Деревянные облака - Страница 4
Молодой, с усами, подошел ближе. «Эксперт Трифонов, – шепнул мне Прокеш, – а другой – мотиватор Миронов».
Я дернулся, но Прокеш удержал меня за локоть. Первый вживе мотиватор, которого я вижу. Любопытно.
Трифонов молча разглядывал цеграфии, попросил задержать одну – там, на мой взгляд, ничего интересного не было – снег и ветка ели, а на ней опять снег.
– Не пойму, – сказал Трифонов, – вроде звезды проглядывают.
– Объекты идентифицированы, – негромко сказал Прокеш, – со всеми поправками. Полное совпадение. Звезды наши.
Последнюю цеграфию Трифонов разглядывал долго.
– Да, – наконец заключил он, – все как полагается. Как в хрониках. Шинели, каски и «шмайсеры» наперевес.
– Где это вы «шмайсеры» видите? – иронично спросил Миронов.
Трифонов несколько растерянно ткнул перед собой пальцем.
– Нет! То, на что вы сейчас пальцем указываете, пистолет-пулемет МП-38 фирмы «Ерма», калибр девять миллиметров, тридцать два патрона и прямой, как видите, рожок. А то, что называется «шмайсером», – это штурмовое ружье МК-542, калибр 7,92, тридцать патронов, а рожок, напротив, изогнутый. Конструктор, да, Шмайсер. На вооружение взят в 1944 году. Так ошибаться нельзя, на таких ошибках можно построить одну или несколько роскошных теорий. Я знаю любителей таких построений!
– Да мне то что, – огрызнулся Трифонов и сел в ближайшее кресло.
– Что там у вас с… прибывшими? – спросил Миронов. Директор развернулся к нему с креслом.
– Вы получите все материалы. Восприняли они происшествие спокойно. Кузьма Лыков спросил, можем ли мы вылечить раненую ногу. Валентина Громова вспомнила Уэллса и еще какие-то рассказы о машинах времени, а подросток Евгений Коробов долго не понимал, что произошло. Лыков интересовался, можем ли мы вернуть его обратно. Громова и Коробов этим не интересовались.
– А чем они интересовались? Очевидно, задавали вопросы?
– Да, много вопросов. Но им посоветовали немного подождать, пока не будет решен вопрос об их возвращении.
– Неплохая шутка!
– То есть как? – поднял брови директор. Мотиватор Миронов подошел к нему и навис над креслом.
– Вы всерьез полагаете, что их можно вернуть?
– Мое мнение здесь несущественно, – веско сказал директор. – Я не специалист в этом вопросе. Я сейчас выступаю как администратор. Решение примут специалисты, эксперты и, наконец, мотиваторы. Мое дело – обеспечить реализацию принятого решения.
– И вы так хладнокровно об этом говорите! – всплеснул руками мотиватор. – Вы спокойно отправите их обратно на смерть после того, как они побывали здесь? А этическая сторона вопроса?
По-моему, он издевался. Мы ему не понравились, вот он и резвился. Мотиваторам, говорят, это на пользу, они, как и все интуитивисты, люди настроения.
– Этическая сторона вопроса меня, разумеется, волнует, – ответил директор. – Как, впрочем, и вас. Когда надо будет принимать решение, тогда и поговорим об этике. А пока все это – колебания воздуха. Вы сначала объясните, что произошло, как и почему, а тогда посмотрим, обратимо ли это… происшествие.
– Вы можете построить машину времени?
– Нет. Не уверен, что такая в принципе возможна.
– Как же вы могли обещать?!
– Во-первых, не я лично обещал, во-вторых, как бы вы повели себя, если на вас вдруг, извините, валятся люди, не являющиеся сотрудниками Института, и вообще непонятно откуда?
– А Лыков парень крепкий, – вмешался в разговор Карамышев, – когда, говорит, возвращать будете, оружия подкиньте.
– Да-да! – подхватил Миронов. – Оружие, то-се, парадоксы со временем, хронопетли, расслоение пространства и прочие красоты воспаленного ума. Темпоральная шизофрения – вот что это такое! Никаких перемещений времени не было и быть не могло!
– А как же они? – спросил Глеб и выпятил нижнюю губу.
– Кто? Ах да… не знаю, не знаю, – пробормотал мотиватор. – Думать надо, надо думать.
– Я их успокоить хотел, – сказал Карамышев. – Поэтому и сказал, что вернем… Только вот как возвращать? Убьют их там!
– Фантастика! – донесся сердитый голос Миронова.
– Лыков просил их сразу в Клинцы закинуть – это город рядом, у них там свои люди есть. – Карамышев виновато посмотрел на директора. – Может, действительно…
– Глеб Николаевич, – устало произнес директор, – я абсолютно не разбираюсь в темпоральной физике. При всем моем уважении к вам, полагаю, что вы разбираетесь не больше моего. Да и сама темпоральная физика существует всего три дня. Я не знаю специалистов. И академик Покровский, выпустивший, кстати, из бутылки этот термин – «темпоральная физика», не уверен, можно ли считать его специалистом в этой более чем новорожденной сфере научных интересов.
Карамышев почтительно выслушал тираду директора, а потом негромко спросил у наладчика: «При чем тут бутылка?»
Мотиватор засопел, а я с интересом наблюдал за ним. Может быть, прямо сейчас хлоп – и ответит на все вопросы! Помню, смотрел года два назад передачу о мотиваторах. Парень моих лет гулял себе, щепки в воду сыпал, а потом – рраз! – и готово. Новый принцип самоконтроля транспьютеров. Правда, у него было шесть специальностей в семнадцать лет. Вот тебе и прогулочка у воды!
– Так я только чтобы успокоить их, – сказал Глеб. – С Клинцами ничего бы не вышло. Парнишка сказал, что там партизаны состав взорвали на станции. А в составе – бомбы. Полгорода снесло, и все вокруг заражено. Пока радиация спадет…
Карамышев запнулся, потому что рядом с ним оказался мотиватор Миронов.
– Что, что здесь происходит?! – вскричал он фальцетом. – Почему об этом я узнаю между прочим, случайно?
– Мы только начинаем работать, – сказал Прокеш извиняющимся голосом. – Вся информация будет проверяться и перепроверяться. Нам еще много предстоит узнать о деталях той войны. Стоит ли сейчас так волноваться из-за каждой партизанской акции?
– Вы полагаете, не стоит, Вацлав? – спросил Миронов.
– Я думаю, у нас еще будут поводы для волнения.
– Вы тоже так считаете? – обратился мотиватор к директору.
– Я не историк, я биолог. Но не вижу причин для эмоций.
– Прекрасно! – Миронов вперил взгляд во второго эксперта. Эксперт молчал.
– Следовательно, вы все здесь считаете, – вкрадчиво сказал Миронов, – что атомная бомба у фашистской Германии в 1943 году – событие, недостойное эмоций?
– Что вы имеете в виду? – безмятежно спросил директор. – Я вообще-то не историк…
Глава вторая
С утра начались неполадки у проходчиков; сцепка развернулась не тем боком и срезала два метра силового кабеля, потом на четвертом горизонте просела порода, а почти весь крепеж забрал Гуртан на проходку. Пока стыковались со складом, пока дергали туда-сюда платформы, убился час.
Второй месяц всех монтажников держали на шахте – людей не хватало. Нас сняли с монтажа на месяц, не больше. Месяц перешел во второй, теперь поговаривают о третьем.
Я краем глаза поглядывал на терминал, следя за перемещениями сцепки. Головная доползла до штрека, развернулась, встала. Связался с Гуртаном. Он сказал, что все в порядке, но течет гидравлика, немного, но течет. «Ara!» – вмешался Марченко, и начался большой разговор.
К концу смены я ошалел от вежливой ругани и криков. Был момент, когда сам чуть не сорвался и не наговорил ерунды, но вовремя сообразил, что уже третий день, как начался сезон теплых ветров. Народ слегка шалеет, когда с гор тугие струи воздуха несут запахи джунглей. Дышать одно удовольствие, но возбудимость повышается, молчуны становятся говорунами, а говоруны-то, говоруны!..
Мы приехали сюда в тихий сезон. Месяца через три я уже чувствовал себя матерым освоенцем. Предупреждали меня о теплых пряных ветрах, не раз и не два предупреждали – к новичкам отношение здесь внимательное, бережное. Я выслушал и забыл. А когда задуло, не обратил внимания и надышался. Потом я обнаружил, что распеваю во все горло, а меня тащит за руку Миша Танеев. Мы пришли в жилсектор, я несколько угомонился, только время от времени с идиотским смехом тыкал Мише в грудь пальцем, вопрошая, что он здесь делает. А Миша в свою очередь удивлялся, как я сюда попал и почему до сих пор мы не встретились – он-то четвертый год тут работает. Пришла жена. К этому времени, кажется, я был в норме. Правда, несколько раз подробно рассказал ей, как неожиданно мы встретились и как это здорово, что встретились школьные друзья, не видевшие друг друга столько лет, а вот встретились, и здорово! Валентина долго разглядывала меня, присматривалась к Мише, а когда я попытался в шестой или девятый раз пересказать все сначала, ущипнула за руку, и я замолчал. Мише сказала, что таким веселым видит меня впервые.