Дело Уичерли - Страница 11
Когда доктор Амброз Силвен вышел из будки, я набрал номер миссис Уичерли. Записанный на пленку бесстрастный, словно из загробного мира, голос с подчеркнутой вежливостью автомата сообщил мне, что телефон по этому номеру отключен.
Глава 6
Автострада номер 101 на Полуострове разветвляется. Западная ветвь, Камино-Реал, идет через город, протянувшийся на сорок миль, от Сан-Франциско до Сан-Хосе. Движение по ней медленное: то и дело приходится тормозить на светофорах. Муниципалитеты по дороге на юг сменяются часто, поэтому названия у этого бесконечного города все время разные: Дейли-Сити, Милбре, Сан-Матео, Сан-Карлос, Редвуд-Сити, Атертон, Менло-парк, Пало-Альто, Лос-Альтос.
Восточная же ветвь, по которой поехал я, огибает международный аэропорт и идет вдоль залива. На картах она обозначена «101-дубль», но местные жители называют ее «Береговой петлей».
Между заливом и горным хребтом живет около миллиона человек; те, кто победнее, ютятся на крошечных каменистых участках; другие, побогаче, расположились в ранчо или в особняках, а миллионеры — во дворцах Хиллсборо. Мне и раньше пару раз приходилось вести дела на Полуострове, и я знал: насилие и преступность не менее характерны для этих мест, чем Ассоциация родителей и учителей, слеты Юных республиканцев или дорожные происшествия. Жизнь в Лос-Анджелесе, более трудная в экономическом и социальном отношении, по сравнению с жизнью на Полуострове покажется детским садом.
С Береговой петли, в которую попалось уже немало водителей, я свернул в тихий, тенистый Атертон. Увидев, что меня обгоняет патрульная машина из Сан-Матео, я загудел, остановился, вышел из машины, и шериф объяснил мне, как найти Уайтокс-драйв.
Пустынная Уайтокс-драйв, вдоль которой тянулись большие, утопавшие в зелени участки, шла параллельно Береговой петле, находилась на полпути между побережьем и Камино-Реал и была больше похожа на деревенскую улицу, чем на городскую магистраль. Дом под номером 507 был обнесен восьмифутовой каменной стеной, а сам номер — выбит на массивном каменном столбе. На чугунных с инкрустацией воротах висел огромный замок на цепи.
К воротам была прикручена проволокой металлическая табличка. Уж не продается ли дом? Я посветил фонарем. Так и есть: «Дом продается. Агент Бен Мерримен». Телефон, адрес.
За деревьями виднелся белый фасад. При свете фонаря стоящий в самом конце дубовой аллеи особняк, казалось, находился на дне глубокой расселины, гравиевые дорожки были усыпаны желтыми листьями и пожелтевшими газетами. Дом колониальной постройки имел внушительный и в то же время заброшенный вид — возникало впечатление, будто колонисты, отчаявшись, решили в конце концов вернуться на родину предков. На всех окнах, наверху и внизу, жалюзи были опущены, шторы задернуты.
За воротами на земле валялись газеты, одни были завернуты от дождя в вощеную бумагу, другие втоптаны в грязь.
Прижавшись лицом к холодным прутьям ограды, я просунул руку и дотянулся до аккуратно перевязанной бечевкой «Сан-Франциско кроникл». Разорвав бечевку, я раскрыл газету и взглянул на дату — газета от пятого ноября, а Феба исчезла второго.
Я решил заглянуть в дом, надел автомобильные перчатки и, подтянувшись, забрался на каменную стену. Ни шипов, ни разбитого стекла — значит, перелезть будет несложно.
— Проваливай отсюда! — раздался голос у меня за спиной.
Я спрыгнул на землю и повернулся. Из темноты возникла мужская фигура в шляпе с загнутыми полями.
— Ты что здесь потерял?
— Ничего, просто смотрю.
— Посмотрел, и хватит. Тоже мне, Тарзан нашелся!
Я подобрал фонарь и направил свет ему в лицо. Это был крупный мужчина лет сорока, довольно красивый, если бы не вздернутый, как у клоуна, нос и бегающие глазки, какие бывают у ипподромных «жучков» или игроков в рулетку. На нем был темный строгий костюм и веселенький галстук в полосочку — такие почему-то носят неудачники.
Он повел своим курносым носом и осклабился:
— Убери фонарь. А то разобью.
