Дело о марсианской тигрице - Страница 7

Татьяна Марковна закурила и сказала Светлане то ли насмешливо, то ли участливо:

— Если у тебя, Светик, лифчик пропадет — приходи ко мне, дам взаймы. Подложим ватки — будет в самый раз.

Я пошел по коридору в сторону лестницы. Остановился, прикуривая. Ко мне подошел Евгений Кириллович.

— Андрей Викторович, — сказал Танненбаум.

— Талант ваш Козлевич, господин Танненбаум, гений! А главное — патриот. Никуда не уезжает, работает для своих… вот повезло-то.

— Да, неувязочка.

— Я вам, Евгений Кириллыч, скажу по секрету: я сам собирался в Екатеринбурге посетить Эмилия Вольфовича Козлевича.

— Зачем? — удивленно спросил Танненбаум.

— Пуговицу мне пришить нужно. У меня — видите? — всего одна. Но теперь не пойду к Козлевичу.

— Не пойдете?

— Не пойду. Где же он найдет мне две одинаковые пуговицы, раз у него все «в единственном экземпляре»? Нет, не пойду к Козлевичу.

Из — за истории с «эксклюзивными» платьями я опоздал на завтрак. «Ну и хрен с ним!» — подумал я. И решительно направился к домику Лукошкиной. Надо было разобраться, что за чертовщина у нас с ней такая получается.

Аню я встретил уже в дверях.

— Почему ты не пришел? — огорошила она меня вопросом.

— Куда? — не понял я.

— На свидание. С цветами.

— Да где я здесь цветы возьму? — в очередной раз возмутился я. Потом понял, что какой-то дурацкий разговор у нас с Лукошкиной получается. — Да при чем здесь цветы! Я тебя ждал, как договорились, а ты меня за нос водишь.

— И я ждала.

— Где? — я постарался вложить в вопрос максимальное ехидство.

— В бане, то есть — в сауне.

— Когда?

— В одиннадцать тридцать, как договорились. Погрелась полчаса в гордом одиночестве и ушла.

— Не может быть, — запротестовал я. — Я был там и в половине двенадцатого, и в половине первого. И даже в семь утра. — Я умолчал, что в это время я находился в сауне в бессознательном, то есть сонном, состоянии. Да и какое это имело значение!

— Хорошо, — сказала Аня. — Давай сверим часы. Может, у тебя какие-нибудь проблемы с определением времени. С гениями это бывает.

По поводу особенностей гениев я с ней спорить не стал, но руку с часами протянул.

— Все понятно, — весело сказала Лукошкина. — Ты опять ошибся. Ты пришел на свидание в 11.30 по местному времени, а я там была в 11.30 по московскому.

Я не стал ничего говорить нашему высококвалифицированному юристу. Просто повернулся и пошел.

Настроение было похабное. Тем более что очередная — третья по счету — кража, несмотря на прогнозы, произошла. У Виктории украли сумочку. Там были деньги, документы, косметичка. Украли прямо из шале, в тот момент, когда Виктория была у себя. Не слышала ничего только потому, что принимала душ.

— А дверь? — спросил Володя тигрицу. — Дверь наружную ты оставила открытой?

— Я как-то не подумала. Я забыла, Вовик.

— О Господи! Вика, нельзя быть такой беспечной! Ведь тебя же могли даже изнасиловать.

— Ах! — ответила Виктория. — Конечно, могли бы… ах!

Володя Соболин стал крутой, как Уокер, и каменный, как Брюс Ли.

— Найти вора — дело чести. Теперь я отсюда никуда не уеду, пока не найду, — сказал он.

Лукошкина, на которую я старался не смотреть и вообще всячески демонстрировал ей свою холодность, округлила глаза и невинным голосом произнесла:

— Хорошо, хоть не изнасиловали. Вика этого бы не перенесла.

Володя взвел курки обоих «смит-вессонов» и вышел. В нем была неотвратимость мстителя… ой-ей-ей!

А настроение все равно было похабным. День сверкал, с крыш барабанила капель… и — весна. Весна! Но настроение — дрянь. Лекции до обеда мы отчитали кое-как. Плохо отчитали. Да и у слушателей настроение было никакое. В воздухе витала бацилла недоверия… Я и сам все время ловил себя на том, что, вглядываясь в лица, спрашиваю: кто? Кто из этих славных на вид людей — вор?

