Дэниел. Часть вторая (ЛП) - Страница 9

 На Дэниела тогда нахлынула такая благодарность. Её даже не требовалось скрывать: этому человеку, священнику, можно было рассказать, что угодно, признаться в любой тайне и встретить понимание.

 - Если бы я попросил тебя меня убить, ты бы это сделал?

 Священник улыбнулся.

 - Я иезуит. Мы пацифисты. И хоть я не согласен с римской курией по ряду вопросов, убийства из милосердия не поддерживаю. Ещё просьбы?

 - Да, пожалуй. Вряд ли мне по силам это выдержать... - Дэниел замолк, подбирая слова. - Не вынесу, если сегодня ко мне кто-нибудь прикоснётся или заговорит. Я должен пройти через это. Ради неё.

 Священник сцепил перед собой аккуратные, ухоженные руки. Дэниел не раз видел священника Преисподней, но не припоминал, чтобы в сутане. Обычно тот ограничивался традиционным белым воротничком. В чёрном, длиннополом одеянии мужчина выглядел даже более грозно, словно порождение давних времён.

 - Может, тогда тебя оградить от общения?

 Дэниел снова кивнул. Или , по крайней мере , попытался: тело и разум, как будто принадлежали разным людям.

 - Тут я помочь могу.

 Следующие два часа Дэниел провёл, глядя прямо перед собой, - ничего не слышал, никого не видел, разве что размытое пятно темноты, которое нависало за спиной подобно тёмному ангелу.

 Только у могилы Дэниел начал снова что-то воспринимать. Друзья и родственники уже расходились по машинам, а он всё стоял, не сводя глаз с гроба. Даже пастор, приглашённый для заупокойной службы, и его родители, в конце концов, ушли, устав ждать. Остался лишь тёмный ангел - молчаливый, равнодушный, еле заметный.

 - Моя жена в ящике в земле, - сказал Дэниел скорее себе самому, чем стоявшему рядом священнику. - Мне следовало бы лежать с ней.

 Повисло молчание. Дэниел почувствовал, что священник раздумывает над услышанным.

 - Кроме Кингсли никто не знает, что в моей жизни кое-кто есть, - начал священник. - Её зовут Элеонор.

 - Красивое имя.

 - Она его ненавидит. Разумеется, потому-то я её им и называю.

 Дэниел обнаружил, что всё ещё способен улыбаться.

 - Разумеется.

 - Если вдруг что-то случится с моей Элеонор... - он остановился, сделал глубокий вдох, - ...ни одна яма, ни одна пропасть, ни один каньон, какими бы глубокими они ни были, не вместят моего горя.

 Ни одна яма, ни одна пропасть, ни один каньон... Дэниел сердцем почувствовал искренность и правильность этих слов.

 - Я в растерянности, не знаю, что делать, - немигающие глаза Дэниела начали слезиться.

 - А чего тебе хочется?

 - Вырыть настолько глубокую яму, чтобы вместила горе, закопаться туда, закрыть глаза и не открывать их долго-долго.

 - Ну так сделай это.

 Дэниел повернул голову и встретился со взглядом священника. Со взглядом глаз, обладавших цветом и силой стали.

 - А если я больше не смогу выбраться из этой ямы?

 - Ты мне доверяешь, Дэниел?

 Дэниел не торопился с ответом. Священник , несомненно , заслуживает уважения. Редко встретишь более умного и образованного человека. В то же время он по праву считается одним из самых печально известных садистов Преисподней. Провести с ним вечер наедине отваживаются лишь самые сильные и вышколенные мазохистки, да и то считанные единицы. Интересно, какая его Элеонор? Должно быть, похожа на него: холодная, жёсткая, безжалостная и несгибаемая.

 Доверяет ли он священнику? В памяти всплыл случай, когда ещё один садист из окружения Кингсли пренебрёг безопасным словом сабмиссива, сломав юноше-партнёру нос и запястье. Кингсли и священник заперлись тогда с этим садистом в одном из клубов Кинга. В ту ночь там оказались и Дэниел с Мэгги. Крики того мужчины были такими звериными и жалобными, что Дэниел едва не вмешался. Но в зале суда твёрдость Мэгги не уступала её покорности в спальне. Пробыв сабой с семнадцати лет, она возненавидела плохих доминантов всеми фибрами души и в ту ночь, ради разнообразия, дала ему почувствовать свою власть.

 - Пусть на собственной шкуре испытает, что такое безжалостность. - Мэгги вернула его «ой ». - Оставь их в покое.

