Демид. Пенталогия (СИ) - Страница 425
Все это было забавно, но не более того. Вальдес был взрослым человеком, и ему давно наскучило играть живыми фигурками, созданными Госпожой. Он хотел вернуться в большой мир в полной своей силе, сохранив все свои сверхчеловеческие способности.
В большом мире он нашел бы возможности для действительно интересной игры. Ему нужно было отыскать способ заставить Госпожу свернуть свой мир добровольно.
Десятилетие шло за десятилетием, но он не мог придумать ничего для того, чтобы разрешить эту проблему.
Кларвельт едва дышал, но не умирал. Вальдес поддерживал его в рабочем состоянии. Он еще не решил, что на Светлом Мире стоит поставить точку.
Большую часть времени Вальдес проводил теперь в Среднем Мире. В Испании.
Часть V
Глава 1
Я иногда - уже после того, как я узнал от Демида всю правду, - думал об обитателях Кларвельта: а пошли к черту все вы - фантомы, призраки, вызванные к жизни горячечным бредом выжившей из ума средневековой старухи. Вы не люди, и весь ваш мир, якобы светлый, не стоит того звука, который я издаю задницей утром в туалете, перед тем как идти чистить зубы. Я осознавал, что попал в сказку, где все было надумано, где не было ничего живого, похожего на реальность нашего мира - живого в своей настоящей опасности, и настоящей доброте, и настоящей чувственности. Ваш мир все равно сдохнет - думал я тогда, - и чем быстрее, тем лучше, потому что в тот момент, когда он сдохнет, я снова окажусь в своем мире, том мире, для которого я предназначен, и при этом меня абсолютно не будет волновать, что станет с искусственным и вымороченным мирком с дурацким названием «Кларвельт» и что станет с его жителями - умрут ли они на самом деле и отправятся ли в чистилище, предназначенное для душ реальных людей, или просто растворятся в пустоте космоса, не оставив от себя ничего, кроме вспоминания, затерявшегося между извилин моего серого вещества.
Но это случалось только иногда - в те моменты, когда несуразность Светлого Мира, доведенного Вальдесом до маразматического абсурда, заставляла меня выходить из себя. Чаще было все же по-другому - я ловил себя на мысли о том, что воспринимаю этих людей не менее реальными и имеющими право на индивидуальность, чем я сам, - конечно, не всех людей, но уж таких, как Флюмер, и Трюфель, и Рыжий Йохан - безусловно. И тогда я думал: а не является ли наш собственный, большой мир, именуемый Цветным или Средним, выдумкой какого-нибудь шутника, ОЧЕНЬ БОЛЬШОГО шутника и не относится ли этот шутник к нам, грешным (по его понятиям), как к мухам, ползущим по Мебиусовой ленте земного существования, отведенной нам в качестве жизненного пути, - клейкой ленте, созданной для того, чтобы ловить надоедливых вечно жужжащих мух-людей?
Я попал в сказку. Это не подлежало ни малейшему сомнению. Проблема состояла в том, что эта сказка была слишком реальной, чтобы не поверить в нее. Она была настолько реальной, что стоило сделать шаг мимо тропинки, ведущей по единственно правильному пути, и ты автоматически лишался жизни. Шел в аут.
Мы бесцеремонно вторглись в тонкий мир, чтобы забрать свое - то, что было у нас украдено. Забрать Лурдес. Этот мир уже не принадлежал тому, кто его создал. К этому времени он принадлежал Вальдесу. Мы пришли сюда - четверо людей из большого мира и неизбежно должны были превратиться в могущественных демоников. Пятеро против одного - неравные силы, - скажете вы. Но не забывайте, что мы пришли на территорию Вальдеса, где он знал все и вся. Он был здесь главным специалистом по охоте на людей.
И он был хорошим охотником. А мы потеряли память на две недели и выжили лишь чудом.
Впрочем, можно ли назвать это чудом? За спиной умиляющего и выбивающего слезу чуда стоял тщательный расчет - насколько, конечно, можно было вообще что-то просчитать в такой неопределенной ситуации.
