Дело о лысой гимнастке - Страница 6

«Соня, неверная, ненадежная, только поприветствовав меня на своей выставке и тут же позабыв, кинувшись к своим бессмысленным приятелям, – тоскует ли она по мне, как я по ней? Слышит ли меня сердцем?..» – мои печальные мысли ложились поверх текста «Гамлета», а я уже шел по бесконечному перрону невесть какого вокзала мира.

Почти тут же мои печальные размышления прервал звук пролетавшего мимо поезда, и в тот же миг я с криком «Да здравствует поспешность!» бросился вперед, успев запрыгнуть в последний вагон, немедленно шагнув в реальность утра.

Пробуждение было стремительно – растрепанный, с бешено бьющимся сердцем, я лежал в смятой одежде на диване в гостиной, куда доносилось через окно пение птиц. Часы, тикавшие здесь же, на стене прямо напротив меня, показывали шесть часов утра. Начинался новый день.

Что ни говори, а утро, несмотря на все чрезвычайные происшествия и тревожные сны прошедшей ночи, было прекрасным, и встречал я первые минуты нового дня по своей давней традиции – на кухне, лучшем месте моего дома.

Конечно, стоит отметить, что, едва проснувшись, я первым делом поспешил подняться наверх, чтобы заглянуть в спальню. Убедившись, что гостья не исчезла, смотрит на меня поверх одеяла испуганными глазищами, я адресовал ей приветственный жест и, после ночного тыканья перейдя на галантное «вы», предложил принять душ и переодеться в мои, быть может, и великоватые для нее по размеру, но зато чистые вещи. После этого я с легким сердцем отправился на кухню, чтобы приготовить некое подобие завтрака при наличии пустого холодильника.

Все, кто хоть однажды был у меня в гостях, согласны: моя кухня – особое место, наполненное энергией добра и мира. Здесь я могу просиживать часами, бездумно смотря в окно на кроны деревьев, на порхающих птиц, на уютную террасу, окруженную цветниками и кустами шиповника. Что уж говорить о «черных» днях, когда вдруг навалится тоска так, что на душе кошки скребут – тут я немедленно откладываю все, даже самые срочные, дела и прямым ходом направляюсь на кухню успокаивать нервы искусством кулинарии или банальным кофетворчеством.

Наверное, все дело в том, что когда-то этот дом отец построил для мамы, которая и обживала каждый его метр, внося во всякую деталь его обстановки свою любовь и вкус. Ну а кухня всегда была (и есть!) у мамы на особом счету – она любит готовить и делает это отлично.

Увы, на этот раз мне было сложно удивить и порадовать чем-либо свою неожиданную гостью: повторюсь, холодильник был катастрофически пуст, потому как в мое отсутствие Ольга за считаные визиты умудрилась уничтожить изрядный запас мороженых пицц и других продуктов. В итоге пришлось довольствоваться мастерски приготовленным кофе с кардамоном, который я варил по всем правилам, вкладывая по «рецепту» мамы в напиток частицу своей души.

Когда кофе у меня был практически готов, на кухню бесшумно проскользнула ночная гостья, которую я галантно пригласил на террасу, где уже был накрыт свежей скатертью стол и расставлены деревянные кресла. Через считаные минуты мы уже наслаждались ароматным напитком, оставившим несколько пятен шоколадного цвета на белоснежной скатерти, и великолепным буйным цветением сирени.

Во всяком случае, я наслаждался от всей души. Все было скромно, но очень симпатично: кофе по-ливански с кардамоном, сырные крекеры, которые можно было макать в прозрачный мед в розетке, вокруг которой немедленно начал нарезать круги мохнатый шмель…

Именно в такие моменты вдруг кожей начинаешь ощущать драгоценность жизни и ее, казалось бы, банальных составляющих – солнечное утро, мирный завтрак, шелест зелени, загадочно пересекающиеся на стене тени и заливистый хор птиц, рождающий надежду на чудо. Жизнь прекрасна и удивительна! В моих ближайших планах был визит в гипермаркет за продуктами, а пока я просто пил кофе и любовался этой странной девушкой.

