Дело о картине Пикассо (Сборник новелл) - Страница 8

– …Хотя – журналистка «Золотой пули», – продолжил Игорь Сергеевич. – И должны бы знать, что подозреваемым считается человек, которого взяли на месте преступления с поличным. Либо если на него указали другие люди: видели, мол, как он воровал. А вас видели только примеряющей этот палантин.

– …И угрожающей хозяйке выставки украсть его, если не продаст…

– Да, это вы, Светлана, конечно, погорячились, – искренне рассмеялся Парубок, и я впервые обратила внимание на то, какая у него хорошая, открытая улыбка. – Но и это, к счастью, ни о чем не говорит. В смысле – ни о чем плохом. Ведь покинув выставку, вы тут же «Красной стрелой» уехали в Москву: вагон №3, место №11. И не исключено, что кто-то из гостей после полуночи еще видел этот палантин на выставке. Главное – найти этого человека. Я бы на вашем месте с этого и начал…

Я поняла, что Парубок не терял время зря – иначе откуда бы ему знать даже номер моего спального места в вагоне. Я облегченно вздохнула: хоть кто-то мне верит.

– Но их там было больше сотни! Все ходили, выходили, жевали, пили. Каждый до утра успел пообщаться друг с другом по многу раз. Попробуй потом вспомнить, когда ты кого видел – до полуночи или после. С одной стороны у всех – коллективное алиби, с другой – все на подозрении.

– Вы разумно рассуждаете, Светлана. И все-таки это шанс. Поговорите с теми, с кем вы успели на выставке пообщаться, кто дольше всех вас видел. Мы со своей стороны тоже работаем, но ваша помощь была бы бесценной.

Я с благодарностью посмотрела на Игоря Сергеевича. В этот момент позвонил мой мобильник. Васька слегка извиняющимся голосом (ведь мы очень плохо расстались в пятницу) спросила:

– Ты поссорилась с Беркутовым?

– С чего ты взяла?

– Тогда почему так быстро вернулась из Москвы?

– Вернулась, как и планировала, сегодня утром.

На том конце провода повисла нехорошая тишина. Васька кашлянула, словно у нее перехватило горло.

– Света…– она говорила медленно, словно подбирала слова, – я боюсь за тебя. По-моему, тебе надо лечиться. Поверь мне, как психологу. Патологическое вранье без выгоды для себя – это болезнь.

– С чего ты взяла, что я вру? – я начинала тихо ненавидеть свою подругу.

– С того, что ты вообще не ездила в Москву!

– Что-о?

– То! Ты физически не смогла бы так быстро обернуться. А в субботу в обед я видела тебя в бутике на Невском. Ты мне даже рукой сквозь витрину махнула. Мне очень жаль, Света, но ты – бессовестная лгунья!..

Игорь Сергеевич внимательно слушал меня. (Последний звонок Васьки был настолько нелепым, что, даже дав отбой, я еще какое-то время молча сидела на скамье, не умея собраться с мыслями.) Он сам подтолкнул меня к этому разговору: «Новые проблемы?»

Я начала со странного звонка Обнорского, перешла на «тронутую» Нину Дмитриевну, заразившуюся от нее дочь, не забыла даже про чокнутого бармена с его кофейной чашкой…

– Я так и понял, что не все здесь так просто…– задумчиво сказал Парубок. – Поверьте, Света, так не бывает: чтобы в одночасье все ваше окружение вдруг… сошло с ума. Я – материалист и в мистику с чертовщиной не верю. Скорее, кому-то очень хочется выбить вас из седла: доказать, что сумасшедшая – вы.

– Но – кому?

– Это нам и предстоит выяснить… А пока рекомендую вам все-таки встретиться с кем-нибудь из участников той презентации.

– …Игорь Сергеевич, а почему вы мне верите? – запоздало спросила я.

– Не знаю. Опыт. Интуиция. Или просто не верю в то, что красивые женщины так глупы: сначала пригрозить воровством, а потом это воровство и совершить. Как-то это очень примитивно.

Он помолчал, затушил сигарету.

– А потом… Знаете, Света, у нас с вами, оказывается, есть общие знакомые. С некоторых пор я тоже подстригаюсь у вашего мастера – у Евгения.

Поскольку с Музой я уже наобщалась вдоволь, то сразу направилась к знакомому фотокору Тофику Абдуллаеву, чьими фотографиями были украшены криминальные заметки утренних газет.

Тот даже не чувствовал за собой никакой вины.

