «Она, наверное, никогда раньше не держала змей», – думал он. Она не знала, что змей не нужно брать к себе в постель и укрывать их одеялом. Как, собственно, и драконов.

Ночами, когда она засыпала, Е Хуа принимал человеческий облик и спал с ней в объятьях, вновь становясь маленьким черным драконом до того, как девушка просыпалась на следующий день.

Она не умела красить ткани и всегда носила одежды су[157]. На фоне пестрых одеяний, которые носили небожительницы, ее наряд казался слишком простым и безыскусным, но он находил его самым красивым. Он нарек девушку Сусу. «Су» как одежды су.

В мгновение ока наступил девятый месяц, все вокруг наполнилось ароматом османтуса. В эту благоухающую пору Сусу подобрала потерявшую своего птенца старую ворону. Теперь девушка целыми днями пропадала в поисках пищи для нее, перестав посвящать все свое время маленькому змею.

Хотя он и не подал виду, что это его задело, в глубине души Е Хуа нарастала тревога. Он понял: для Сусу нет никакой разницы между ним и этой старой вороной. Так дальше продолжаться не могло, и однажды, когда Сусу вновь ушла на поиски пищи для вороны, он, обратившись в мужчину, призвал благовещие облака и вернулся на Небеса.

На Небесах не было никого, кто разбирался бы в делах любовных лучше его Третьего дяди Лянь Суна. Нынешний Небесный владыка тоже славился в молодости своими любовными похождениями, но Лянь Сун в этом состязании вышел безоговорочным победителем, совершенно заслуженно получив звание Первого сердцееда Девяти небесных сфер.