Дело о хитром писателе - Страница 4

Я почувствовала, как рядом со мной смущенно заерзал на стуле Элмо.

— А потом я понял, — объявил Эбнер, — что именно так все и должно было случиться.

На секунду воцарилось молчание.

— Почему? — напрямик спросила Санни.

В ответ опять улыбка.

— Самый практичный член команды, — прокомментировал Кейн. — Что ж, Санни, я тебе отвечу. Ты, вероятно, в судьбу не веришь. А я верю. И ответ на твой вопрос — здесь, — он похлопал рукой по блокноту, лежащему на столе лицевой стороной вниз. — Ты поймешь, что я имею в виду, как только вы приступите к работе, — продолжал он. — Но для меня очень важно знать, когда вы сможете начать.

Я сделала глубокий вдох.

— Думаю, мы могли бы начать прямо сейчас, если вас это устроит.

Эбнер расплылся в улыбке, опять демонстрируя свои мелкие заостренные зубы.

— Прекрасно! — воскликнул он. — А завтра после обеда вы тоже сможете прийти? Не могу выразить, как был бы я вам благодарен. Эта книга — мне не терпится продолжить над ней работу.

Он сел во главе стола, рядом с Томом, и наклонился к нам.

— Для меня это очень важно, — понизив голос, проговорил он так, словно делился с нами какой-то мрачной тайной. — Дело в том, что я… некоторое время ничего не писал. Все эти хлопоты с куплей-продажей домов отнимают массу времени и сил. Да и еще до этого я был в… ну, скажем так: у меня не было вдохновения.

— Это был период творческого застоя? — с тревогой спросил Том.

Возможно, последние работы Эбнера Кейна не были так уж хороши, но Том все равно считал, что это верх совершенства. Он не хотел, чтобы источник этих шедевров иссяк.

Белозубая улыбка Кейна стала еще шире.

— Пожалуй, можно это назвать и так, — согласился он. — Но с переездом в этот дом все изменилось. Этот дом… он меня вдохновляет!

— Ох, слава Богу, — облегченно вздохнул Том. — И сколько вы уже успели написать?

— Только две главы — увы, — ответил Эбнер Кейн. — Две главы, написанные от руки, потому что я всегда делаю так свои первые черновые наброски. И тут — пожалуйста — такая неприятность! — он опять похлопал по своему загипсованному запястью.

— Значит, печатать нужно только две главы? — обрадовалась Ришель.

Думаю, ей была приятна мысль, что нам всем придется заняться уборкой дома, как только с печатанием будет закончено.

— Пока что две, Ришель, — кивнул Эбнер. — Но потом будет еще много. Я уже все продумал. Писать от руки остальные главы я, конечно, не могу, но можно диктовать их. Именно так я и собираюсь сделать. Запишу следующие главы на пленку — у меня есть диктофон, я его вчера специально купил. И вы будете печатать с голоса то, что я наговорю на кассету. Неплохая мысль, а?

— Да, это, наверное, очень интересно, — кивнула я.

Отчасти я действительно так считала. В офисе моего отца я видела, как секретарша печатает письма с диктофона. Она вслушивалась в голос, звучащий в наушниках, так, будто слушает музыку с плеера. Но в то же время я понимала, что все может оказаться не таким уж простым делом — ведь придется печатать то, что ты воспринимаешь на слух, но не видишь, — возможны всякие там «гм-м-м», «кхе-кхе» и так далее.

— Вот и отлично, — сказал Эбнер, вставая.

Том тоже вскочил с места, при этом нечаянно задев его руку в гипсе. Эбнер слегка поморщился.

— А теперь я покажу вам кабинет. Он внизу. Там, конечно, беспорядок, но, я уверен, вы с ним справитесь, — он опять улыбнулся. — Если верить газете, вы мастера на все руки. Так сказать, многопрофильная команда — у каждого свой талант. Ник — компьютерщик и финансист, Элмо — журналист, Ришель — красавица…

Ришель хихикнула, взмахнув в его сторону длинными ресницами.

— А Лиз… — произнес он и задумался.

Изобразив на лице улыбку, я пожала плечами.

— А я, наверное, белая ворона, — сказала я как можно более безразличным тоном. — Никаких особых талантов у меня нет, — что называется, самая заурядная личность.

Несмотря на мои старания, это прозвучало без должного безразличия. И даже наоборот — так прозвучало, будто мне это очень даже небезразлично. На самом деле так оно и было. Я все чаще ловила себя на том, что меня это начинает всерьез беспокоить.

Склонив голову набок, Эбнер Кейн посмотрел на меня. Я почувствовала, что краснею.

— Никогда так не говори, Лиз, заурядных личностей не бывает. И еще, знаешь что? Когда я с тобой получше познакомлюсь, я скажу тебе, какой у тебя талант. Договорились?

Я что-то смущенно пробормотала.

Он направился к лестнице, и мы гурьбой двинулись за ним.

— Осторожно, здесь ступеньки, — предупредил он, спускаясь.

Помня, что он сам всего два дня назад упал с этой лестницы, я крепче ухватилась за перила — не хватало мне еще опозориться, слетев отсюда кубарем. Хватит с меня и того, что я уже натерпелась за эти несколько минут. И чего меня дернуло ляпнуть ему насчет своей заурядности? Зачем о таких личных вещах говорить человеку, которого и знаешь-то всего каких-то минут пять? Да еще на глазах у всех своих друзей. Может быть, это потому, что Эбнер Кейн такой странный. Эти его пронзительные глаза… Прямо как у гипнотизера, решила я. Может, он каким-то образом на минуту вывел меня из равновесия, поэтому я и выложила все, о чем думала в тот момент.

Да, он, несомненно, человек необыкновенный.

И опять, уже в который раз, я задала себе вопрос, почему он решил, что это судьба, когда прочел про нашу команду в «Пере»? И что он имел в виду, когда сказал, что ответ — в первых двух главах его книги?

Я почувствовала, что мне ужасно не терпится прочитать, что написано на листках его блокнота. А, может, именно этого он и хотел? Мне показалось, что он из тех, кому нравится напускать на себя таинственность. И еще ему нравится его образ творца литературных «ужастиков». Иначе с чего бы ему так выряжаться? И с чего покупать такой мрачный старый дом?

Я чуть наклонилась вперед, чтобы заглянуть через его плечо в блокнот, который он держал в руке. На первом листе было что-то написано черными заглавными буквами. Название новой книги, поняла я: На грани срыва.

Мы спустились по лестнице вниз. Я огляделась. Так вот что Эбнер называет своим кабинетом. И опять я спросила себя, почему он выбрал именно эту комнату для своей работы. Да, конечно, из нее есть выход в садик за домом, но других преимуществ я не заметила. Узкая длинная комната с низким потолком. Ее стены, видимо, недавно выкрасили белой краской, но и после этого она все равно выглядела темной и мрачной.

Прямо напротив лестницы, как я и предполагала, имелась дверь черного хода. Она была наглухо закрыта. Единственное зарешеченное окно тоже было закрыто и выглядело так, будто его не открывали уже лет сто. Хотя на переплетах рамы со стороны комнаты виднелась свежая краска, снаружи стекла были грязными, в подтеках и паутине. Дневной свет с трудом пробивался сквозь эту серую пелену.

Новый белый письменный стол, оснащенный компьютером, принтером, телефоном и факсом, стоял у одной из длинных стен. Новенькие белые, еще пустые полки для книг висели над ним. Вдоль другой стены располагались светло-голубые стеллажи для папок с рукописями и вырезками. Но вся эта новая мебель не очень помогала оживить атмосферу.

Я заметила у дальней стены гору ящиков и коробок, возвышающуюся почти до потолка. «Может быть, комната будет выглядеть не так мрачно, когда мы распакуем ящики, расставим по полкам книги, папки и все остальное», — подумала я. И все же это маловероятно. Было здесь нечто такое, что смущало и подавляло меня. Как будто необъяснимой тяжестью давило на меня сверху. Может быть, это из-за низкого потолка? Или из-за того, что в комнате только одно, да и то подслеповатое оконце?

А, может быть, причина в странном удушливом запахе. К запаху свежей краски и пластмассы примешивалось что-то еще. Какой-то затхлый смрад — смесь сырости, плесени и тлена.