Дерево на крыше (сборник) - Страница 4

– На Ларисе. Я сейчас с ней приду.

Александр бросил трубку.

Марго умела сосредотачиваться в критические минуты. Она тут же позвонила Шурке Богомазову – другу детства Александра. Он жил в этом же дворе.

– Шура, немедленно одевайся и беги в наш подъезд, – приказала Марго.

– Зачем? – спросил Шурка спросонья. Шел второй час ночи.

– Ты должен перехватить Сашу с Ларисой. Они не должны появиться в моем доме. Позови их к себе. Придумай что-нибудь…

У Марго был свой неписаный свод законов. Если Саша с Лариской появятся на пороге ее дома, Марго как хозяйка должна будет сказать: «Добро пожаловать…» И тогда, значит, она приняла Лариску как невестку, будущую жену сына. А если встреча не состоится, то Марго свободна от любых обязательств.

Она не хотела этого брака. Во-первых, Александр молод. Мальчишка. А во-вторых, зачем ей в семью дочка министра? Она небось и картошку чистить не умеет. Александр – дворовый парень, без руля и без ветрил, не терпящий никаких ограничений. Лариска – избалованная эгоистка. Пойдет эгоизм на эгоизм. Все быстро разрушится. Лучше не начинать.

Шурка Богомазов спросонья стал натягивать штаны и рубаху. Зашнуровывать ботинки, ужинать. И конечно, опоздал.

Пока он шнуровал ботинки и ел сосиски, Саша с Лариской вошли в подъезд, сели в лифт и поднялись на шестой этаж. И позвонили в дверь.

Марго открыла дверь, увидела смущенную Лариску, а рядом этого дурака – своего сына. Но делать нечего. Игра сыграна. Марго широко улыбнулась своей милой улыбкой и произнесла:

– Добро пожаловать…

Брак продолжался два года. За это время родился ребенок, девочка. Было произведено примерно две тысячи поцелуев, примерно семьсот скандалов. Брак трещал по швам. Марго оказалась права, как всегда.

Молодые разбежались.

Лариска забрала ребенка и ушла домой, к папе-министру и маме-министерше. Ее жизнь потекла в том же русле, плюс маленькая девочка, которую все любили до умопомрачения. Дом министра воспрянул. В нем прибавилось смысла и любви.

Александр страдал. Пил водку с сокурсниками, будущими режиссерами. В том числе с Шуркой Богомазовым. Шурка к тому времени выруливал на тропу законченного алкоголика.

У Марго разрывалось сердце. Она не могла видеть страдания своего единственного сына. На семейном совете было решено: купить мальчику машину «москвич». Во-первых, игрушка, отвлечение. Во-вторых, меньше будет пить. За рулем пить нельзя.

Александр отвлекся от Лариски, но не от водки. Водка шла ему на пользу, расслабляла, делала счастливым.

Собирались в буфете Театра киноактера.

Александр любил эти сборища. Хорошо быть молодым – бездна энергии, легкое тело, жизнь впереди, смерти нет, любовь – за поворотом. И поиск смысла, нового киноязыка – разговоры, разговоры, «улетай на крыльях ветра ты в край родной, родная песня наша», – и так далее и тому подобное…

Александр говорил сам, слушал других, выковыривал в споре истину, когда вдруг увидел высокую девушку с открытым лбом, все волосы назад.

Она садилась за соседний столик, снимала с пластмассового подноса несколько тарелочек.

– Кто это? – спросил Александр.

– Где? – не поняли сокурсники.

– Вон… – Александр указал головой на соседний столик.

– Это Вера Лошкарева. Актриса, – объяснил азербайджанец Бабир.

– А что же мы ее не знаем? – поинтересовался Александр.

– Ее никто не знает, – сказал Бабир. – Не везет человеку. – Бабир подвигал в воздухе пальцами, изображая невезение.

– Она хорошая, – сказал Александр.

– А ты откуда знаешь?

– Видно.

– Хороших девочек не любят. Любят плохих девочек, – заметил Андрей. Будущий гений.

Александр продолжал сидеть с друзьями, но его взгляд был прикован к Вере. Вот она подвинула тонкой рукой тарелку, стала есть, низко опустив голову, как кошка. Трогательная. Милая.

Завела русую прядку за ухо. Сидит на краешке стула, как будто боится, что ее сгонят. Это тебе не министерская дочка.

