Дело о пеликанах - Страница 86

— Что я скажу Войлзу? — спросил он.

— Я позвоню тебе, когда доберусь до места. Или, может быть, черкну строчку.

Здорово! Они могут быть друзьями по переписке. Он будет посылать ей свои статьи, а она ему — открытки с видами побережья.

— Ты будешь скрывать от меня свое местонахождение? — спросил он, пристально глядя на нее.

— Я не знаю, куда я направляюсь, Грэй. И не буду знать, пока не доберусь.

— Но ты позвонишь?

— В конце концов да. Я обещаю.

К одиннадцати вечера в кабинетах «Уайт энд Блазевич» осталось только пять адвокатов, которые собрались у Марти Вельмано на десятом этаже. Это были Вельмано, Симс Уэйкфилд, Джеральд Шваб, Натаниель Джоунс (Эйнштейн) и вышедший в отставку компаньон по имени Франк Кортц. На рабочем столе Вельмано стояли бутылки скотча. Одна была пуста, другая приближалась к этому. Эйнштейн сидел в углу, отдельно от всех, и что-то бормотал себе под нос. Его буйные курчавые волосы, убеленные сединой, и вытянутый нос придавали ему вид настоящего сумасшедшего. Особенно в эти минуты. Симс Уэйкфилд и Джеральд Шваб сидели перед столом без галстуков и с закатанными рукавами.

Кортц закончил говорить по телефону с помощником Виктора Маттиса и передал трубку Вельмано, который положил ее на стол.

— Это был Страйдер, — сообщил Кортц. — Они в Каире, в пентхаусе на крыше какого-то отеля. Маттис не хочет разговаривать с нами. Страйдер говорит, что он сильно раздражен и странно себя ведет. Он заперся в комнате, и нет необходимости говорить, что он и не думает возвращаться на эту сторону океана. Страйдер говорит, что они дали команду своим боевикам немедленно покинуть город. Погоня прекращена.

— И что мы должны делать в этой ситуации? — спросил Уэйкфилд.

— Мы предоставлены сами себе, — ответил Кортц. — Маттис умывает руки.

Они говорили тихо, тщательно выбирая выражения. Всеобщий крик закончился несколькими часами ранее. Уэйкфилд кричал на Вельмано и обвинял его в неосторожном обращении с запиской. Вельмано обвинял Кортца в том, что тот сделал этого грязного махинатора Маттиса главным клиентом фирмы. Это было двенадцать лет назад, кричал Кортц в ответ, и нам все это время нравились гонорары, которые он выплачивал фирме. Шваб обвинял Вельмано и Уэйкфилда в том, что они были такими раззявами в обращении с запиской. Они вновь и вновь принимались втаптывать в грязь Моргана. Это, должно быть, он устроил им такое. Эйнштейн сидел в углу и наблюдал за ними. Но сейчас они сдерживали себя.

— Грантэм упоминал только меня и Симса, — сказал Вельмано. — Остальные могут не опасаться.

— Почему бы вам с Симсом не скрыться из страны? — сказал Шваб.

— В шесть утра я буду в Нью-Йорке. А затем отправлюсь в Европу и буду месяц разъезжать на поездах.

— Я не могу бежать, — сказал Уэйкфилд. — У меня жена и шестеро детей.

Они слушали его стенания о шестерых детях уже пять часов. Как будто у них самих не было детей. Вельмано был разведен, а двое его детей уже выросли. С этим они смогут справиться. И он справится тоже. Все равно наступала пора уходить в отставку. У него припрятано достаточно денег, и ему нравится Европа, особенно Испания, так что скажите ему «адью». В некотором смысле он сочувствовал Уэйкфилду, которому шел всего сорок второй год и у которого не было таких денег. Он зарабатывал неплохо, но его жена была транжирой и к тому же имела склонность без конца рожать детей. Положение у Уэйкфилда в данный момент было незавидное.

— Я не знаю, что мне делать, — в тридцатый раз сказал Уэйкфилд. — Я просто не знаю.

Шваб пытался хоть как-то помочь.

— Мне кажется, ты должен пойти домой и все рассказать своей жене. Если бы у меня была жена, я бы попытался подготовить ее к этому.