Итак, первым в Кларвельт запулили Демида Коробова. Запулили, как собачек в космос - Белка и Стрелка в одном лице. Точнее, в одной морде - ведь у собак, кажется, нет лица. Ну да это не имеет теперь значения - морда или лицо, главное, что Демид опять оказался прав в своих действиях, хотя тогда, когда все это затевалось, я был твердо уверен, что он не прав, и, как всегда, мы с ним цапались, и я доказывал ему, что он все делает неправильно и первым должен идти я. Демид промолчал тогда, не ответил мне, и это молчание означало: «Ты можешь думать все, что угодно, глупый жонглер Миша Гомес, мазэфакер и все такое, но сделано все будет так, как решу я». Так все и было сделано. Я был отправлен в тонкий мир самым последним.
Демид на моих глазах шагнул в магическое кольцо Ар-Рашида и исчез в сполохах сиреневых молний. Перенесся в Кларвельт.
Выглядело это эффектно. Но красивому фокусу предшествовала большая работа. Я уже говорил, что в один прекрасный день Демид и Ван появились в моей квартире в Эмпанаде после своего заграничного вояжа и Ван объявил, что через два дня мы начинаем подготовку к переносу в некий тонкий мир, где якобы Вальдес прячет нашу ненаглядную Лурдес. Я был твердо уверен тогда, что скоро, не иначе как через недельку, обниму свою Лурдес и лично начищу физиономию Вальдесу. Все оказалось намного длиннее и муторнее. Подготовка заняла месяца полтора. Таким образом, со дня, когда пропала Лурдес, до момента, когда мы начали транспортировку в Светлый Мир, прошло два с половиной месяца по земному времени и два года - по кларвельтскому. Два года Лурдес провела в Кларвельте, общаясь только с Вальдесом! Пожалуй, эта задержка и определила тот результат, с которым наша операция закончилась. Но об этом позже. Не буду забегать вперед.
Демид привел в нашу компанию некоего арабского господина. Я называю его арабским господином, а не как-нибудь по-другому - к примеру, арабским чуваком, потому что выглядел он именно как господин. Может быть, он был каким-нибудь ихним шейхом. Или даже эмиром - потому что, как выяснилось, приехал он прямиком из Арабских Эмиратов. По-испански ни бум-бум, но по-английски говорил так, что кембриджское образование чувствовалось в каждом звуке. Это всех нас вполне устраивало - даже Цзян, единственная, кто еще год назад не говорила на английском языке, за год жизни в Великобритании намострячилась чирикать по инглишу так, что и мне могла бы давать уроки.
Итак, араб выглядел аристократично. Во всяком случае, он совершенно не походил на тех арабов, что постоянно живут в Испании, и видно было, что он не имел ни малейшего желания на них походить. Не собирался он надевать ни джинсы, ни даже европейский костюм. Длинный белый балахон - не знаю уж, как он у них там называется - бурнус, что ли? Белая накидка на голове, прихваченная специальным матерчатым кольцом с немаленьким бриллиантом во лбу. Золотые перстни с огромными драгоценными камнями на пальцах. Смуглая кожа, огромные глаза - черные и очень выразительные. Тонкие усики под длинным тонким носом. Красные губы. Словом, некий мачо в арабском варианте - он произвел на меня впечатление скорее богача, чем интеллектуала. К сожалению, я так и не получил возможности разобраться, что он представляет собой на самом деле, потому что не посидели мы с ним ни в одном злачном заведении и не тяпнули по стаканчику виски. Араб общался с нами исключительно по делу.
Демид представил его так: Абу-Талех ибн Умар бен Джурхум Аль-Хартуми. Длинное сие имя, вероятно, говорило о древнем и благородном происхождении его рода. Однако я буду называть его просто Абу-Талех - для краткости. Настроение у Абу-Талеха было омерзительным - это замечал даже невооруженный глаз. Впрочем, арабский господин не имел намерения скрывать причин своего мрачного настроения и сразу же ввел нас в курс дела. Причиной, приведшей его в расстройство, был некий испанец по имени Диего Санчес, именующий себя Вальдесом.
Как выяснилось, Абу-Талех был членом некоей тайной арабской секты, или, точнее, братства. Братцы эти называли себя Сафитами [От арабского «Саф» - «чистый». (Прим. автора.)] и являлись аналогом испанских Consagrados. Правда, в отличие от Посвященных, действовали Сафиты несколько более жесткими методами. Проше говоря, когда они вычисляли человека, который, по их мнению, мог как-то нарушить равновесие в Среднем Мире, они его убивали. Причем насмерть. Вычисления сии производились методом сложным, но хорошо зарекомендовавшим себя в течение тысячелетий. Я говорю об астрологии. Как утверждает Ван, никто в мире не силен в астрологии в такой степени, как арабы. Мне остается поверить ему.