– Позовите ее к нам, – предложил Александр.

Бабир поднялся, подошел к Вере. Пригласил к столу.

Вера что-то ответила.

Бабир вернулся и сказал:

– Не хочет.

– Попроси как следует…

– Да не пойдет она.

– Почему?

– Всегда видно, когда ломается, а когда вправду не хочет.

Александр напился. Друзья отвезли его домой на такси.

Из головы не выходила тонкая молодая девушка, одинокая и гордая и трогательная, как кошка, которую хочется погладить. Он обнимал ее в своем пьяном воображении, а она покорно лежала в его руках. Была желанная, тихая и абсолютно его.

Утром Александр встал под контрастный душ, смыл остатки хмеля и отправился к Театру киноактера. Там он оставил вчера свою машину.

Машина стояла на месте, как большой сугроб. Снег шел всю ночь. Атмосферное давление. Отсюда и тревожащие сны.

Александр поднялся в буфет, чтобы выпить кофе. И снова увидел Веру. Не удивился. Он ее подсознательно искал и нашел.

Александр подошел и сказал:

– Здравствуйте…

– Здравствуйте, – ответила Вера. – Разве мы знакомы?

Александр всю ночь держал ее в объятиях. Они были не просто знакомы. Они были близки.

– Можно сесть рядом с вами? – спросил Александр.

– Я должна идти на сцену, – сказала Вера. – У нас репетиция.

Она поднялась и ушла.

Александр выпил кофе. Посидел и пошел в зал.

Стал смотреть, как Вера репетирует.

Есть актеры – лицедеи. Они делают любые лица и характеры. Перевоплощаются. А Вера Лошкарева играла себя как таковую. Цельная, чистая, ясная личность.

Личность сыграть невозможно. Личность – как аромат от цветка. Либо есть, либо нет.

«Я ее сниму», – подумал Александр.

Вера видела со сцены, что Александр сидит в середине зала и смотрит. Ей это было приятно, и даже очень. Не просто играть, а играть кому-то неравнодушному.

Вера заметила, что парень молодой, моложе ее лет на десять, если не больше. Вере в ту пору было тридцать пять, она была в эпицентре молодости. А Саша существовал в начале молодости. Но так или иначе – оба были молоды, полны надежд и дерзких планов.

Репетировали спектакль «Три сестры». Вера играла старшую – Ольгу. Серые волосы вверх, серое длинное платье – вся серая в отсутствии любви.

Ирину – младшую сестру – любит Тузенбах. Машу любит Вершинин. А Ольгу не любит никто. Она и не ждет. И не ропщет.

«Милая моя, – думал Александр. – Подожди немного, я стану режиссером, я буду снимать тебя…»

Вера ничего не требовала. Она не умела требовать, и поэтому ей хотелось дать ВСЕ.

Настало лето.

Александр стал бывать у Веры в ее загородной резиденции. Они затевали маленький пикник: картошка, сардельки, водка. В заключение – гитара. Александр научился играть у дворовых. Он аккомпанировал – довольно мастерски, – а Вера пела, как настоящая певица. У нее был красивый, от природы поставленный голос. Когда душа не выдерживала, Александр вторил ей вторым голосом.

Потом шли в дом и продолжали петь в доме. Не могли остановиться. Под окно подтягивались прохожие. Стояли и слушали: бабка с ребенком, тетка с авоськой, парень с девушкой. Зрителей становилось все больше.

Вера пела, вдохновленная вниманием. Актриса… А актрисе нужна толпа и поклонение.

Вечером, напившись и напевшись, укладывались спать.

Вера обнимала своего пацаненка, как сына, которому нужна защита, и как мужа, который защитит. И как любовника с шелковым телом, легким дыханием и мужской силой.

Вера любила на него смотреть.

Большая луна в окне, спящий Александр. Он спал в позе бегуна: одна нога вытянута, другая согнута в колене. Куда ты бежишь, мой мальчик милый?.. У Веры наворачивались слезы. Она знала, что у этой любви нет перспектив. Куда там… Разница в десять лет. И эта разница видна.

Александр в свои двадцать пять выглядел на пятнадцать. А Вера выглядела на свое. Они смотрелись как тетка с племянником. Вера была выше на полголовы и как-то определеннее.