Десять историй о любви (сборник) - Страница 11

– А мы могли бы пройти к пляжу? – подал неуверенный голос Гуляев.

– Искупаться решили? – усмехнулся и наконец посмотрел на него следователь.

– Да нет… Хотя, если честно, я еще не был у моря. Прилетел, а до пляжа так и не дошел.

– Там ничего интересного.

– У меня есть подозрение, что вчера я мог обронить именно там свой паспорт.

– Вы же говорите, что не спускались на пляж.

– Ну, не совсем там… Чуть ближе к отелю.

Следователь кивнул:

– Я прикажу обыскать окрестности пляжа.

– Вы знаете, мне бы хотелось самому…

– Думайте лучше о найденном вами кольце, – резко оборвал его следователь. – У вас все еще нет убедительной версии, почему вы сломали боковую стенку кровати.

Гуляев с тоской посмотрел в ту сторону, куда указывал обвиняющий перст собеседника, и тяжело вздохнул.

– Это все из-за той змеи…

– Вы о чем?

– Неважно… Все равно не поверите. Вернее, не сочтете это за объяснение… Жаль, что у той женщины вообще было кольцо. Лучше бы она не носила украшений… Как проститутки в эпоху Тиберия.

Следователь на секунду задумался, потом шагнул с балкона в номер и подошел вплотную к сидевшему на стуле Гуляеву.

– Намекаете, что она занималась проституцией? – он склонился так резко, что Гуляев уловил запах чеснока и оливкового масла. – Напрасно. Это была жена очень важного человека. У вас в Москве, кстати, важного – не у нас.

– Я ни на что не намекаю. Просто в правление императора Тиберия упадок морали в Риме достиг таких масштабов, что даже дочери и жены аристократов – очень важных, как вы говорите, людей – поголовно стали являться к эдилам за лицензией на занятие проституцией. Сейчас бы сказали, что это было в тренде. То есть модно, вы понимаете?

Следователь даже сощурился.

– А к чему вы мне все это рассказываете?

– Да всё к вопросу об украшениях, – несло дальше Гуляева. – Проституток, в том числе и среди «важных» дам, стало так много, что надо было их как-то обозначить. Видимо, приличные девушки слишком часто выслушивали на улицах непристойные предложения. В итоге Тиберий издал указ – никаких украшений на проститутках. Ни колец, ни сережек, ни кулонов, ни диадем. Все это надлежало доставлять к месту оплаченных утех в специальных ящиках. Там с клиентом – сколько угодно, но по улицам Рима профессионалки передвигались такими скромнягами… Представляю, сколько всего надевали на себя обычные девушки. Чтобы кто чего не подумал… Вы елку новогоднюю когда-нибудь видели? У вас тут на Кипре как празднуют Новый год? Слушайте, а может, в Индии тоже был какой-то такой запрет? И поэтому они так наряжают теперь своих невест на свадьбах?

Следователь ответил не сразу. Несколько секунд он молча смотрел в глаза Гуляеву.

– Я понимаю, что это у вас от нервозности, – наконец размеренно и в то же время с нажимом заговорил он. – Вы пытаетесь побороть страх. Но я прошу – не надо больше болтать. Меня это раздражает.

– А меня раздражает ваш парик! – неожиданно даже для самого себя выкрикнул ему в лицо Гуляев. – И запах чеснока тоже. Хватит нависать надо мной. Не испугаете! Я вам не какой-то жалкий воришка!

Следователь выпрямился и удивленно развел руками.

– С чего вы взяли, что у меня парик?

– С того, что вы весь фальшивый! И все у вас точно такое же. Ненастоящее!

– Хотите проверить? – следователь снова склонился к Гуляеву. – Можете потянуть меня за волосы… Тяните, тяните, не бойтесь.

В этот момент входная дверь хлопнула, и в номер вошел полицейский, отправленный к администратору.

– Девушки на ресепшен сказали, что позавчера ксерокс у них не работал, – проговорил он, в легком недоумении глядя на склонившегося перед Гуляевым следователя.

– Понятно, – выпрямился тот. – Значит, задержанный сегодня ночует у нас. А завтра с утра поищем утерянный документ на территории отеля.

Посмотрев на Гуляева, он поднял брови и плечи, как будто хотел сказать: «Тут уж ничего не попишешь».

– Я могу позвонить жене.

