Дело о красном орле (Агентство Золотая пуля - Сборник новелл) - Страница 62

- Ладно,- сказал я,- иди, Светлана...

Кстати, ты знаешь, что такое "красный орел"?

- Птица из Красной книги?- поинтересовалась Завгородняя.

- Нет, Светик, не птица из Красной книги... Ты разберись. Поняла?

- Нет,- ответила Света и искренне спросила: - А зачем?

Так, для расширения кругозора. Ладно, иди и вместе с Агеевой подготовь мне список военно-исторических клубов Санкт- Петербурга.

- Каких?- еще более искренне удивилась Света. Если бы я спросил о ночных клубах, она бы, пожалуй, не удивилась.

- Во-ен-но-ис-то-ри-чес-ких,- по слогам повторил я и добавил: - Справка должна быть готова через два часа... все! Иди.

Завгородняя вышла.

- Ну, коллега,- сказал я Сашке.- Слушаю твои соображения.

- Ситуевина, Андрюха, простая: информации у нас нет. У официального следствия, видимо, тоже. Вырисовывается красивый такой "глухарек"... Согласен?

- Согласен, но что из этого следует?

- Для начала следует в адресе поработать - может, чего и зацепим. Ты же знаешь, как менты работают. Тяп-ляп, опросили наскоро жильцов, кто дома был: видели?- не видели... слышали?- не слышали... ну и ладненько...

Конечно, Зверев немного утрировал. Но в общем и целом качество милицейской работы сильно отличалось от идеала. Этому была масса объективных и субъективных причин, говорить о которых здесь - неуместно.

- А на повторный обход,- продолжал Зверев,- сил уже, как правило, не хватает.

Да и толку от халтурно проведенного - обхода никакого нет. Остается только ждать второй жертвы.

"Верно,- подумал я.- Практика показывает, что маньяк никогда не останавливается на одной жертве. Напротив, многие из них, попробовав крови впервые, бросаются в кровавый поток с головой. Если маньяка не остановить сам он не остановится никогда. Живущее в нем чудовище все время требует новой крови, новых сильных ощущений".

- Хорошо,- согласился я,- поехали поработаем в адресе. Может, чего и надыбаем.

И мы поехали в адрес, прихватив с собой Зудинцева.

***

Мы поехали. Город лежал серый, вымороченный, в автомобильных пробках. Зверев ткнул пальцем в магнитолу, включил "Шансон". Какая-то Вера заказала для своего молодого человека песню про "Кресты"... Нормальный выбор. Потом пошел блок новостей с рассказом о нью-йоркской трагедии. Потом мы приехали и нашли огромный шестнадцатиэтажный дом на восемьсот квартир. По самым приблизительным оценкам в нем обитало не менее двух с половиной тысяч человек, сотня собак и пара сотен кошек. В таких домах с населением в целый поселок люди зачастую живут рядом годами и не знают друг друга.

Первая же подвернувшаяся бабулька показала нам подъезд, где произошло убийство. Зверев с ходу завел с ней разговор. По существу старушка ничего не знала, но уверенно заявила, что девушку зарезали евреи.

Обычай у них такой - христианских младенцев резать "на Пасху".

- Э-э, бабушка! Пасха-то когда была?

- У жидов каждую субботу Пасха,- ответила бабуля убежденно.

В лифте мы поднялись на тринадцатый этаж. Как водится, лифт был расписан похабщиной, названиями рок-групп и носил следы неумелого поджога. Лестницами в этих огромных домах почти не пользуются.

За исключением тех случаев, когда ломаются лифты (их в каждом подъезде два - пассажирский и грузовой).

Итак, лифт поднял нас на тринадцатый этаж. Мы вышли и оказались в лабиринте расходящихся коридорчиков-тупичков с дверьми квартир почти сплошь стальными.

Еще лет десять назад стальных дверей в наших домах не было вовсе, и выражение:

"Мой дом - моя крепость" казалось образным. Теперь оно приобрело буквальный смысл... Неужели никто из обитателей квартир тринадцатого этажа не слышал, что происходит на лестнице?

На лестницу вела дверь с матовым армированным стеклом. Мы вышли и оказались в гулком бетонном геометрическом пространстве из стен ступеней. Ярко горела электрическая лампочка. Окон здесь не было.

Были пыль, страх и задавленное эхо. Я подумал, что если каждый день ходить по этой лестнице, по этому воплощенному кошмару, то через год можно стать законченным неврастеником и начать шарахаться от собственной тени.

- Ага,- сказал Сашка,- вот оно!

И мы увидели бурые пятна в углу - на полу и на стене. На полу большие, на стенах - брызги... Господи, подумал я, почему же их не смыли?

- Почему же кровь-то не смыли?- спросил я.

- А кому это надо?- сказал Зверев, пожимая плечами.

Мы "полюбовались" на следы крови и, разумеется, никакой полезной информации не получили... Судя по тому, как высоко - на высоте примерно полутора метров - находились брызги, можно предположить, что первые удары жертве были нанесены, когда она еще стояла на ногах... Первые. А всего их было тридцать четыре! Господи, да он же был по уши в крови...

- Убийца,- сказал Сашка,- наверняка очень сильно перемазался кровью. В таком виде ему было затруднительно отсюда сваливать. Даже ночью.

- Почему ночью?- спросил я.

Ответил Жора Зудинцев:

- Потому что убили ее около полуночи.

Ты же, Андрюха, не дослушал разговор с экспертом, убежал.

Мы вышли на балкон и закурили. Здесь дул ветер, было холодно, но все равно значительно уютнее, чем там, в бетонной ловушке с неживым, полузадушенным эхом...

Внизу лежала огромная автостоянка, шагали маленькие человечки...

- Если он был так сильно окровавлен,- сказал я,- то ему действительно было очень опасно куда-то ехать... Возможно, он живет рядом?

- Возможно,- кивнул Зудинцев. Он запахнул куртку поплотнее.- Возможно, что прямо в этом доме.

- А возможно, он был на машине,- сказал Зверев.- Хоть и весь в кровище, а сел себе и спокойно уехал.

- Или выбросил во дворе окровавленную одежду,- сказал я.

- Или был в таком состоянии, что ему было на все наплевать,- сказал Зудинцев.- Например, обкуренный в полный умат. Или пьяный. Или просто перевозбужденный.

И он пошел, как был.

- Кстати,- спросил я,- а относительно жертвы: исследование на наркотики еще не делали?

- А чего его делать?- сказал Зудинцев.- Митрофанов говорит, у нее сплошные дороги {Дороги (жарг.) - следы от инъекций} на руках...

Значит, все подтверждается - наркоманка. Что ж? Тут ничего удивительного нет - все, как ожидалось.