День «Икс» - Страница 20

— А женщину?

— Что — женщину? — Лиза не поняла.

— Кто... ее? — полицейский кивнул в сторону пожилой женщины, которую как раз клали в машину рядом с мертвым полицейским.

— Я тоже видела! — заторопилась Лиза. — Да, да, видела! Это вот он, — она указала.

— Где вы живете? Их будут судить, на суде вы все расскажите.

— Я? В суд? — Лиза вдруг вспомнила, что и ее Макса будут судить. Судить? Ну да, — пусть! Но он не убийца. Он просто несчастный человек. А этих — этих надо, как убийц! И она будет свидетелем! Лиза назвала полицейскому свою фамилию, адрес. Он записал.

— Куда вы ее повезете? — спросила Лиза.

— В больницу.

— Я поеду с ней, — Лиза подумала, что полицейские оставят эту женщину, и никто не будет знать, как и что с ней случилось.

— Тогда скорее в машину. Да нет, не туда! В кабину — садитесь.

— Товарищи! Сейчас я был у шефа. Он просил передать вам следующее: сегодня в шесть часов утра по всей Республике боннским провокаторам и американской агентуре удалось спровоцировать массовые беспорядки. На улицах наших городов снова пролилась кровь. Недобитое фашистское зверье подымает голову и готовит массовый террор. Нам приказано: на всех заводах, фабриках, во всех учреждениях разъяснять людям, обманутым провокаторами, как необходимы сейчас величайшая бдительность и гражданский, государственный порядок. Только изолировав вражескую агентуру, мы сможем восстановить мир и спокойствие в Республике. Никакой пощады убийцам и погромщикам! От нас требуется решительность и величайшая преданность партии и народу. Я не хочу скрывать серьезности положения. Кто не чувствует себя готовым к жестокой борьбе — может сейчас уйти.

Вернеман внимательно смотрел на подчиненных.

Вот они — товарищи по трудной и славной борьбе — сын Курта Вальтера, Фелльнер и многие другие. Молодежь, смена. Им отдавал комиссар все, что знал, все, ради чего билось его сердце коммуниста. О таких мечтал он там, за колючей проволокой концлагеря — смелых, решительных, беззаветно преданных делу рабочего класса. Сумел ли он воспитать их действительно такими? Окажутся ли они достойными великого дела в тяжкий час испытаний?

Эрих Вальтер первым не выдержал.

— Товарищ комиссар! — вскочил он. — Разрешите получить задание.

И все, сколько их было в кабинете, мгновенно встали, сомкнувшись плечами, и глянули на старого комиссара десятки молодых, ясных, требовательных глаз.

Эрих, долгие годы знавший своего старшего друга, не мог не заметить в облике комиссара, как всегда спокойного, собранного, чего-то нового — в сурово сомкнутых губах, в жестком блеске глаз. Вот такими, наверно, были спартаковцы в ноябрьские дни восемнадцатого года! Такими, должно быть, были бойцы Тельмановского батальона в далекой Испании! Таким, вероятно, бывал в трудную минуту отец. И он, Эрих, как и его друзья, не запятнают трусостью и изменой их гордой славы.

Нет, они будут достойными наследниками отцов!

А комиссар, отдав ровным голосом распоряжение, последним подозвал к себе Эриха.

— Вам, товарищ Вальтер, пожалуй, самое трудное.

— Благодарю, товарищ комиссар.

Вернеман скупо улыбнулся:

— Поедете на «Клариссу».

Эрих недоуменно приподнял брови.

— Товарищ комиссар, но это наиболее надежный...

— Подождите. Если враги пытались вывести из строя шахту в спокойное время, то разве они упустят малейшую возможность сейчас? Нам надо быть втрое, впятеро бдительнее. Необходимо принять самые решительные меры, чтобы обезвредить врага, пресечь все его попытки дезорганизовать работу на шахте. Вы, конечно, понимаете, что это можно сделать только при помощи самих шахтеров. Там уже создана боевая группа — как и на других предприятиях. Оружие у них пока что неважное, главным образом, за счет военизированной вахтерской охраны. Правительство поддержало инициативу рабочих, им передадут оружие из запасов народной полиции. Я думаю, во второй половине дня мы сумеем нанести погромщикам решительный удар. Посмотрите, что и как на «Клариссе», если надо будет — позвоните мне, немедленно вышлем оружие. Задача: не допустить на шахту ни одного провокатора и диверсанта; не дать взорвать шахту. Если попытаются прорваться силой, — действовать без промедления, не колеблясь. — И, с затаенной нежностью глядя в лицо Эриха с решительно сдвинутыми бровями, комиссар добавил: — Только помните, терять голову нельзя ни при каких обстоятельствах.

