Дело о дуэли на рассвете (Агентство Золотая пуля - Сборник новелл) - Страница 12

– Похоже, мы обнаружили вора.

– Да ну?

– Ну да! Светлана (кивок на журналистку) видела, как Татьяна прячет ее платье в свой шкаф…

"Господи, – подумал я, – опять шкаф?

Какой еще шкаф? Разве мало одного «сюрприза» в шкафу?"

– Какой еще шкаф? – спросил я, и Танненбаум, поняв, о чем я подумал, усмехнулся.

Света затараторила и рассказала, что она с Валей живет в номере семь… счастливый номер, правда?., а напротив, в номере восемь, живет Татьяна. Она одна живет. Сегодня утром, буквально пять минут назад, Света заглянула к Тане, чтобы попросить утюг.

И вдруг увидела, что Таня поспешно прячет в шкаф ее, Светино, платье… понимаете?

– Понимаю, – сказал я. – А вы, Светлана, не ошиблись?

– Ну что вы! Тут ошибиться невозможно. Платье – эксклюзив, сшито в единственном экземпляре, в мастерской Козлевича.

– Это наш местный, екатеринбургский Юдашкин, – сказал Танненбаум. – Талант, талант! Гений. Его работами Запад восхищен. Какие письма он получает от ведущих кутюрье мира! Какие приглашения! Но – патриот! Патри-о-от. Никуда не едет, работает для своих!… Пойдемте?

– Куда? – спросил я.

– Как же… к подозреваемой Татьяне.

Найдем платье – решится вопрос. Отпадут ненужные сомнения.

– А если не найдем?

– Найдем! ~ горячо сказала Света. – Обязательно найдем. Ей деть-то платье некуда: дверь Валя караулит. Если только в окно выбросить, но ведь все равно платье далеко не улетит… верно?

Я пожал плечами, подумал: «Опять шкаф», – и мы пошли наверх.

Напротив двери восьмого номера стояла Валя – караулила. Вид у нее был решительный, чувствовалось, что она готова задержать воровку драгоценного, уникального платья любой ценой. Я был настроен скептически. «Скорее всего, – думал я, – показалось платьишко-то Свете в условиях всеобщей подозрительности…»

Танненбаум постучал в дверь с латунной цифрой восемь, и дверь сразу распахнулась.

Я стоял последним, участвовать в этом фарсе мне не хотелось… Дверь распахнулась, и в проеме показалась Татьяна – миловидная блондинка лет тридцати. На лице у нее была улыбка, которая, впрочем, сразу же и пропала. Еще бы! Лица Танненбаума и двух журналисток из седьмого номера не предвещали ничего хорошего.

– Татьяна, – строго, как комиссар продотряда кулаку, сказал Женя. – Нужно объясниться.

– Объясниться?

– Да. Скажите, Татьяна… э-э… Марковна, есть ли в вашем номере не принадлежащие вам предметы? – строго спросил Танненбаум.

– Не принадлежащие мне? Полно! Перечислить?

– Да уж, будьте так любезны.

Татьяна Марковна ухмыльнулась. Толковая, видно, тетка и сразу просекла, что к чему. И теперь издевалась.

– Буду так любезна, Евгений Кириллович. В этой комнате мне не принадлежит диван, кровать, телевизор, стол и стулья, ваза… с цветами вместе, шторы, люстра, торшер, шкаф…

– Стоп! – сказал Танненбаум зло. – Давайте-ка на шкафу и остановимся.

– Ага, – ответила Татьяна, глядя с прищуром, – на шкафу? Мы с вами? Или все вместе?

– Вопрос серьезный, Татьяна Марковна. Дело, собственно, в том, что есть основания… есть, видите ли, серьезные основания…

– Ну что же вы, господин Танненбаум? Наберитесь решимости. Вы же мужчина… Про что вы хотите спросить? Про бинокль? Про парик?

Танненбаум кашлянул в кулак. Я подумал, что он испытывает неловкость, вспоминая, как мы воровались к нему накануне вечером.

