Дело о взбесившемся враче (Агентство Золотая пуля - Сборник новелл) - Страница 3

– Нет, просто он решил, что если экзотический цветок стал походить на голодную графиню, то этому цветку надо создать тепличные условия.

– Он так и сказал – «голодная графиня»? – фыркнул Соболин. – Надо же, какие образы, твою мать…

– А ты, как начальник отдела, против? Отпуск отменяется?

– Да нет, сходи, конечно, отдохни недельку. У нас что сегодня? Среда? Вот и иди с понедельника.

– Да я бы уже и с завтрашнего дня.

Чего– то у меня от вас с непривычки даже голова разболелась.

– Тут, понимаешь, Светик, – Соболин как-то вдруг помрачнел, – такое дело. Дважды уже один опер приходил, уверяет, что в его районе менты «крышуют» наркодилеров. То есть, умышленно не сдают некоторые адреса продавцов наркоты. То ли взятки с них берут, то ли еще что… В общем, ходит, а ничего конкретно не сливает. Мы уж его и так крутили, и этак – молчит. Набычится весь, твердит только: вы – журналисты-расследователи, вот, мол, и расследуйте.

– А денег за информацию не предлагали? Взял бы у Скрипки на оперативные расходы.

– Да Скрипка удавится! И к тому же – ну как честному менту деньги предлагать? – Володя, похоже, нервничал. – Может, ты, Свет, попробуешь его раскрутить? У тебя ведь и не такие опера кололись…

А вот такое нам, девушкам, слушать приятно. Я расстегнула пуговичку на груди (ну там, где ложбинка начинается). Соболин заметил этот жест:

– Я уверен: кроме тебя в Агентстве эту информацию никто не заполучит…

Только будь осторожна, Света. Выпытаешь информацию – и ни ногой в сторону. Наркотики – сумасшедший бизнес, наркодилеры – страшные люди.

А наркоманы – и вообще безбашенные, за дозу мать родную продадут, на убийство пойдут. Лично я бы их всех – за Уральский хребет, в резервации!

– Володя, – поморщилась я, вспомнив соседа Юрку и Марэка с Валаама, – они всего лишь больные люди.

– Они, Света, не люди, а нелюди.

Человек определяется наличием мозгов, а у тех мозгов нет. Ну, да мы отвлеклись. Опер этот сейчас придет. Зовут его Георгий Федорович Астафьев.

Лейтенант милиции Георгий Федорович оказался маленьким мальчиком Гошей – в тоненьких очках и с простудой на губе.

Я перед встречей приняла подобающую позу: села на диван боком, выставив на обозрение обе ноги. Гоша глянул, залился краской и осторожно отодвинулся от меня вместе со стулом. Батюшки, да он, никак, еще и девственник. Таких у меня еще не было. Что же мне с ним делать? Я незаметно, ловким движением руки, расстегнула еще одну пуговичку и чуть приподнялась на локте.

– Так, говорите, товарищ лейтенант, крышуют менты-то?

Он только головой кивнул и отодвинулся еще дальше.

– И какой же адрес наркодилера оберегает наша доблестная милиция?…

Дальше мой допрос протекал по привычному сценарию. Я курила, пуская в потолок круглые колечки, меняла положение ног на диване. Гоша нервно дергал шеей, краснел, сопел, выдавливая из себя информацию. Когда очередной мой вопрос завел его в тупик, я «нечаянно» просыпала скрепки на пол возле его стола и присела на корточки с коробкой (я знала, какой вид сверху открывался лейтенанту). Гоша аж зажмурился.

И продолжал говорить уже слепой.

К концу разговора передо мной была ясная картина «ударной деятельности» сотрудников отдела по незаконному обороту наркотиков Дворцового района.

Со слов Гоши, на протяжении почти трех лет многие наркоманы, задержанные с наркотиками, на допросах называют один и тот же адрес, по которому они эту гадость покупают, – Офицерский переулок, дом 3. Следователи, как положено, забрасывают руководство ОМОНа особыми поручениями, в которых просят установить источник сбыта наркотиков. А руководство с настойчивостью маньяка три года отвечает, что установить источник… не представляется возможным.

