Дело об урановом контейнере — 2 - Страница 9
Микроавтобус проехал по неровному асфальту арки, выкатился на улицу. Посредине проспекта стоял милицейский «жигуленок» с включенной мигалкой. Я пристроился «в хвост»… поехали. Проспект был абсолютно пуст. На перекрестках стояли, перекрывая движение, гаишники. Чем-то все это напоминало кино. Наволочки с дырами, идиотская маска мертвеца…
Мы ехали минуты полторы. Затем гаишный «жигуленок» показал левый поворот и свернул в проезд между домами. За детской площадкой стояли гаражи. Над гаражными крышами виднелись вертолетные лопасти, похожие на листья гигантской стальной пальмы. Кажется, они даже слегка покачивались. Мы обогнули гаражи и выехали на пустырь. Видимо, здесь затевалось какое-то строительство: лежали кучи гравия, песка, щебня, бетонные кольца и трубы, на краю застыл бульдозер. По периметру расположились бойцы «Града». В центре этого «пейзажа» стоял вертолет. До него было метров сорок. Но их нам предстояло пройти пешком, проехать на «тойоте» через этот «танкодром» нереально.
Я заглушил движок. В наступившей тишине прозвучал голос Паука:
— Большая птица… большая стальная птица. Она хочет мяса. Сырого мяса… человечины.
За моей спиной послышался голос Негодяя:
— Эй! Мы на месте… Слышишь меня?
— Слышу хорошо. Есть проблемы?
— На хрен здесь оцепление? Что за дела?
— Оцепление только для того, чтобы не пускать зевак. Зря ты волнуешься.
— Это вам надо волноваться, а не мне… Снимите своих бойцов, отзовите гаишников. Понял?
— Хорошо, все сделаем… Нам самим ни к чему осложнения.
Спустя несколько секунд гаишный «жигуленок» резко развернулся и уехал. «Градовцы» враз тоже исчезли. На пустыре остались вертолет и мы… Было очень тихо. Покачивались вертолетные лопасти, ветер нес через пустырь скомканную газету.
Негодяй напряженно всматривался в темно-зеленый фюзеляж. Бормотал Паук…
Негодяй снова поднес к губам, то есть к наволочке, рацию:
— Эй, приятель, сейчас мы выйдем… давай без глупостей.
— Мы же договорились. Для нас главное — жизнь заложников. Ты обещал отпустить.
— Отпущу… не нужна мне обуза, мне экипажа хватит. Прощай.
Негодяй прервал связь. Спиной, затылком я ощущал его неуверенность. Он нормально держался, но все равно я ощущал его напряжение, неуверенность и страх.
— Ну, что, — сказал он через несколько секунд. — Пошли, что ли?
Никто не ответил.
— Пошли, — сказал он и тронул меня за плечо:
— Ты первый, англичанин… Выйдешь и стой рядом.
Я раскрыл дверцу и выпрыгнул на землю.
…Мы шли к большой птице молча. Только Паук бормотал, бормотал, бормотал неустанно. На боку бетонного кольца он увидел изображение перевернутой пентаграммы… Он увидел и заорал:
— Братья! Братья дают нам знак! Ты видишь, Негодяй?
Негодяй не ответил. Он шел у меня за спиной, держал в правой руке пистолет, нес за спиной рюкзак с баксами. Он был очень напряжен. До вертолета осталось около двадцати метров. Тридцать — тридцать пять шагов… совсем ерунда!
Потом осталось пятнадцать метров… потом десять… А потом вскрикнула Людмила. Я обернулся. Все остановились.
Женщина сидела на земле, смотрела на ногу в замшевом сапоге с высоченным каблуком… На глазах выступили слезы.
— Я… я упала, — сказала она. — Нога подвернулась.
— Вставайте, — ответил Негодяй.
— Я, кажется, не могу.
Она попробовала встать и не смогла.
— Вставай, мясо! — заорал вдруг Паук.
Негодяй взмахнул рукой с пистолетом и сказал:
— Ладно. Это уже в сущности не важно… пошли.
— Нет, пусть она встанет… я возьму ее с собой. На ужин нашей птичке. Птица хочет сырого мяса.
— Не дури, Паук. Пойдем, — произнес Негодяй, оглядываясь по сторонам.
— Птице нужно мясо, — повторил Паук упрямо. — Вставай, тварь!
Он направил на женщину обрез. Она все также сидела на земле, по лицу текли слезы.
— Паук! — сказал Негодяй требовательно.
— Вставай, — заорал Паук и взвел курки.
— А пошел ты, сволочь! — выкрикнула вдруг женщина. — Стреляй, дерьмо. Стреляй! Плевала я на тебя… стреляй, сволочь!
Паук медленно поднял обрез… И грохнул выстрел. Паук с простреленной головой медленно опустился на землю. По резиновой маске мертвеца текла настоящая кровь.
И — с чудовищным грохотом, вздымая фонтаны песка — начали взрываться вокруг нас песчаные кучи. Вспышки ослепляли. За этим ярким — невероятно ярким! — светом уже бежали мощные фигуры в черном. Но я этого не видел. Ослепленный, оглушенный, я упал на землю. Через секунду в затылок мне уперся ствол автомата, сверху рухнуло не шибко-то легкое тело. Потом мне заломали руки и надели наручники.
Когда я очухался, спросил:
— Что это было — «Заря»?[1]
— Нет, но в общем-то из того же ряда… Понравилось?
— Нормально. А зачем меня-то повязали?
— Так уж — извини, разбираться было некогда. Все поголовно в наволочках, А времени нет, счет идет на секунды. Не помяли?
— Есть маленько. Ну да ничего, я борьбой занимался, к таким штукам не привыкать… А наволочка… что ж наволочка? Могли бы по одежде сориентироваться.
— Нет, Андрей, не могли. Нельзя исключить, что преступники могут обменяться одеждой с заложниками. Такие случаи бывали. Так что лучше, как говорится, перебдеть,
— Это точно, — согласился я.
Так вот и закончилась история с урановым миллионом. Когда два с лишним месяца назад я встретился белой ночью со Славой Докером возле «Европы», я даже не мог предположить, как далеко она меня заведет…
Арестованные Негодяй и Оборотень оказались сотрудниками милиции в прошлом. К делу «об уране» они имели только косвенное отношение, но когда узнали эту историю от наркомана Паука, который «контачил» со Смирновым-Козыревым, то решили на этом заработать. Выбрали «басаевский» вариант и красиво обставились… А ведь у них почти получилось!
Лететь на Запад они и не собирались. Освобождать наркота-прапорщика — тем более. Вертолет должен был вылететь в Карелию. Там их уже поджидал напарник на УАЗе. Вот и весь эзотерический утес! Кстати, своего брата Паука они действительно собирались убить.
А ведь почти получилось! Но почти не считается…
Да, а приказ на Соболина я не издал. Он сам ко мне пришел с повинной головой: черт, говорит, попутал. И я подумал, что, может быть, так и оно есть. Я так Соболину и сказал:
— Это запросто… Усыновленные Дьяволом идут во мраке ночи.
— Чего? — удивленно спросил Володя.
— Да ничего. Просто… заявление для прессы.