Дело о заикающемся троцкисте (Агентство Золотая пуля - Сборник новелл) - Страница 6

Я прошел в кабинет, распустил узел галстука и закурил. Я определенно не знал, что нужно делать и нужно ли что-нибудь делать… Пришел Повзло и стал говорить о деньгах. Об оперативных расходах. О том, что репортеры уже стонут… и надо что-то делать.

– Не шатает их? – перебил я.

– В смысле?

– От голода их не шатает? Зубы от цинги не выпадают?

– Андрей!

– Коля!

– Андрей, видишь ли…

– Коля, я все вижу. Но денег нет…

Хотя… есть одна тема.

– Какая? – оживился Повзло.

– Сейчас объясню. Давай, подгоняй сюда Каширина и Зудинцева. И Зверева… если найдешь.

Зверева не нашли. Где-то он был опять на свободной охоте. А Родя с Зудинцевым через минуту были в моем кабинете.

– Прежде всего, дорогие коллеги, – сказал я, – позвольте вас поздравить, – я обвел всех взглядом, сделал паузу, интригуя. – Ерша освободили.

– Как?

– Как освободили?

Я черканул на листочке номер паспорта Ерша и подал Зудинцеву:

– Вот, Михалыч, номер паспорта гражданина Ершова. Поинтересуйся. Сможешь?

Зудинцев матюгнулся, сложил листочек вдвое и убрал в карман. Потом я рассказал о звонке Троцкиста и о своем визите в музей.

– Вот такой сюжетец, коллеги, – подвел итог. – Хочу услышать ваше мнение по этому сюжету.

– Тьфу! – сказал Родя. – Где Троцкий – там всегда заморочки. Вот вражина. Даже после смерти людям жизнь отравляет.

– Не скажи, – ответил Зудинцев. – Троцкий – соратник Ленина, и если бы в политическом противостоянии Сталин-Троцкий в двадцать седьмом году победил Троцкий, то…

Я «митинг» пресек. Сказал:

– Политические дискуссии в свободное от работы время. Предлагаю высказаться по существу.

– Для удобства, – произнес Родя, – я бы разбил тему на две части: рукописи Троцкого и убийство комитетчика. Есть ли между ними связь, мы пока не знаем.

– Мы, – сказал Зудинцев, – даже не знаем, а есть ли эти рукописи.

– По крайней мере один листок есть.

Зудинцев покачал головой:

– Извините. Извините, мужики, но пока что это листок бумаги… Вот будет заключение экспертизы – будет и разговор.

Я с Зудинцевым спорить не стал – он профессионал. Причем классный профессионал. Я только сказал:

– Кондакова считает, что к нам попал подлинник… А она – очень опытный музейный работник, у нее интуиция.

– Интуиция в нашем деле – штука полезная, – согласился Михалыч. – Я в нее верю и тоже предполагаю, что горячо, что рукопись подлинная. Давайте прикинем, что можно сделать… что-то в этом есть. Для начала посмотрим, чем же мы располагаем.

Мы «посмотрели» и увидели, что почти ничем не располагаем: есть некий аноним, который называет себя Олегом. Но имя, скорее всего, вымышленное… Этот Олег (псевдоним оперативной разработки Троцкист) утверждает, что владеет дневником и письмами Льва Троцкого. И даже предоставил страничку (вероятно, подлинную) для изучения. Троцкистом движут корыстные мотивы. Но сам он по каким-то обстоятельствам («У м-меня ос-с-собые обоб-обстоятельства») реализовать рукопись не хочет или не может. Чего-то опасается…

– Я думаю, этот Троцкист пиздит как Троцкий! – вставил Родя.

Не заметив его реплики, я продолжил:

Троцкист не глуп, говорит правильным литературным языком, употребляет слова «конъюнктурщик», «дивиденды», знает, что такое «Сотбис»… Осторожен.

Возраст – по голосу – взрослого, но не пожилого мужчины. Заикается.

– Заикание, – спросил Зудинцев, – натуральное?

– Похоже, да. Любопытно, трудно ли имитировать заикание? – спросил я. Ответ явился сам собой – дверь кабинета распахнулась и всунулась лохматая голова Соболина:

– Можно, Шеф?

– Нельзя. Совещание у меня. Зайди через двадцать минут… Впрочем, постой.