– Светик – это же мой хлеб. Я отщелкал две пленки, сдал их в наше агентство, а уж купят снимки или нет – дело не мое. Я даже не знаю, вышли ли мои снимки сегодня в газетах.

Я положила перед ним две газетные вырезки.

– Да, моя работа. Особенно горжусь, что успел нажать на камеру, когда к тебе губер подошел. Смотри, как ты улыбаешься хорошо.

Тофик, как выяснилось, до этого ничего не знал о моих проблемах, а выслушав меня, лишь развел руками: извиняйте, мол…

– А негативы у тебя сохранились?

– Зачем тебе?

– Хочу посмотреть, кто на замытом фоне.

– Это я тебе и без негативов покажу, – и Абдуллаев «открыл» фото на компьютере.

Снимки сразу видоизменились. Теперь уже на них кроме нас с губернатором появились другие гости: вот художник-редактор с рюмкой водки в руке, вот – с заискивающей улыбкой – хозяйка Муза… А это кто? На обоих снимках на заднем плане стояла молодая девушка, зачарованно смотрящая прямо в объектив. Лицо ее показалось мне отдаленно знакомым, но – убейте меня! – я не могла вспомнить, кто это.

– А ты укрупнить можешь? – спросила я Тофика.

– Нет проблем. – И он начал виртуозно работать «мышкой». Однако при увеличении задний план расползался, и черты лица той девушки только расплывались. Ничего не получалось.

– Кого хоть идентифицируем? – наконец спросил Тофик.

– Не знаю, – расстроенно ответила я.

– Ну ты даешь, – обиженно сказал Тофик, – целый час ищем того, кого сами не знаем.

Однако мой коллега, видно, вошел в раж охотника и продолжал щелкать другими кадрами пленки.

Так мы проработали еще около часа, пока на одном из кадров не нашли то, что искали. На этом фото я тоже была, но как раз размытой, покидающей зал. Зато девушка, хоть и вполоборота, была видна достаточно четко. Мне хватило одного беглого взгляда… Батюшки!

– Аня! Соболина!

– Которая? – Тофик заглянул мне через плечо.

– Да вот же – Анька! – я ткнула пальцем в экран. – Но откуда она взялась на выставке? Я ее там не видела…

– Она там была всего минут десять, – как-то вдруг смутился Абдуллаев. – А ты так была увлечена собой в палантине…

– А ты знаешь нашу Анюту?

– Это не ваша Анюта, – снова смутился Тофик. – Это моя подружка. Оля. Она попросилась со мной на выставку. Девочка из провинции, ни разу не была на светском рауте.

– А чего так смущаешься, если подруга?

– Да понимаешь… Она еще маленькая. Ей только семнадцать в октябре исполнится. Ну так получилось, она живет у меня…

– Ну ты даешь.

– Да у нас, Света, все серьезно. Я жениться собираюсь. Вот тысячу долларов соберем и выйдем из подполья.

– А зачем вам эта тысяча?

– Тут, понимаешь, такая история вышла. Она приехала учиться в Питер, а у нее сумочку у рынка срезала. А эту тысячу у нее родители чуть ли не пять лет собирали… Я когда ее встретил, она аж сознание от слез теряла. Я ее подвести хотел, а ей и ехать-то некуда: в Питере только подруга матери, а Оля сказала, что, скорее, умрет, чем сознается в пропаже денег…

Смутные сомнения стали закрадываться в мою душу.

– А твоя Оля случайно не из Самары? Не Рожнова?

– Рожнова, – обалдел Тофик.

– А ты, стало быть, тот кавказец с рынка? Частный извозчик?

– Что ты обзываешься? – обиделся Тофик. – Знаешь, как у нас мало платят? Вот и приходится подрабатывать…

– Абдуллаев, да тебя убить мало!.. Из-за этой вашей тысячи долларов две женщины скоро в ящик сыграют. Дурак неумный! Соображать же надо!..

Мы еще минут десять переругивались, и Тофик пообещал мне, что лично, на правах жениха, позвонит Юлии Николаевне и Алле и во всем повинится за двоих.

Уходя, я последний раз глянула на монитор. Как все-таки эта Оля похожа на нашу Соболину. Уже собираясь закрыть файл, я заметила сбоку от Оли-Ани молодого человека, который, как я вспомнила, прятался в конце презентации от меня за колонной. Второй раз у меня возникло ощущение, что лицо его мне знакомо. Но думать над этим мне было уже не интересно. Оля нашлась!