Дело о продаже Петербурга - Страница 9

Он не стал освобождать себе вход ударом ноги, как это лихо делают перед телекамерами многочисленные группы захвата, а тихо отворил дверь и шагнул внутрь квартиры. Расчет оказался правильным. В прихожей, сидя на табуретке спиной к двери, обосновался поросенкообразный «браток». Этот «часовой» пренебрег уставными правилами караульной службы, обязывающими нести ее «бодро, ничем не отвлекаясь». Вместо этого он увлеченно разглядывал яркий журнал с картинками, более занимательными, чем наблюдение за трудом подельников. Нертов с ходу рубанул «братка» по шее, чуть поддержал обмякшее тело, чтоб оно не очень шумно падало, а затем, посчитав, что в темных кухне и ванной-туалете никого быть не может, рванулся в комнату.

Юрист знал, что спасение Александрыча зависит только от быстроты и решительности нападения. Профессиональная подготовка бандитов была неизвестна, поэтому бить каждого следовало не по двадцать минут, как в дурном кино, а не более чем по разу. Именно так обязан действовать любой мало-мальски уважающий себя телохранитель, именно так учили Алексея в Институте безопасности Турку, где он некогда проходил курс бодигарда…

Нертов успел заметить, что в комнате, кроме связанного и лежащего на полу Александрыча, находятся четверо. Они даже не удосужились надеть маски, что подтверждало худшие опасения о возможном исходе визита. Один из «гостей» держал в своих лапах явно не холодный утюг, собираясь погладить им старого опера. Другой был вооружен телескопической дубинкой. Что было в руках остальных, рассматривать времени не было, поэтому Нертов с ходу влепил цуки — мощный прямой удар кулаком в лоб ближайшему из «гостей», и тут же согнутым локтем другой руки — его соседу.

Не ожидавшие нападения первые двое «бычков», как их родственники на бойне, рухнули на пол. Третий, с дубинкой, попытался замахнуться, но тут же, всхрипнув от удара ногой в горло, выронил свое оружие и упал вслед за подельниками.

Последний налетчик, видимо, проходил науку убивать не только в каком-нибудь подпольном спортзале — он умудрился выхватить из-за пояса пистолет и тут же, вытягивая вперед руку с оружием, одновременно дослал патрон в патронник. Но пуля, предназначенная Алексею, расколола висевшее на стене зеркало, вылетевший из руки бандита пистолет — стекло буфета, а сам киллер с проломленной височной костью последовал за предыдущими — его достал удар ногой с разворотом.

«Черт, теперь с прокуратурой не разобраться будет!» — мельком подумал Алексей, склоняясь над Александрычем.

Сыщик был без сознания. Видно, подонки успели с ним хорошенько поработать, так как лицо лежащего напоминало сплошную синюю маску. Нертов вытащил у него изо рта скрученное полотенце («Сволочи! Вопросы задают, а сами рот заткнули!»), нащупал пульс и, убедившись, что тот бьется, попытался развязать руки потерпевшего. Он долго ничего не мог поделать с узлом веревки, потом, заметив валяющуюся на буфете безопасную бритву, взял ее и перерезал путы.

В это время Александрыч приоткрыл глаза, точнее, один глаз, так как второй был напрочь затянут гематомой, и, увидав Алексея, попытался слабо улыбнуться:

— Я знал, что ты придешь, Леша… не поверишь… Я чувствовал… Не боись, я не раскололся… Старый опер…

Александрыч не договорил и снова потерял сознание. Алексей растерянно оглянулся в поисках телефона, с которого можно было бы вызвать «скорую» и милицию. Но в этот момент грохнула входная дверь, и кто-то истошным голосом заорал:

— Лежать, сука! У…бу!

Скованный наручниками Нертов горько раскаивался, что не добил «часового». Конечно, профессиональному убийце было бы гораздо проще освобождать заложника. А Алексей, сколько б не занимался всякими боевыми искусствами и хотя имел диплом охранника, все равно подсознательно не довел первый удар до той силы, за которой только смерть. Теперь же за это приходилось жестоко расплачиваться.