 И он оставил. Надо сказать, ему порядком хотелось оказаться в той комнате и вершить собственное жестокое правосудие. Сама мысль о том, что какой-то доминант, и впрямь нанёс связанному сабмиссиву телесные повреждения, воспользовавшись беспомощностью последнего, приводила чуть ли не в слепую ярость.

 Когда Дэниел , наконец , ответил священнику, это было от чистого сердца.

 - Ты пугаешь меня до усрачки, но, да, я тебе доверяю.

 Казалось, оба признания священника ни капли не удивили.

 - Что ж, тогда ступай. Выкопай свою яму и заползи внутрь. Если не найдёшь способ выкарабкаться, пошлём кого-нибудь тебя выкапывать.

 Три года Дэниел не мог выбраться из ямы горя. Три года он не выезжал из Большого дома, не преступал границ своего имущества. Но священник сдержал обещание, послав ему собственное имущество, свою Элеонор, своё сердце.

 - Боже, какой я засранец, - сказал Кингсли Дэниел. - Даже не верится, что пытался отобрать её у него. А ведь он столько для меня сделал. Да и она.

 - А что она для тебя сделала? - с каким-то весёлым вуайеристским любопытством ухватился за вопрос Кингсли.

 - Спасла мне жизнь. Если бы не она, я бы умер в том доме, Кинг. Да я, в общем-то, и умер.

 Тем временем в гостиной Элеонор взяла шахматную фигуру. Её спутник показал на один из квадратов поля, но она покачала головой. Зная его, он сейчас пытается её обучить хитростям какой-нибудь малоизвестной стратегии. Зная её, - играет по самоубийственным правилам, пытаясь поскорее покончить с игрой. Священник снова щёлкнул у неё перед лицом пальцами. Она снова покачала головой. Он раздосадовано вздохнул, потянулся за фигуркой, но тут Элеонор засунула её в рот.

 - Merde, только не снова, - вздохнул Кингсли.

 Дэниел же просто смотрел. Священник зажал ей пальцами нос, битва двух характеров началась. Учитывая, что рот Элеонор закрыт, а нос зажат, шансов на победу не было никаких. Рано или поздно потребность вздохнуть заставит её забыть об этом своевольном отказе играть по Его правилам.

 Прошла минута. Элеонор зажмурилась. Священник постучал пальцем у неё под подбородком, и она сдалась, выплюнув фигурку ему на ладонь.

 - Merci mon Dieu, - выдохнул Кингсли.

 - Почему?

 Кинг взглянул на Дэниела.

 - В прошлый раз Элеонор её проглотила.

 - Случайно? - Дэниел поморщился. Неприятная штука: что туда, что обратно.

 - Намеренно, bien sûr.

 Дэниел прикрыл рот рукой. Пришлось, а то рассмеялся бы на весь дом.

 Вспомнилась ночь, когда они с Элеонор сами играли в игру, только не в шахматы, в покер. В покер на раздевание. Тогда она тоже играла по самоубийственным правилам и в итоге после трёх партий осталась в одних крошечных белых кружевных трусиках.

 - Давай, побей меня, - сказала она и перекатилась на живот. Её голые ноги болтались в воздухе, выше пояса - ничего, кроме улыбки.

 - Это покер, не блэкджек, - начав тасовать карты, напомнил он

 Они проводили в гостиной у камина каждый вечер: говорили, трахались , иногда и то, и другое сразу.

 - Чпокарь? А кто он такой?

 Дэниел щёлкнул пальцами у неё перед носом.

 - Будь паинькой.

 - Ну ладно. - Она сбросила несколько карт. - Побей меня.

 - Покер, не блэкджек, - повторил он.

 Элеонор глянула на него сквозь завесу чёрных волнистых волос.

 - Может, я вовсе не об игре.

 Дэниел чуть не выронил карты.

 - Ты не можешь не понимать, что мы знакомы всего несколько дней. - напомнил он.

 Она пожала плечами - нежными, бледными плечами со следами укусов и грубых поцелуев, которыми он покрыл их всего несколько часов назад.

 - Ты уже трахнул меня несчётное количество раз, приказывал мне, заставил называть тебя «сэр», но так и не побил. Знаю, ты этого хочешь... сэр.

 Она перевернулась на спину и посмотрела на него. Есть ли на свете что-то более прекрасное , чем обнажённые женские груди, омытые светом камина? В особенности, если это груди Элеонор у твоего камина?