— Я не могу этого сделать, — жалким голосом произнес Уэйкфилд.

— Ты должен. Лучше сделать это сейчас, чем через шесть часов, когда она увидит твою фотографию на первой странице газеты. Ты должен рассказать ей, Симс.

— Я не могу это сделать. — Он был чуть ли не в слезах.

Шваб посмотрел на Вельмано и Кортца.

— Что будет с моими детьми? — спросил Уэйкфилд опять. — Моему старшему сыну тринадцать. — Он потер глаза.

— Успокойся, Симс. Возьми себя в руки, — сказал Кортц.

Эйнштейн встал и направился к двери.

— Я буду у себя во Флориде. Не звоните, если не будет ничего срочного. — Он открыл дверь и с шумом захлопнул ее за собой.

Уэйкфилд тяжело поднялся и пошел к двери.

— Куда ты идешь, Симс? — спросил Шваб.

— В свой кабинет.

— Зачем?

— Мне надо прилечь. Со мной все в порядке.

— Давай я отвезу тебя домой, — сказал Шваб.

Все внимательно смотрели, как он открывает дверь.

— Все отлично, — сказал он окрепшим голосом, закрывая за собой дверь.

— Ты думаешь, с ним все в порядке? — спросил Шваб у Вельмано. — Он меня беспокоит.

— Я бы не сказал, что с ним все в порядке, — сказал Вельмано. — Почему бы тебе не заглянуть к нему через несколько минут?

— Я так и сделаю, — пообещал Шваб.

Уэйкфилд с сосредоточенным видом прошел к лестнице и спустился на девятый этаж. По мере приближения к кабинету его шаг ускорялся. На глазах у него были слезы, когда он закрывал за собой дверь.

«Сделай это быстро! Никакой записки. Если ты возьмешься ее писать, то уговоришь себя не делать этого. Твоя жизнь застрахована на миллион. — Он выдвинул ящик стола. — Не думай о детях. Это все равно что погибнуть в авиационной катастрофе. — Он достал пистолет из-под подшивки с бумагами. — Сделай это быстро! Не смотри на стену с фотографиями. Может быть, они когда-нибудь поймут». — Он сунул ствол в рот и нажал на спусковой крючок.

Лимузин резко остановился перед двухэтажным домом в пригороде Джорджтауна Дамбартон-Оукс, перегородив всю улицу. Было двадцать минут первого ночи, и движения на улице не было. Войлз и два агента выскочили из заднего салона и быстро направились к парадной двери дома. Войлз держал в руках газету. Он постучал в дверь кулаком.

Коул не спал. Он сидел в кабинете в темноте в пижаме и халате, поэтому Войлз был вполне доволен, когда он открыл дверь.

— Прекрасная пижама, — сказал Войлз, созерцая его штаны.

Коул вышел на маленькую веранду. Агенты наблюдали за происходящим, оставаясь на узкой дорожке, ведущей к дому.

— Какого черта тебе надо? — медленно спросил он.

— Привез тебе вот это, — сказал Войлз, ткнув газетой в лицо. — Получи свою распрекрасную фотографию рядом со своим президентом, обнимающим Маттиса. Я знаю, как ты любишь газеты, вот и подумал: а не привезти ли тебе одну?

— Твоя физиономия будет в ней утром, — сказал Коул так, как будто уже написал соответствующую статью.

Войлз швырнул газету ему в ноги и, уходя, бросил:

— У меня есть кое-какие пленки, Коул. Только начни врать, и я сдерну с тебя штаны при всей публике.

Коул уставился на него, но ничего не сказал.

Войлз уже выходил на улицу.

— Я вернусь через два дня с вызовом на Большое жюри, — взревел он. — Я приду около двух ночи и лично его вручу.

Он был уже возле машины.

— Затем я приду с постановлением о привлечении тебя к суду. К тому времени ты, конечно, уже будешь пустым местом, а президент найдет себе новых идиотов, которые будут советовать ему, что делать.

Он исчез в лимузине, и тот сорвался с места. Коул подобрал газету и вошел в дом.