— Ну что, так и будешь молчать? — громкий голос говорившего противно стучал в уши. — Народ «замочил», а отвечать не желаешь? Ну, теперь пеняй сам на себя. Звездец тебе пришел…

Юрист старался уйти от собеседника, пытаясь думать о чем-нибудь хорошем. Но мысли все равно были связаны с недавними событиями: тогда, в начале весны, в клинике оперативной хирургии уже начал зажигаться свет в окнах палат. Где-то вдалеке, скрываясь за старыми тополями больничной территории, прозвенел очередной трамвай, направляющийся вглубь Петроградской стороны.

Алексей молча сидел вместе с Александрычем на скамейке у входа в здание, а рядом, положив голову на лапы, грустно лежала большая черная собака с рыжеватыми подпалинами. Судя по тому, что в операционной не выключили бестеневые лампы, Женевьева все еще находилась там. Друзья слишком долго ожидали, когда закончится операция. Наверное, они сильно «достали» местный медперсонал, но в конце концов их заверили, что кто-нибудь выйдет и сообщит о результатах…

На дорожке, ведущей от главного корпуса медуниверситета, показалось несколько человек. Собака, лежащая у скамейки, сначала насторожилась, а затем поднялась и потрусила им навстречу. Первым шел недавно перешедший в сыскное агентство Иван Гущин, держа на перекинутом через плечо ремне переносную детскую коляску с маленьким Митей. Следом спешила Нина в сопровождении Николая Иванова, тащившего сумку, очевидно, с детскими сменными вещами.

Нертов непроизвольно поднялся со скамейки и нерешительно сделал шаг им навстречу, не зная с чего начать, как после всего происшедшего следует себя вести с Ниной. Но женщина все решила сама. Подойдя к Алексею, она обняла его и начала целовать, бессвязно шепча:

— Милый… любимый… извини, пожалуйста, я все знаю… Коля мне все рассказал… пропади пропадом эти акции… сколько трупов из-за них! Эти малыши… ты чуть не погиб… сгоревший автобус… У меня не фирма, а какой-то гроб на колесиках… Бог с ним, с «Транскроссом»… Главное — мы вместе… я дура… какая же я дура!

Нина не замечала, что у нее по щекам потекла тушь с ресниц, не видела, как присутствующие смущенно отворачиваются, делая вид, что ничего не замечают. Но в это время Александрыч, проворчав себе под нос: «Ох, чую, опять завтра передумает», — вдруг пробасил:

— Леша, Расков идет! И не один.

Нертов чуть отстранился от Нины и увидел, что по дорожке между деревьями к ним приближается не только Леонид Павлович, но и непонятно каким образом тут очутившиеся журналистка Юля со своим ухажером — молодым, но достаточно толковым опером Димой Кась-яненко.

Подойдя к ожидающим у хирургического отделения, Касьяненко тут же набросился на Нертова с упреками, лепеча что-то, вроде: «Зачем вы отправили меня в прокуратуру, а сами… У меня же отдельное поручение следователя прокуратуры по этому делу…». Но Алексей, который все еще обнимал Нину, только вопросительно смотрел на Раскова. Тот, заметив взгляд бывшего стажера, успокаивающе поднял руку с вытянутым вверх большим пальцем: мол, все нормально. Нертов облегченно улыбнулся.

Наконец до Касьяненко дошло, что сейчас не самое лучшее время для объяснений по работе, и он замолк на полуслове. Зато «включился» Александрыч. Он начал, по обыкновению, ворчать, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Кто бы мог подумать, что у молодых оперов, бывает, какие-то фантазии приключаются. Где это видано, чтобы простые граждане их куда-то, кроме как на… посылали, а сами занимались сыском…

Но Юля восприняла ворчание старого сыщика как попытку обидеть Касьяненко и решительно вступилась за него, заявив, что видела Диму в работе, он — отличный оперативник, и если бы не всякие «сыщики-любители», то все дела уже давно закончились…

Руководитель сыскного агентства Николай Иванов, которого друзья зачастую называли попросту Арчи в честь помощника великого сыщика, не слушал эту перепалку, подойдя ближе ко входу в клинику. В это время оттуда вышел человек в зеленой одежде хирурга. Он жадно закурил и, обращаясь к стоящему ближе Николаю, спросил:

— Это вы тут осаду учинили по поводу француженки?.. Можете спокойно идти спать. Завтра в справочном узнаете о здоровье. А в гости — не раньше, чем дня через три, когда в общую палату переведут… Да, кстати, среди вас есть Николай? (Арчи только выдохнул: «Да»). Так вот, передайте, что больная его любит. Она так сказала…