Ответа не было. Из собравшихся на базе комсомолии тридцати трех человек с уверенностью можно было исключить шесть человек обслуги. Я выяснил, что все они работают давно, за место держатся и вообще никаких эксцессов ранее не случалось. Можно исключить нас четверых.

Можно исключить троих пострадавших. Да еще, пожалуй, Танненбаума, Свету и Светину подружку Валю… Я присмотрелся к ним во время недоразумения с «Каролиной» — они явно не способны украсть. Ну и, разумеется, можно исключить уехавших супругов. Всего, таким образом, вне подозрений оказалось восемнадцать человек.

Впрочем, неверно — семнадцать: Юрия Львовича я включил в список дважды. Как пострадавшего и как уехавшего.

Итак, круг подозреваемых сократился вдвое. С этим списком работать уже реально. Я был уверен, что вора вычислить можно, но для этого нужно время. А вот его-то почти не осталось. Менее чем через сутки нам предстояло уезжать.

«Да и черт с ним, — решил я зло. — Детей мне с воришкой не крестить. Мы улетим, а вы тут сами решайте свои проблемы». Так я размышлял, слушая, как Повзло читает лекцию. Это было до обеда.

А в обед приехал мотоциклист…

В обед приехал мотоциклист из N-ска.

И привез пачку экземпляров газеты «Скандалы и светская жизнь N-ска». Экстренный выпуск. Главный редактор Бодрящий Ю. Л. Тираж — 200 экземпляров. Газета представляла собой обычный лист бумаги формата А4, отпечатанный с обеих сторон на ксероксе. Бумага выглядела слегка грязноватой из-за некачественного ксерокопирования и совершенно грязной из-за содержания.

Статья в «Скандалах» называлась «Рассадник разврата, пьянства и воровства в бывшем комсомольском борделе». Она мигом разошлась по рукам и вызвала интерес больший, чем наши сегодняшние лекции.

Пересказывать содержание не буду. Скажу только, что нам были посвящены три абзаца с подзаголовком «Бригада из бандитского Петербурга». Там упоминалось о моей судимости. О том, что на бильярдном столе «наш корреспондент» нашел дамские трусики и «…известно, что господин Обнорский-Серегин очень любит играть на бильярде. Интересно, в какие игры он играет?» Были еще и слова о том, что Повзло «пьет водку, как извозчик». У Лукошкиной — «глаза проститутки с Невского», а Володя Соболин — «фигляр из провинциального ТЮЗа». И, разумеется, намеки о нашей причастности к кражам.

В обед я собрал наш маленький коллектив в своем шале. Каждый пришел с экземпляром «Скандалов». Настроение было паршивое. Только Аня улыбалась. А Соболин энергично ходил из угла в угол, курил, ронял пепел на палас. Что-то бормотал.

Разобрать можно было только отдельные слова: из ТЮЗа… фигляр… едва не изнасиловали… светская жизнь!

— Да я Гамлета, — сказал вдруг Володя громко, вскидывая голову, и тише добавил:

— Мог бы сыграть.

— Володя! Мы работать собрались, а не рефлексировать, — заметил я и изложил свои соображения о «круге подозреваемых». Все согласились со мной, что вычислить супостата в принципе можно, но — времени мало. Значит, необходимо еще больше сократить список.

— А как? — спросил Володя.

— Просто, — сказала Лукошкина. — Почему, как ты думаешь, они косятся на нас?

— Потому что мы чужие, приезжие.

— Верно, — кивнула Анька. — Но это еще не все. Есть еще один фактор.

— Какой? — спросил Володя.

А Лукошкина ответила:

— Мы здесь новые. До нас здесь ничего подобного не было. Я узнавала у девчонок. Но не только мы здесь новенькие.

— А кто? Кто еще, Аня? Не томи!

Анна улыбнулась загадочно. Володя смотрел на нее пронзительным взглядом сицилийского мстителя.

— Сюда впервые приехали два человека, ранее в эту тусовку не вхожие, — Татьяна, которая с «Каролиной», и…

— И? спросил Володя нетерпеливо.

— И Виктория.

Володя уронил длинный столбик пепла на палас.

— Ну, — сказал он, — я ее за вымя-то возьму. Дело чести!