Эрих поднялся.

— Товарищ комиссар, на «Клариссе» меня могут спросить: что делают наши русские друзья? Почему они... допустили это кровопролитие?

— Это что, предполагаемый вопрос воображаемого рабочего, или реальный вопрос инспектора народной полиции Эриха Вальтера?

Эрих, опершись двумя руками о спинку стула, за которым стоял, подался вперед:

— Да, если хотите, — мне, инспектору Вальтеру, тоже неясно.

Комиссар откинулся на спинку кресла, побарабанил пальцами по столу.

— Сегодняшние события — это внутреннее дело суверенной Германской Демократической Республики. Мы с вами, товарищ Вальтер, отвечаем за случившееся. Мы с вами — вместе с нашим народом — и обуздаем фашиствующих молодчиков. Ну, а русские, — что же, они выполняют свою задачу. Ведь американские танковые колонны со вчерашней ночи стоят на исходных рубежах у границы Республики. Если они двинутся — их встретят и... проводят русские. Как надо, проводят! А порядок в нашем доме мы будем наводить сами.

Вернеман чуть помолчал и вдруг очень тепло и просто спросил:

— Слушай, Эрих, ты ведь веришь, — сумеем?

И от этого задушевного — «Слушай, Эрих...», — повеяло на юношу давно забытой отцовской лаской. Понимая, что служебное «так точно» в эту минуту неуместно, он только утвердительно кивнул.

Три полицейских грузовика были уже нагружены, когда во двор торговой базы въехал Фелльнер. Развернув машину, он весело посигналил, увидев Эмму Вольф. Но она, увлеченная разговором с несколькими другими женщинами, не обратила внимания ни на машину, ни на Фелльнера, ни на его сигнал. Тогда он сам подошел к ней.

— Товарищ Вольф! — голос Фелльнера заглушил женское щебетанье. — Осмелюсь доложить: прибыл в ваше распоряжение!

Женщины обернулись. Увидев комически-серьезное выражение на лице Фелльнера (надутые щеки, выпученные глаза), кто-то прыснул. Но Эмма Вольф осталась серьезной:

— Здравствуйте, товарищ Фелльнер. Вы будете нас сопровождать?

— Никак нет! Вы поедете следом за мной. Да нас же целая армия — три шофера, я — четвертый, и вас вон сколько. Все из Женского Союза? Ну, тогда и моя хозяйка в хлопотах.

— Значит, все готово? — Эмма Вольф явно не была расположена шутить. — Поехали, товарищи! Фелльнер, я с вами — не возражаете?

— Что вы, товарищ Вольф. Мне очень приятно...

— Ах, Фелльнер! — отмахнулась Эмма. — Что тут приятного, — люди умирают.

Линденштрассе, Ваумшуленвег и Лейпцигерштрассе проехали благополучно. Вот и Науэнские ворота, за которыми начиналась длинная Тельманштрассе. Фелльнер, не останавливая машины и придерживая руль левой рукой, поправил наушники. Затем он включил радиопередатчик.

— Сейчас свяжемся с подвижной автогруппой, — объяснил он Эмме.

— Фелльнер, Фелльнер, внимание! Я Бушман, я Бушман!— послышалось в наушниках. Фелльнер кивнул, давая понять смотревшей на него попутчице, что он слышит своих. — Фелльнер, на Тельманштрассе засада! Мы будем через пять минут. Задержи транспорт! Фелльнер, на Тельманштрассе засада! Задержи транспорт!

Но ответить Фелльнер не успел — засада была перед ними, метрах в двухстах. Поперек улицы стоял автобус, перед которым толпилось человек пятьдесят. У многих в руках были железные палки, у некоторых пистолеты и даже автоматы. Все они угрожающе молчали, ожидая, пока Фелльнер и следовавшие за ним грузовики подъедут поближе. Надо было любой ценой не дать им в руки транспорт. Надо было продержаться ровно пять минут.

Фелльнер сбавил газ, открыл дверку и, держа правой рукой руль, оглянулся. Отлично, три грузовика значительно отстали, а сейчас, увидев, что произойдет, шоферы, конечно, остановятся. Пока банда до них добежит — подоспеет подвижная группа. Только Эмму жалко. Почему-то о своей жене и сыне Фелльнер в эту минуту не вспомнил.