— Попробуй.
Отдуваясь, как будто подымается в гору, он сделал несколько шагов в мою сторону, а потом остановился и стал раскачиваться на каблуках. При свете фонаря видно было, как он сучит в грязи своими остроносыми штиблетами!
— Ты кто такой?
— Да вот, приехал навестить старую знакомую, миссис Кэтрин Уичерли.
— Она здесь больше не живет.
— А ты ее знаешь?
— Я на нее работаю.
— Кем же?
— Отвечаю за безопасность дома. Чтобы жуликам и бродягам неповадно было.
— А где я могу найти миссис Уичерли?
— Я здесь не для того поставлен, чтобы на вопросы отвечать. Я за частную собственность отвечаю.
В его визгливом голосе послышалась угроза, которая тут же материализовалась в виде маленького пистолета: он извлек его из заднего кармана брюк и направил мне в лицо:
— Убирайся.
Мой пистолет лежал в машине, на заднем сиденье. Впрочем, это уже значения не имело, и я убрался.
Когда я пересекал Береговую петлю, мне казалось, что я перехожу границу между двумя странами. На улице Восточного Пало-Альто попадались, конечно, белые, однако большинство жителей были цветными. Жалкие домишки перемежались казенными квартирами, за которые драли втридорога, и ощущение было такое, что едешь через гетто.
Сэмми Грин состоял в профсоюзе моряков, получал солидную зарплату и жил в одном из лучших домов, на одной из лучших улиц, куда не доносились ни шум транспорта, ни запахи из бухты. Его жена, красивая молоденькая негритянка в нарядном платье, со сложнейшей прической и с блестящими сережками в ушах, сообщила мне, что ее муж сегодня ночует в Гилрое — на другой день после возвращения из плавания он всегда навещает родителей и берет с собой детей. Нет, телефона у его родителей нет, а вот адрес она дать может.
Вместо этого, однако, я спросил у нее, как проехать в Вудсайд, где жили тетя и дядя Фебы.
Глава 7
Прежде чем я обнаружил на подымавшейся к прибрежным холмам дороге почтовый ящик с именем Карла Тревора, пришлось проехать пять миль по серпантину, огибавшему территорию Стэнфордского колледжа. Дом Тревора назывался «Тенистая аллея». Когда я въезжал в ворота, до меня откуда-то издалека донеслось ржанье, но отвечать на приветствие лошади я не стал.
За деревьями стоял ярко освещенный дом из камня и красной древесины. Дверь мне открыла, предварительно ослепив меня ярким светом фонаря, служанка в черной юбке и белой блузке.
— Миссис Тревор дома?
— Она еще не вернулась из Пало-Альто.
— А мистер Тревор?
— Раз не вернулась она, значит, не вернулся и он. — В ее голосе послышались назидательные нотки. — Миссис Тревор поехала на станцию встретить мужа. Они должны быть с минуты на минуту, сегодня что-то запаздывают.
— Я подожду.
Служанка окинула меня испытующим взглядом, по всей вероятности решая, где такому посетителю причитается ждать — в гостиной или на кухне. Я постарался всем своим видом изобразить джентльмена и был отведен в очень уютную гостиную, которую служанка почему-то называла библиотекой. Впрочем, на обшитых деревом стенах действительно висели полки с книгами — Треворы увлекались историей, в особенности же историей Калифорнии.
Только я начал листать номер «Американского наследия», как у ворот послышался шум мотора. Подойдя к окну, я увидел, как Треворы выходят из «кадиллака»: она — спереди слева, он — справа. Миссис Тревор была худой дамой лет пятидесяти с хищным лицом, а ее муж — широкоплечим мужчиной в фетровой шляпе, с портфелем в руке. Цвет лица у него был нездоровый.
Когда они стали подниматься по ступенькам, миссис Тревор хотела было взять мужа под руку, но он движением, в котором сквозили раздражение и ущемленное самолюбие, оттолкнул ее и взбежал наверх, перескакивая через две ступеньки. Жена наблюдала за ним глазами полными ужаса.
Когда через несколько минут миссис Тревор вошла в библиотеку, вид у нее был все еще испуганный. Она была в жемчугах и в скромном темном платье, из тех, что стоят бешеных денег — в данном случае, правда, выброшенных на ветер: оно еще больше подчеркивало угловатость ее фигуры и тощие, как у жареного цыпленка, плечи.