Деревянные космолеты - Страница 6

– Выбирай, болван, – ласково произнес Толлер. – Жизнь или смерть.

Не напирая больше, но и не пятясь, Каркаранд безмолвно глядел на. него, и глаза его превратились в бледные щелочки, затянутые кровавыми паутинками. Физиономию Каркаранда пересекли вертикальные складки, и Толлер поймал себя на мысли, что готов к поступку, противоречащему его натуре.

– Каркаранд, пошевели мозгами, – изрек Чаккел, приближаясь к дуэлянтам. – Какой мне прок от фехтовальщика с разрубленным хребтом? Ступай, займись своими обязанностями, а это дельце мы уладим в другой раз.

– Есть, Ваше Величество. – Каркаранд отдал честь и отступил, ни на миг не сводя глаз с лица Толлера. Наконец он повернулся кругом и строевым шагом направился к казарме. Кольцо зрителей поспешно разомкнулось перед ним. Чаккел, склонный прощать своих помощников (исключая Толлера), дал толпе знак разойтись, и она мигом исполнила королевскую волю. Через несколько секунд Толлер и монарх остались вдвоем на залитой солнцем арене.

– Ну, Маракайн! – Чаккел протянул руку. – Показывай.

– Конечно, Ваше Величество. – Толлер открыл полость в рукояти и продемонстрировал расколотый пузырек, выпачканный в желтой жиже. В теплом воздухе растекся резкий запах, напоминающий зловоние белого папоротника. Держа меч за основание клинка, Толлер протянул его Чаккелу. Тот брезгливо сморщил нос.

– Бракковая слизь?

– Да, только очищенная – так она легче снимается с кожи.

– Не важно. – Чаккел опустил глаза и пнул рукоять Каркарандова меча. На черном обломке клинка в тех местах, где дерево подвергалось разрушительному воздействию жидкости, виднелась пена. – Все-таки я повторяю: это хитрый фокус.

– А я утверждаю, что тут нет никакого фокуса, – возразил Толлер. – Когда солдату предлагают новое, совершенное оружие, только дурак будет упрямо держаться за прежнее – таково непреложное требование военной логики. С этого дня оружие из бракки можно считать устаревшим. – Он сделал паузу и многозначительно посмотрел на грандиозную выпуклость Старого Мира. – Оно принадлежит прошлому.

Чаккел вернул ему стальной меч и широкими шагами описал по плацу круг, прежде чем пронзил Толлера суровым взглядом.

– Не пойму я тебя, Маракайн. Ну почему ты вечно ищешь неприятностей?

– Необходимо прекратить вырубку бракки. И чем раньше, тем лучше.

– Ага, снова за свое! А если я всем расскажу про твои плутни?

– Слишком поздно. – Толлер быстро обвел большим пальцем ряды казарм. – Многие солдаты видели, как мой стальной меч выдержал самые сильные удары Каркаранда, видели, что произошло с его клинком. Им рот не заткнешь, Ваше Величество. Отныне они будут волноваться и очень неохотно пойдут в бой, зная, что их оружие – не самое лучшее. А потом вспыхнет мятеж… Понимаю, эта мысль кажется вам возмутительной, но изменник, возглавивший его, не постесняется посулить гвардейцам новые стальные мечи. Этого хватит, чтобы с сотней подручных он взбаламутил тыс…

– Довольно! – Чаккел с хлопком прижал к вискам ладони и простоял так, шумно дыша, несколько секунд. – Отдай дюжину своих проклятых мечей Гагрону из Военного Совета. Я его предупрежу.

– Премного благодарен, Ваше Величество! – Толлер постарался заглушить в своем голосе нотку торжества. – А как насчет помилования фермера?

Что-то шевельнулось в коричневых недрах царственных глаз.

– Ты слишком многого требуешь, Маракайн. Ты одолел Каркаранда хитростью, так что твоя ставка прогорела. Скажи спасибо, что я не требую положенной платы.

– Но ведь я четко сформулировал условия. – Толлера обозлила новая уловка короля. – Я сказал, что смогу одолеть любого вашего фехтовальщика, пока в моей руке – этот меч.

– Ну вот, теперь ты юлишь, как дешевый кейлианский стряпчий. – На лице Чаккела потихоньку вырисовывалась ухмылка. – Или забыл, что считаешься человеком чести?

– Здесь только один человек, в чьей чести можно усомниться.

Эта реплика – смертный приговор самому себе – быстро растаяла в окружающем безмолвии, однако Толлеру казалось, что ее эхо все еще блуждает по галереям его разума. «Наверно, я и впрямь решил покончить с собой, – подумал он. – Ну почему тело опережает разум? Почему оно спешит навстречу смерти? Может быть, знает, что ум робок, и на него нельзя положиться? Неужели каждому самоубийце свойственно колебаться над склянкой яда?»

Охваченный тягостными раздумьями, он заставил себя заткнуться и окаменеть лицом, ибо единственное, что он мог сделать в эти минуты перед королем, – выказать хоть тень раскаяния. Поздно было просить прощения; содеянного не исправишь. В государстве Колкоррон оскорбление правителя неизбежно каралось смертью, и Толлеру оставалось только одно – мысленно проститься с Джесаллой, которая скоро узнает, что ее муж сам себе возвел эшафот.

– Мне всегда это чем-то напоминало игру, – произнес Чаккел скорее укоризненно, нежели гневно. – Раз за разом я прощал тебе выходки, за которые с любого другого заживо содрал бы шкуру, и даже сегодня, если б ты дрался с Каркарандом как полагается, я бы охотнее остановил его меч под конец, чем увидел твою смерть. По моей личной прихоти, Толлер. По правилам нашей тайной игры. Ты хоть понимаешь?

Толлер отрицательно качнул головой.

– Ваши намеки слишком туманны, чтобы хотелось их разгадывать.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. И еще ты знаешь, что минуту назад игра закончилась, ибо ты нарушил все правила и не оставил мне другого выбора, кроме…

Слова вдруг перестали проникать в сознание Толлера, поскольку через плечо короля он увидел гвардейского офицера, бегущего к ним от дверного проема в северной стене дворца. «Наверно, Чаккел подал тайный знак», – решил он, и сердце его екнуло, а рука сильнее сдавила рукоять меча. На мгновение родился соблазн взять короля в заложники и выторговать себе беспрепятственный выход из города, купить свободу – но упрямая половина его характера взяла верх. К тому же идея бежать от людей, как зачумленное животное, выглядела малопривлекательно. Да и семье злодея, поднявшего руку на короля, пришлось бы несладко. Лучше всего смириться с мыслью, что настал его последний час, и распрощаться с жизнью, сохранив достоинство и честь.

Протягивая меч, Толлер шагнул к Чаккелу и тут только сообразил, что офицер с оранжевым гребнем на шлеме ведет себя не как стражник, производящий арест. Он был один, выглядел взволнованным и вместо обнаженного меча держал в руке бинокль. Вдалеке на краю плаца появились другие военные и чиновники; запрокинув головы, они смотрели в небо на юг.

– …Если не окажешь сопротивления, – продолжал Чаккел. – Иначе мне останется только… – Звук приближающихся шагов встревожил его, он оборвал фразу и резко повернулся к офицеру.

– Ваше Величество, – обратился капитан, – по солнечному телеграфу пришла депеша от небесного маршала Еапарда. Чрезвычайно срочная! – Капитан остановился, отдал честь и замер в ожидании.

– Докладывай, – буркнул Чаккел.

– Ваше Величество, к югу от города замечен небесный корабль.

– Небесный корабль? Небесный корабль? – Чаккел осклабился, глядя на капитана. – Не иначе, Еапард рехнулся!

– Ваше Величество, иными сведениями я не располагаю. – Капитан нервным движением протянул бинокль в кожаном футляре. – Маршал сказал, что вы, наверно, захотите взглянуть.

Чаккел схватил бинокль и направил в небо, а Толлер положил меч на землю и полез в карман за подзорной трубой. Вскоре его прищуренный глаз нашел сияющее пятнышко на полпути между южным горизонтом и диском планеты-сестры. Толлер быстро навел резкость и поймал пятнышко в центре ясного круга синевы. Увеличенное изображение всколыхнуло в нем бурю эмоций, да такую мощную, что она вытеснила все мысли о неминуемой смерти.

Даже с такого расстояния шар в форме жемчужины казался огромным. Под ним Толлер увидел прямоугольную гондолу с торчащей кверху горелкой и даже различил едва заметные линии ускорительных стоек, что соединяли гондолу с оболочкой. Именно вид этих стоек, характерных для кораблей, сконструированных специально для Переселения более двадцати лет назад, и подтвердил его интуитивную догадку, отчего сумятица в душе разгулялась еще сильней.