Взгляд, устремленный на следователя, был полон такой тоски и такой неугасающей, несмотря на очевидность происходящего, надежды, какая бывает во взглядах собак, навсегда оставляемых бессердечными хозяевами после короткого лета на дачах.

– Зачем?

– Она пришлет скан моего российского паспорта. В нем есть отметка о выдаче загранпаспорта с номером и серией. Вам ведь достаточно этих данных?

Следователь почесал пальцем кончик носа и кивнул.

– Да, номер и серия подойдут. Только давайте быстрей. У меня мама сегодня день рождения справляет. Я и так уже опоздал.

Следователь осуждающе посмотрел на свои часы, а Гуляев начал дозваниваться. После четвертой безуспешной попытки он стал набирать номер Ольги, но она тоже не отвечала.

– Звонок проходит, – бормотал Гуляев, поглядывая на следователя. – Гудки слышу… Просто трубку не берут почему-то… Может, не слышат?

– Хватит, – остановил его следователь и перевел взгляд на своего подчиненного в форме. – Уводи его.

Полицейский положил руку Гуляеву на плечо, и тот вдруг вспомнил искаженное странной улыбкой лицо сына. Когда призывников перед военкоматом стали усаживать в автобус, его Сережа выдавил жутковатую гримасу, растянув рот в нелепом и совершенно жалком подобии улыбки.

– Что с тобой? – спросил он его тогда.

– Ничего, пап. Это я смайлик делаю, чтоб ты не грустил.

Полицейский требовательно потянул Гуляева за плечо, но вместо того, чтобы встать, тот спрятал лицо в ладонях и вздрогнул от поднимавшихся, нараставших в нем слез. Собственное предательство стало настолько для него очевидным, что он просто не мог пошевелиться от горя.

– Да перестаньте вы, – сказал следователь. – Ничего страшного еще не случилось. Найдется завтра ваш документ.

Не отрывая ладоней от лица, Гуляев замотал головой. Он хотел сказать, что не от этого плачет, но слов у него не нашлось.

– Выведи его пока в коридор, – вздохнул следователь, кивнув полицейскому. – Я догоню.

Как только дверь за ними закрылась, он вынул телефон и набрал номер.

– Ну что, закончили там? – спросил его густой голос в трубке, не ожидая ни приветствий, ни представлений с его стороны.

– Да, все в порядке…

– Ну, так вези его в камеру, а сам давай скорее сюда. Твоя мама приготовила невероятную мусаку. Это какая-то бомба.

– Я… да, – замялся следователь. – Сейчас подъеду…

– Хочешь с нею поговорить? Вот она идет – передаю трубку.

– Нет, нет, нет! – замахал он свободной рукой. – Мне надо с вами обсудить кое-что.

– Обсудить? – в трубке насторожились. – Ты не нашел его паспорт?

– Да нет, я нашел. Документ у меня.

– Ну, а в чем тогда дело? Уничтожь его, а русского – в камеру. Убийца у тебя есть. Всё, дело раскрыто.

– Он действительно прилетел позавчера.

– Слушай, – голос в трубке заворочался, как пробуждающийся в клетке большой зверь. – У твоей замечательной мамы сегодня день рождения. Скоро у меня с нею свадьба. Ты что, хочешь испортить нам все эти праздники?

– Нет, я ничего не хочу испортить, – запротестовал следователь. – Но… Может, мы найдем того, кто на самом деле убил?

– Так, слушай меня и молчи, – голос отвердел и утратил все теплые ноты, которые в начале разговора еще можно было уловить в нем. – Искать настоящего – слишком долго. Русские требуют немедленного раскрытия. На меня давят из очень больших и очень широких кресел, в которых сидят самые обширные и самые крепкие на Кипре зады. Если ты протянешь с расследованием еще две недели, меня пнут из Штаб-квартиры под зад. Понимаешь? А я рассчитываю на обеспеченную тихую старость рядом с твоей мамой. И рядом с ее мусакой, кстати сказать.

В трубке послышался густой отрывистый смех, напоминавший ритмичное падение мешков с цементом на металлический лист с небольшой высоты.

– Сильно люблю ее баклажаны. Это без всяких намеков, сынок. Без обид, ты же меня понимаешь.

Мешки снова начали падать, и следователю пришлось изрядно подождать, пока их падение остановится.