Дело об избиении младенцев - Страница 6
— …Да-да именно следователь, — еще грознее и громче продолжал между тем Алексей, — разъясняет им, то есть нам, понятым права и обязанности. И поэтому, уважаемый, убедительно прошу вас выполнить требования сто тридцать пятой статьи УПК и разъяснить, как же нам следует себя вести…
Нертов не заметил, как к ним приблизился вышедший из-под арки Расков. Начальник уголовного розыска живо оценил ситуацию, но угрюмо молчал. Побагровевший следователь, готов был уже сорваться на крик, чтобы заставить замолчать непонятного наглеца-понятого, но что-то удерживало его от этого шага. А Алексей продолжал старательно выводить горе-милиционера из себя, почувствовав его слабость и неумение действовать в конфликтных ситуациях. Конечно, это был не лучший прием, но как иначе мог обычный гражданин воздействовать на блюстителя закона?
— Мы будем находиться при осмотре, где посчитаем нужным и при этом — делать замечания, которые сочтем нужным. А вы их старательно запишете в свой протокол. Причем, очень старательно, чтобы завтра не пришлось оправдываться перед Петром Ивановичем…
Нертов специально назвал имя-отчество районного прокурора, чтобы привести в чувство следователя. Тому ведь неизвестно, что за понятого подсунули оперативники. Да и не подставной ли это понятой. Может, он сегодня вечером будет чаи распивать с начальством, а завтра кого-то вызовут на ковер. Как бы то ни было, Нертов так и не успел понять, подействовало ли на следователя упоминание имени прокурора, так как Расков, решив, что пора вмешаться, прекратил конфликт, взяв Алексея и девушку под руки и, сказав следователю, что проведет с понятыми «работу». Начальник ОУР тихо попросил их: «Пожалуйста, давайте отойдем отсюда к коляске».
Когда же Нертов и девушка, повинуясь настойчивости Раскова, пошли с ним, Леонид Павлович, как бы оправдываясь, сказал, что сейчас времена трудные и люди, к сожалению, приходят в органы со стороны.
— Этот, Леша, еще вчера был безработным инженером. А у нас некомплект — сам понимаешь. Обращать же внимание на всякие пустяки — себе дороже.
— Да-да, это я уже слышал. Набираете всяких врачей-скрипачей-циркачей, — огрызнулся Нертов, — все газеты об этом пишут.
Девушка поддержала его и сказала, что газета, где она работает, тоже сообщала о таких фактах. Но, все равно, это не повод разговаривать с людьми по-хамски.
— Конечно не повод, — согласился Расков, — но мне кажется, сейчас главное — побыстрее закончить мероприятие, а не спорить на морозе. Ваш коллега по несчастью (он кивнул в сторону Алексея) еще научит этого парня работать. А ежели вы трудитесь в газете — вам должно быть интересно посмотреть настоящие следственные действия. Правда ведь? — И он обезоруживающе улыбнулся.
— Правда, согласилась девушка, — тем более что я специализируюсь на криминальной тематике.
Нертов буркнул, что если уж Леонид Павлович хочет получить качественный осмотр, то он его получит, только пусть тогда не обижается. Мол, время все равно потеряно, день испорчен, но осмотр будет проведен «как учили».
— Давай-давай, — хмыкнул Расков, который тоже терпеть не мог непрофессионалов и недолюбливал молодого, но хамоватого следователя.
Примерно через час Алексею стало казаться, что следователь готов лично придушить и его, и симпатичную понятую-журналистку как несчастного младенца. Добро бы только бывший сотрудник военной прокуратуры, повидавший за время службы множество мест происшествий, делал замечания, приводя ими следователя в ярость. Так еще и девушка, видимо, нахватавшись где-то криминальных баек, старательно вторила ему, заставляя то подробно описывать внешний вид детской коляски, то вымерять расстояния не на глаз, а с помощью рулетки. А в довершение ко всему потребовала изъять пустой флакон от «Шипра». Следователь, естественно, попытался артачиться, но Нертов напомнил, что он обязан вносить все замечания в протокол.