– Ну, может, не везло ментам. Приходят, а «источник», например, в отпуск уехал, – размышляла я.

– Ага, устала торговать наркотиками и взяла отпуск. И так – все три года, – вдруг разозлился Гоша.

– Устала? Она что – женщина?

– Да. Наркоманы ее зовут кто Лялей, кто – Лялей-черной, кто – женщиной-брюнеткой… Думаю, что Ляля – это псевдоним. Но она точно обитает на Офицерском, три. Там – коммуналка, я соседку ее, старушку, расспрашивал. То, что Ляля снимает комнату, она подтверждает, и о том, что людей к ней ежедневно шастает немерено, свидетельствует, а вот про наркотики – все отрицает: ничего, мол, не знаю, не ведаю… Да и кто в такой информации сознается? Это ведь – укрывательство. Могли запугать старушку. А могли просто приплачивать за молчание: бабуля-то, как я заметил, бедная, на мизерную пенсию живет.

В общем, было очевидно, что менты из ОНОНа специально оберегают эту левую дверь на втором этаже по Офицерскому, 3. Даже если предположить, говорил Гоша, что сами они денег от Ляли за укрывательство не получают (что сомнительно), все равно им выгодно оберегать этот адрес, поскольку таким образом легко делать хорошую статистику. Достаточно покараулить возле известного адреса, где орудует наркодилер, – и хватай наркоманов пачками, веди на допрос. Сколько схватишь, столько и раскрытых преступлений получишь (по статье – хранение наркотиков без цели сбыта). Наркоман, правда, хитер и осторожен, и, завидев облаву, может тут же выбросить героиновый чек на землю. Но менты тоже не дураки: с такой же легкостью могут этот чек подбросить обратно. И дебаты о том, кто в подобной (с подбросом) ситуации прав – Жеглов или Шарапов, – до сих пор ничем не завершились.

Все это было очень любопытно. Но где доказательства? Лукошкина просто выбросит мой материал в корзину. Гоша, видно, заметил мое замешательство.

Он понизил голос и в первый раз за беседу сам подвинулся ко мне со стулом:

– По моим данным, в город поступила огромная партия кокаина и героина. Часть товара осела у Ляли. А сегодня – мне это доподлинно известно – очередная облава на наркоманов в Офицерском переулке. Из главка письмо пришло: требуют повысить процент раскрываемости преступлений.

– Ну вот, Лялю и сцапают.

– Ничего подобного. Сцапают не Лялю, а посредников. Или – покупателей. Сходи – сама увидишь.

Эта его последняя фраза и решила дело. Я должна была увидеть все собственными глазами. Правда, Соболин предупреждал, что нужно быть предельно осторожной. Но я ведь никуда лезть и не собираюсь. Просто постою за углом и понаблюдаю.

Я решительно встала и застегнула пуговички. Гоша вздохнул с облегчением.

При выходе из Агентства нас тормознул Шах.

– Свет, ты куда? – Он подозрительно глянул на Гошу, отчего тот нервно поправил очки и втянул голову в плечи.

– Витя, не до тебя. У меня важное задание Соболина.

– Ну дают! Больных девчонок так загружать работой.

– Во-первых, я не больная. – Реакция коллег на мое возвращение к трудовой деятельности меня начинала уже бесить: словно я не из обычной больницы выписалась, а из психиатрической. – Во-вторых, еще раз повторяю, у меня – задание.

– А я хотел отметить твой выход.

Денег у Скрипки занял. Посидели бы в баре, в тепле. А то дождик собирается, простынешь еще.

– Ви-тя! Я – не боль-ная-я!

Я выхватила из рук предусмотрительного Шаха зонтик и, подхватив под руку Гошу, потащила его в сторону Катькиного сада. Там мы решили расстаться:

Гоше «светиться» на Офицерском было нечего, а меня менты не знали. Мы договорились встретиться через два дня – в пятницу. К тому времени я напишу статью, а Гоша попробует достать мне копии протоколов допросов наркоманов с Офицерского за подписью разных следователей. В противном случае я могла «засветить» в статье Гошу как источника информации. Да и Анька-юристка без таких документов статью не пропустит.

Вечерело. Ветер в клочья рвал невесть откуда появившиеся тучи. Накрапывал дождь.