День после конца света - Страница 8

Серия Мау знала эти запахи, как знала звуки и виды.

– Вы себя так ведете, словно я вообще ничего об этом не знаю, – сказала она сетевым операторам. – А я-то знаю. Девушки-рикши и парни с татухами. Тела! Я там была, я этим занималась. Я такого навидалась, я больше не хочу.

– Ты бы хоть культивара себе вырастила. Ты такой красоткой станешь.

Они вырастили ей культивара. Ее саму в возрасте семи лет. Украсили бледные ручонки замысловатыми спиральными браслетами цвета хны, облачили в белое атласное платьице до пола, с муслиновыми бантиками и кружевной оторочкой. Существо робко уставилось куда-то себе под ноги и прошептало:

– От чего отказалась, то вернулось.

Серия Мау отогнала теневых операторов.

– Не нужно мне тело! – прикрикнула она на них. – Не хочу я красоткой выглядеть. Не нужны мне эти телесные ощущения.

Озадаченную культиварку ударило спиной о переборку и протащило по ней до пола палубы.

– Ты меня не хочешь? – спросило существо. Продолжая поднимать и опускать взгляд, оно зашлось в приступе плача. – Я не уверена, где я… – успело произнести оно, прежде чем веки его устало сомкнулись и тело перестало шевелиться. А теневые операторы прижали тонкие лапки к лицам и убрались по углам, издавая шум вроде жжж… жжж… жжж…

– Откройте мне канал к дяде Зипу, – велела Серия Мау.

Дядя Зип, портняжка, работал в ателье на Генри-стрит, вниз от мола. Некогда он был знаменит, а его выкройки лицензировались во всех крупных портах. Энергичный толстяк с лазуритовыми глазами навыкате, запавшими белоснежными щеками, губами как розовые бутоны и животом, подобным огромной восковой груше, он утверждал, что открыл первоисточники жизни, закодированные в белках окаменелостей Радиозалива, менее чем в двадцати световых годах от края самого Тракта. Стоило ему верить или нет, зависело от тесноты знакомства. Какие бы коды ему там ни удалось обнаружить, стал он не богаче обычного ательера: дядя Зип не стремился к большему – во всяком случае, так утверждал. Он жил с семьей над ателье, по каким-то церемониальным соображениям. Жена его носила ярко-красные платья танцовщицы фламенко. Все дети были женского пола.

Когда Серия Мау явила свою уловку в центре ателье, дядя Зип давал концерт.

– Это для пары друзей, – сказал он, увидев, как она поднимается. – Останься – и кое-чему научишься. Либо же приходи позже.

Дядя Зип был облачен в белую рубашку и черные брюки с поясом на уровне подмышек. Он играл на клавишном аккордеоне. На обеих белых как мел щеках проступили розоватые пятна, что придавало ему сходство с большой фарфоровой куклой, блестящей от пота. Его инструмент, древний и сложной конструкции, с клавиатурой цвета слоновой кости и сверкающими хромированными кнопками, поблескивал и мерцал в сиянии неоновых огней Кармоди. Играя, он покачивался из стороны в сторону в такт аккордам. Пел чистым, взрывным контратенором. Не видя его, трудно было заключить, кто поет – женщина или мальчик? Лишь потом едва сдерживаемая агрессия выдавала мужчину. Аудиторию составляли трое или четверо темнокожих мужиков в тесных брюках, люрексовых рубашках, с помпезными прическами цвета черного янтаря; они пили и болтали, вроде бы даже не слушая исполнителя, хотя при особо высоких, яростных раскатах с едва заметным одобрением усмехались ему. Время от времени в открытое помещение забегали две-три девчонки и дергали дядю Зипа, называя его папой. Дядя Зип продолжал, притопывая ногами, играть и утирать пот с бровей китайской фарфоровой куклы.

Наигравшись вволю, он отпустил слушателей; те исчезли в ночи Манитауна с непринужденной ленивой грацией хипстеров, только их и видели. Сидя на стуле, портной тяжело переводил дух. Потом, отдышавшись, наставил толстый палец на Серию Мау Генлишер.

– Привет, – сказал он. – Ты что, решила уловку сюда спустить?

– Ой, да полно тебе! – ответила Серия Мау. – Я дома этой чухни наслушалась.