— И, кстати, не забудьте осмотреть пространство под дворовой аркой и парадные, вдруг там какие следы остались…
— Какие еще следы? — Такой беспардонности следователь перенести не мог и, улучив момент, когда девушка отошла в сторону, обматерил Алексея, сказав, что если тот шибко умный, так пусть сам и составляет свои замечания к протоколу.
Алексей понял, что переборщил, но отступать было некуда, и он решил довести дело с осмотром до конца.
Посередине двора был разбит небольшой скверик, в котором возле припорошенных снегом кустиков притулилась полуразломанная скамейка, видимо давно облюбованная местными гопниками в качестве распивочного места. Во всяком случае, в пользу этой версии говорили многочисленные пробки от разных напитков, щедро разбросанные в округе и куцые окурки дешевых сигарет, да папирос, а также заботливо спрятанный в кустиках пластмассовый стаканчик. Конечно, зимой пить на улице — удовольствие не большое, но в слабый мороз это гораздо надежней, чем в парадной, где того и гляди какой-нибудь жилец с более-менее широким затылком настучит по голове, а то и собаку натравит.
У скамейки сиротливо стояла злополучная детская коляска. Еще в начале осмотра, когда начал работать эксперт, Нертов видел, что грудной ребенок, лежавший в ней, действительно, скорее всего, задушен руками. На тоненькой шейке отчетливо были видны очаговые гематомы, которые могли быть оставлены пальцами убийцы. Личико посинело, язык высунулся изо рта, на белочной оболочке глаз ясно виднелись кровоизлияния.
Несмотря на показания свидетельницы в голове как-то не укладывалась картина происшедшего. Ну, хорошо, допустим, ребенок сильно кричал, раздражая свою мать-алкоголичку. Но зачем же понадобилось его душить, а потом здесь же пить «Шипр»? Конечно, всякое бывает, но Алексею казалось, что даже для деградировавшей женщины такое поведение необъяснимо. К тому же она слишком естественно недоумевала, пытаясь осмыслить вопросы следователя. Если бы она и правда убила родного ребенка, то, скорее всего, сразу же спьяну призналась в этом или пыталась бестолково оправдываться. Она не могла быть настолько пьяной, чтобы не помнить происшедшего, так как сумела вспомнить и где покупала злосчастный одеколон, и как пила. Да и то, что трясла ребенка не отрицала, хотя и говорила, что трясла лишь за плечи. Нертов обратил внимание и на то, что на немытых пальцах женщины были длинные, неровные ногти. Очевидно, она обкусывала или обламывала их. Но на передне-боковых поверхностях шеи ребенка не было ни одной ссадины, имеющей характерную полулунную форму, оставляемую обычно ногтями. Могло ли такое произойти, если убийца — все-таки эта мамаша?
А если рядом был кто-то еще? — Алексей забыл, что уже давно не находится на службе и быстро пробежался по немногочисленным парадным, установив, что одна из них — проходная, выходящая на соседнюю улицу. На полу он увидел несколько окурков. Но это был не какая-нибудь гопницкая «Прима», а остатки от «Мальборо». Причем, курил эти сигареты очевидно один и тот же человек, так как фильтры на всех трех окурках были изжеваны чуть ли не до табака. Алексей вспомнил, как очень давно, еще лет в двенадцать, в пионерском лагере он играл в шахматы с одним из кружководов. Тот все время держал во рту сигаретину, но больше жевал ее, чем курил…
— Что вы тут нашли? — К Нертову подошла девушка-журналистка.
— Да вот, видите, парадная проходная. А это — окурки, которые, похоже, курил один человек. Они на вид свежие. На полу парадной — жидкая грязь от растаявшего весеннего снега, а сигареты полностью не намокли. Значит, кто-то недавно здесь стоял не меньше пятнадцати-двадцати минут и соответственно мог видеть происходящее.
— Так их надо изъять. — Подсказала девушка.
— Понимаете, этим заниматься никто не будет. Да, честно говоря, в конкретном случае, это ни к чему. Я уж так, от злости залез сюда. На самом деле этот горе-следователь прав: наверняка мамаша придушила случайно ребенка, а окурки не при чем. Я думаю, у нее догадаются взять соскобы из-под ногтей, чтобы поискать клетки эпителия…