Скажи-ка, Володя… вот ты, как профессиональный драматический артист… – Соболин проник в дверь целиком и стал каким-то очень значительным. – Как профессиональный драматический артист, скажи нам: трудно ли имитировать заикание?

Соболин тряхнул копной волос, изменился в лице и ответил:

– Ва-ва-ваще н-н-ннево-во-возмомо-жно.

Все стало ясно… Володя еще что-то хотел нам показать в рамках демонстрации актерского мастерства, но я его выставил.

Он ушел расстроенный.

– Заикание, – сказал Зудинцев, – не факт.

Родя возразил:

– Ты хрен с пальцем не сравнивай.

Вовка – актер.

– Погорелого театра, – сказал Зудинцев. – Но если хочешь, Родион, то можешь провести проверку логопедов. Их в Питере не так уж и много – человек двести… или триста.

– Или пятьсот, – сказал я. – Отставить логопедов.

Все и без меня понимали, что на этом пути нам ничего не светит: логопедов можно проверять год… и выяснить в конце концов, что никто из них никогда не сталкивался с нашим Троцкистом. Или сталкивался, но не помнит… Или помнит, но под другим именем. Или наш Троцкист вообще не заика, а коллега нашего Соболина по ремеслу… из самодеятельности механического завода червячных передач имени Чубайса (бывш. «Красный пролетарий»).

Мы потолковали еще минут тридцать, наметили некоторые шаги и распределили обязанности. Родиону предстояло попытаться установить телефон, с которого звонил Троцкист. На Зудинцева легла обязанность поднять дело об убийстве Олега Гребешкова. А я собрался пойти в ФСБ.

Сразу после того, как мои «сыскари» покинули кабинет, позвонил Троцкист.

Я засек время.

– З-з-здравствуйте, Андрей, вы и-изучили ообразец?

– Здравствуйте, Олег… я показал ваш образец специалистам.

– М-мы так не д-договаривались.

– А что вас смущает?

– Н-не хочу оогласки д-до поры.

– А никакой огласки нет. Это во-первых. Во-вторых, мы должны быть уверены, что вы предоставили подлинники.

– Если вы убедитесь, что п-подлинники – вы г-готовы купить?

– Возможно. А вы не хотите зайти ко мне, пообщаться лично?

Он помолчал несколько секунд, потом сказал:

– Н-нет.

– Да что вы боитесь, Олег? К нам приходят разные люди. Согласно журналистской этике, мы гарантируем сохранение вашего инкогнито… Приходите, потолкуем с глазу на глаз.

– Нет, не п-приду. Н-ни к ч-чему это.

– Хорошо, давайте встретимся на нейтральной территории.

– В-встретимся, когда вы б-будете г-готовы к с-сделке. Я еще п-позвоню.

И он положил трубку. Я сходил к Каширину и сообщил, что был еще один звонок – в 13:04.

– Теперь мы его точно зацепим, – ответил Родя.

А я направился в ФСБ. Я позвонил начальнику пресс-службы ФСБ и договорился о встрече.

– Приходи, – сказал начальник. – А чего тебе, Андрей Викторович, из-под нас, грешных, надобно?

– Да вот думаю у вас пару секретов государственных перекупить… Продашь?

– Запросто. Торгуем налево-направо.

Приходи. Выписываю пропуск.

И я поехал на Литейный. Попарился в пробках на Фонтанке и добрался всего за полчаса. Пешком бы дошел быстрее…

– Ну, – весело сказал подполковник Острецов, – какие секреты тебя, Андрей Викторович, интересуют? Недорого продам.

– Год назад погиб ваш сотрудник – Олег Гребешков, – сказал я.

Острецов сразу переменился в лице.

– Да, было такое дело… До сих пор не раскрыто.

– Расскажи, Алексей Иваныч.

– А что, собственно, рассказывать, Андрей? Семнадцатого апреля прошлого года майор Гребешков не вышел на службу. Позвонили – не отвечает. Худого сначала никто не подумал, но после рабочего дня один из сослуживцев заскочил к Олегу домой. Дверь оказалась не закрыта… тело лежало в комнате. Стреляли в упор, дробью… из двух стволов. Соседи накануне выстрел слышали. В начале десятого, вечером. Но значения не придали. Нормально, да? Грохот от выстрела из двустволки на весь дом, а «значения не придали»… Следов никаких, видимых мотивов – тоже.

В общем, «глухарь» классический… А ты почему спросил?