Уловка Серии Мау имела кошачье обличье. Модель низкого класса, кодировавшая цветом перемены настроения. В остальном же неотличимая от домашних кошек Древней Земли – маленьких, нервных, остроносых, привычных тереться мордой обо все подряд.

– Посылать уловку портняжке – оскорбление, знаешь ли. Навести дядю Зипа лично или не приходи вообще.

Он утер лоб огромным белым носовым платком и рассмеялся высоким, не лишенным приятности смехом.

– Если хочешь стать кошкой, – предложил он, – я тебе без труда такую склепаю.

Он склонился к ней и несколько раз потыкал рукой голограмму.

– А это что? Это призрак, юная леди. Без тела ты – фотино, реактор слабого взаимодействия нашего мира. Я тебе даже выпивку не выставлю.

– У меня уже есть тело, дядя, – вежливо напомнила ему Серия Мау.

– Так зачем ты сюда вернулась?

– Пакет не фурычит. Он отказывается со мной говорить. Поди догадайся, для чего он нужен.

– Я тебе говорил: это сложно. Я тебя предупреждал, что будут проблемы.

– Ты не говорил, что он не твой.

Белый лоб дяди Зипа прорезали тонкие морщины недовольства.

– Я сказал, что он принадлежит мне, – с готовностью признал он. – Но не утверждал, что я его создатель. Вообще-то, его мне Билли Анкер принес. Пацан говорил, что считает его современной поделкой. Думал, это K-техника. Военная. – Он пожал плечами. – Кое-кто из этих, ну, не следит за словами… – он покачал головой и осуждающе поджал губы, – хотя этот пацанчик Билли обычно очень сообразителен, на него можно положиться. – Поняв, что нить рассуждений ведет в никуда, он снова пожал плечами. – Он его в Радиозаливе натырил, но не вкурил, что эта штука делает.

– А ты?

– Я не узнаю́ руки мастера. – Дядя Зип распростер собственные руки и исследовал их взглядом. – Но я за день разобрался с покроем. – Он гордился своими пухлыми пальцами и чистыми ногтями, похожими на лопатки, так гордился, словно одно его прикосновение могло напрямую рассечь гены в нужном месте – как гениальный башмачник одним движением раскраивает колодку. – Я его насквозь просек. Тебе же это было нужно, да? Ну и какие проблемы?

– Тогда какого черта оно не работает?

– Ну, верни его. Может, еще поковыряюсь.

– Эта хрень все время спрашивает про доктора Хэндса.

Сперва можно было принять сестричек Крэй за их собственные одноразовые культивары. Вскоре, однако, становилось понятно, что они слишком высокого мнения о себе, чтобы пользоваться такими штуками. Тем не менее характерное для культиваров напыщенно-чувственное выражение (пользователю же на самом деле наплевать) у этих крупных барышень присутствовало. Могучие зады затянуты в черные нейлоновые мини-юбочки. Ноги короткие, сильные, всю жизнь на четырехдюймовых каблуках, отчего икры стали подтянутыми и рельефными. Крупные плечи выпирают из офисных белых блузок с подбитыми рукавами в оборочку. По обнаженным мускулистым бицепсам лениво извиваются татуированные змеи.

Однажды они завалили к нему в лавку, и Эви спросила у Тига Волдыря, плавает ли у него в баке твинк по имени Эд Читаец. Твинк вот такого роста (она показала пальцами на два дюйма выше собственной макушки), с частично заросшим перекисно-светлым ирокезом и парой дешевых татух. Он довольно мускулист, сказала Эви, ну или был таким, пока в бак не залез.

– Я в жизни его не видел, – солгал Волдырь.

Его немедленно пронзил ужас. Сестричкам Крэй лучше не лгать, коли жизнь дорога. Они каждое утро лица выбеливают унипомадой и подкрашивают губы – красные, сердитые, чувственные и клоунские одновременно. Этими губами они властны отдать приказ, который всю Пирпойнт-стрит на уши поставит. У них бесчисленное воинство, жители теней в культиварах, низкооплачиваемые панки-подростки с пушками. И у каждой в старомодных сумочках или крупных клатчах из мягкой кожи реактивный пистолет Чемберса. Поначалу они кажутся нагромождением противоречий, но вскоре понимаешь, что это не так.