Можете смеяться, но моя ночная гостья оказалась лысой – то есть абсолютно! Ее свежевыстиранный парик сох на ближайшем к нам кусте сирени, а сама она после принятия душа надела мои бриджи и рубашку поло, и эти большие мужские вещи делали ее еще более хрупкой и трогательной. Мимолетно я подумал: интересно, за что и кто хотел ее убить? Если, конечно, верить ее ночной истерике.

Она выпила свою чашку кофе, не проглотила ни одного крекера и теперь, чуть нахмурившись, внимательно разглядывала свой собственный парик. Разумеется, она не могла не почувствовать мой любопытный взгляд, потому как, устав молчать, я принялся рассматривать ее, не скрывая этого, и, кстати, нашел весьма интересной. Другое слово подобрать трудно, потому как лицо сей барышни было далеко от стандартной миловидности.

Узкое, с глазами серо-голубого цвета, со словно очерченными светлыми тонкими бровями, с правильным миниатюрным носом, это личико неожиданно «завершалось» крупным кроваво‑красным ртом, что, само собой, не могло не притягивать мужской алчный взгляд, и мой в том числе. Столь яркий чувственный рот без малейшего следа помады невольно настраивал мысли на особый, игривый и легкомысленный лад.

– Вас шокирует моя обритая голова?

Моя красногубая гостья развернулась ко мне со своим вопросом неожиданно резко, а поскольку после безудержных рыданий и откровенных истерик ночью я практически не слышал от нее ни единого слова, данная реплика невольно заставила меня улыбнуться.

– Да не так чтобы очень, – ответил я, радуясь началу нормального разговора. – В наше время приходится видеть и не такие «прически». Во всяком случае, должен отметить, что вам это идет.

– Мне сейчас не до причесок, – мгновенно помрачнев, отрывисто заявила она. – Я вам уже говорила, что меня хотят убить. Понимаю, в это трудно поверить, но это – правда. Меня хотят убить. За мною идет настоящая охота, поэтому мне просто некогда заниматься своими волосами.

В ее словах вновь прозвучала легкая истерика. Я подумал, что девушка, возможно, натура чрезвычайно нервная, а потому постарался ее успокоить: нарочито медленно наклонился вперед и покровительственно положил свою сильную мужскую руку поверх ее – маленькой и слабой.

– Хочу отметить, что в моем доме вы – в полной безопасности. Предлагаю успокоиться и рассказать все по порядку.

Она бросила на меня настороженный взгляд.

– Вы говорите как настоящий следователь.

– Ну, следователь не следователь, а что-то от комиссара Мегрэ во мне есть. Во всяком случае, мне так кажется.

Выслушав мою реплику, девушка посмотрела на меня так сурово и строго, что сразу стало ясно: она отродясь не баловалась детективами и прочим криминальным чтивом, а потому понятия не имеет, кто такой комиссар Мегрэ и с чем его едят.

Впрочем, я поспешил отбросить все свои ехидные комментарии по поводу начитанности гостьи, уж больно она была трогательно хрупкой и привлекательной. Как писал Пастернак:

– Дорогая-уважаемая, можете рассказать мне всю вашу печальную историю, а уж я придумаю, как вам помочь.

Я постарался, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно. Страдалица только вздохнула, уставившись на свои крепко сцепленные руки.

– Давайте для начала познакомимся. – Я доброжелательно улыбнулся. – Меня зовут Ален. Имя французское, поскольку мой отец – француз. Мама – русский ботаник, а я – полукровка, из тех бедных деток, что с детства думают на двух языках.

– Меня зовут Кристина. Я – русская.

Девушка взглянула на меня со сдержанной гордостью, как будто Кристина – самое что ни на есть русское имя.

– И я с самого детства привыкла думать только на русском. Не знаю, поймете ли вы меня.

– Постараюсь понять, – усмехнулся я. – Вы не беспокойтесь, просто рассказывайте свою историю. И еще – предлагаю перейти на «ты». Говори мне «ты», договорились, Кристина?