– Про платье, милочка, – сказала, выдвигаясь вперед, Светлана. – Про мое платье, которое ты прячешь в этом самом шкафу.

Пришла очередь удивляться Татьяне Марковне.

– Про платье? – спросила она удивленно.

– Про платье. Когда я зашла за утюжком, ты как раз поспешно прятала его в шкаф.

– Я действительно вешала платье в шкаф. Поспешно? Не думаю, чтобы я куда-то спешила… Зачем мне спешить, если я убираю в шкаф свое платье?

– Твое платье? Твое?!

– Мое, милочка, мое… не твое же.

– Может, посмотрим в конце концов на это самое платье? – вмешался я. – И все станет ясно.

– Действительно, – сказал Танненбаум.

Татьяна Марковна кивнула, распахнула створку и извлекла платье на плечиках.

Я в моде ни фига не разбираюсь, для меня что Парфенова, что Юдашкин… но платье производило впечатление. Я даже подумал, что Анька была бы в нем изумительно хороша. Впрочем, она в любом платье хороша. Да и без платья, наверное, тоже.

– Оно! – закричала Светлана. – Оно!

Мой эксклюзив от Козлевича.

И так искренне она это прокричала, что я понял: это так и есть! Платье нашлось. Значит, нашелся и парик, и бинокль… Странно, никогда бы не подумал, что эта улыбчивая и обаятельная Татьяна Марковна способна на воровство. Тем более – у своих коллег. Впрочем – какая разница: у своих или нет? Кража все равно останется кражей.

– И ты можешь доказать, что это твой эксклюзив? – спокойно спросила воровка. Ее спокойствие ошеломляло.

– Еще бы! – победно ответила Светлана. – Минутку.

Она вышла из номера. Мы – оставшиеся – испытывали неловкость… Через минуту вернулась Светлана, в руке она несла лист бумаги. На вид очень солидный, свернутый в трубку.

– Вот! Извольте! Прочитайте, пожалуйста, вслух, Евгений Кириллыч.

Танненбаум взял лист в руки, развернул, прочитал вслух:

– Ателье авторской модели Эмилия Козлевича… настоящим подтверждаю, что платье «Каролина-изумруд» выполнено мною… по собственным эскизам… в единственном экземпляре… для Светланы Петрученко… дата. Подпись. Печать.

– Вот тварь! – сказала Татьяна.

– Сама ты тварь! – быстро отозвалась Светлана.

– Не кипятись, девочка. Я не про тебя, а про Козлевича.

– Не смейте. Не смейте так про Эмилия Вольфовича. Он – художник, – звенящим голосом сказала Светлана. – Он – гений!

– Тварь он, деточка, а не художник.

У меня ведь тоже есть такая же бумажка:

«в единственном экземпляре».

– И вы можете ее нам показать? – спросил Танненбаум.

– Сейчас не могу. Я ее дома оставила.

– Конечно, – сказала саркастически Светлана, – дома. На рояле, где бумажник Бендера.

– Дома, – спокойно подтвердила Татьяна. – Но даже без всяких бумажек с подписью и печатью легко убедиться, что это мое платье.

«Нет, – подумал я, – голова у тетки все-таки пришита как надо, соображает».

– Как это понимать? – спросил Танненбаум.

– Буквально, Женечка, – вздохнула Татьяна. – Пусть Светик примерит мое платьишко-то. Можно прямо поверх свитера.

Все посмотрели на Светлану – на Татьяну – на платье. И все стало ясно. Нелепость ситуации стала очевидной. Танненбаум кашлянул. Валентина сказала: «Ой! Как же так?!» А Светлана опрометью выскочила из номера. Сквозь открытую дверь я увидел, как она извлекла из своего шкафа… «Каролину-изумруд», выполненную «в единственном экземпляре». Танненбаум густо покраснел.

Татьяна Марковна закурила и сказала Светлане то ли насмешливо, то ли участливо:

– Если у тебя, Светик, лифчик пропадет – приходи ко мне, дам взаймы. Подложим ватки – будет в самый раз.

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru