Дело о спасении телезвезды (Сборник новелл) - Страница 2

– Коля… Ну ты, блин, даешь, Коля.

Ну нормальное, блин, дело, да?

Потом махнул рукой и тоже сел в машину. УАЗ зачихал, затарахтел и покатился прочь… А мы с Колей поехали в больницу.

Худокормов уже пришел в сознание. Поговорить с ним не удалось, но медики заверили, что все – слава Богу! – не так уж и страшно.

Наутро я снова поехал в больницу и там нос к носу встретился со съемочной группой. Конечно, они все были круто возмущены… И почему-то их агрессия выплеснулась на меня. Мне «припомнили» историю академика Глебова… и «мерседес» Жванецкого… и разбитое в прошлый Новый год лицо режиссера Германа… Обо всех этих прискорбных инцидентах говорили так, как будто это я угнал тачку Жванецкого и разбил Герману лицо.

Спокойным оставался только сам Худокормов. Выглядел он худо и чувствовал себя, хотя и старался это скрыть, тоже худо.

Своим он сказал:

– Вы-то что возмущаетесь? Вам радоваться надо.

– Чему же радоваться, Ян Геннадьевич?

– Дня три-четыре я тут прокантуюсь. Так что всем вам нежданно-негаданно маленький отпуск подфартил.

Господа актеры дружно повозмущались «чудовищным цинизмом», как выразился оператор, своего шефа, засыпали его цветами, фруктами и наконец ушли. А я остался.

– Вот так, Андрей, – сказал Худокормов. – Потенциал искусства, конечно, может иногда ошеломлять, но железяка по голове ошеломляет еще круче… Теперь я знаю это точно.

– Это вы как режиссер говорите?

– Нет, как человек, которого «ошеломили», – усмехнулся Худокормов.

– Вы видели нападавшего, Ян?

– Какое к черту! Бац по голове – и все… затемнение.

– Худо.

– Да черт с ним. Не убили – и то слава Богу.

– С этим поспорить трудно, – согласился я. – Но очень плохо, что вы не видели разбойничка в лицо. Даже если его сумеют установить, так не удастся привязать к этому конкретному эпизоду.

– А ты считаешь, что можно его установить?

– Попробовать можно… Менты уже приходили к вам?

– Нет, не было никого.

Мысленно я матюгнулся, но вслух сказал:

– Что у вас забрали?

– Бумажник, часы и телефон… Часы жалко.

– Дорогие? спросил я, пытаясь вспомнить, какие часы были у Худокормова.

– Да нет, обычные «Титони». Красная цена – триста баксов. Но мне их хороший человек подарил. С гравировочкой, на память.

«С гравировкой – это хорошо, – подумал я. – Гравировка привязывает часы покруче индивидуального номера».

– Денег много было? – спросил я.

– Тысячи полторы. Плюс карта… Плевать я на это хотел, а вот часы, Андрей, жалко. – Худокормов прикрыл глаза. – Ты, кстати, говорят, первый там оказался?

– Нет, первым был Коля Повзло. Чисто случайно. Он как раз в Василеостровском РУВД был по делу…

– Вот как? Так ты считаешь, что попробовать можно?

«Можно-то оно можно, но вот гарантировать что-либо…»

– Попробуем, Ян, – ответил я.

Первым делом я, конечно, поехал в Василеостровское РУВД. Я не особо надеялся получить там какой-то результат, но пройти мимо организации, которая по определению обязана заниматься расследованием, было бы неправильно. Я сел в джип и поехал. И – повезло, застал старшего оперуполномоченного капитана Петренко на месте. Вид у капитана был несколько помятый, он не выпускал изо рта резинку, однако перегарный выхлоп никуда не делся. Мне на выхлоп капитана Петренко было наплевать. Мне важно было другое: что конкретно есть у них по «делу Худокормова»?

Оказалось, как я и предполагал, что нет совсем ничего.

– Глухарек, – сказал Петренко. – Классический глухарек. Свидетелей нет, нападавшего режиссер не видел, следов никаких…

Что вы хотите?

– Вы, Петр Василич, сказали, что нападавшего режиссер не видел. Вы уже допросили потерпевшего?

– Придет в сознание – допросим, – небрежно ответил Петренко.

– Он пришел в сознание еще вчера, – довольно язвительно сказал я.

Капитана Петренко мое заявление, кажется, несколько смутило. Он закашлялся, выплюнул в пепельницу комочек розовой резинки и сказал, глядя мимо меня:

– И что – видел ваш режиссер нападавшего?

– Нет, не видел.

– Ну вот видите, – обрадовался оперуполномоченный. – Я так и знал. У нас уже было два аналогичных нападения…

– Три, – поправил я.

– Три?.. Да, действительно. Я из отпуска второй день, могу чего-то и не знать. У нас четыре нападения, и ни разу никто из потерпевших преступника не видел. А что вы хотите?

А чего, действительно, я хочу? Чего я здесь сижу и отрываю занятого человека от дела?.. О, я хочу совсем немного: чтобы опер Петренко нормально делал свою работу. Чтобы люди могли спокойно ходить по улицам. Чтобы любой подонок с кастетом (молотком, ножом, обрезком трубы) знал, что опер Петренко не ест, не спит – работает. И обязательно найдет его, подонка, и защелкнет на нем наручники… Вот этого я хочу. По-моему, не так уж и много. Я мог бы сказать это капитану Петренко, но вместо этого я сказал:

– Помогите мне, капитан, пустячным делом.

– В чем проблема? – поинтересовался опер.

– Мне нужны сводки по городу за август.

– Зачем?

– Нужно… Это что – сильно секретный документ?

– Да, в общем-то, нет. Сделаем.

От капитана Петренко я ушел с толстой пачкой распечаток.

В Агентстве без киношников было непривычно тихо. Радоваться бы надо, да какая, к черту, радость? Передо мной стояло бледное лицо Худокормова с черными кругами под глазами. И его голос: «Не убили – и то слава Богу…»

Я позвал Зудинцева и растолковал ситуацию. Михалыч – мужик опытный и сыскарь толковый. Но даже он поморщился, когда я закончил свой рассказ:

– Дохлое дело, Андрей, – сказал он. – Глухарек.

– Ну почему же глухарек? А вдруг?

– Пустая трата времени, Андрей. Сам посуди: ни следов, ни свидетелей.

– А вещи, что отобрали у Худокормова? – возразил я.

– Э-э, ерунда. Вещи они уже давно скинули. Но даже если ты бы прихватил их с вещами в кармане – это еще не доказательство. Скажут: нашли. Или купили… И хрен ты чего когда докажешь. Если, конечно, сами не сознаются.

Я отлично понимал, что Зудинцев прав: правосудие у нас нынче такое, что даже если взять убийцу с оружием в руках возле трупа – это еще не гарантирует осуждение преступника. Адвокаты в пять минут научат, что и как нужно говорить: шел мимо, увидел труп, подошел. Вижу – лежит пистолет. Ну мне стало интересно, и я его поднял… И если не удастся уличить злодея экспертизами и косвенными, то, скорее всего, он будет отпущен с богом.

…Я понимал, что Зудинцев прав. Дело-то – глухарек. И, вероятно, я не смогу вычислить злодеев… А даже если смогу, то «доказов» на них не будет.

И, конечно, я бы не взялся за это дело… Если б был уверен, что за него взялся капитан Петренко.

Я сел отрабатывать сводки. Та еще, доложу вам, работенка… Оперативная сводка по городу – это ба-а-алыпущая такая портянка, в которую входят все более-менее значительные преступные проявления, имевшие место в Санкт-Петербурге за сутки. Человеку неподготовленному читать ее просто-напросто вредно. Почитает и решит, что в городе жить невозможно: ежечасно и ежедневно в Питере убивают, грабят, воруют, угоняют автомобили, кидают, избивают и режут. При этом следует иметь в виду, что часть преступлений (десятая? пятая? половина?) в сводки не попадает.

Потому что граждане не всегда спешат в милицию с заявлениями – «а-а, чего там?

Все равно не найдут…» Надобно заметить, что есть в этом доля «сермяжной правды».

Но не совсем и не всегда. И не только пофигизмом милиции объясняется качество ее, милиции, работы. Есть десятки объективных и субъективных причин, которые не дают ментам работать нормально…