Дело о дуэли на рассвете (Агентство Золотая пуля - Сборник новелл) - Страница 10

– А зачем вы взяли с собой бинокль? – приветливо спросила Анька.

– То есть как – зачем? – удивился Юрий Львович. – Здесь же семинар!

– Вот именно. Я спрашиваю: зачем на семинаре бинокль?

– Э-э, коллеги… А вы знаете, как переводится с латыни слово «семинар»?

Мы с Лукошкиной не знали, о чем и сообщили Юрию Львовичу.

– То-то, – ответил он удовлетворенно. – Слово семинар на латыни означает – рассадник!… А вы что себе думали?

И Юрий Львович торжественно поднял указательный палец.

– А что еще украли? – спросил я.

– Еще? Да, кажется, ничего.

– Вы уверены?

– Э-э… нужно проверить.

Юрий Львович ушел. А я задумался.

Я задумался, но ничего путного в голову не приходило.

Ничего путного в голову не приходило.

Аня сказала:

– Плюнь, Андрей… Пусть сами разбираются, кто тут у них такой шустрый. А нам еще денек отмучиться, да и домой.

Она все правильно сказала: ну что в самом деле голову ломать?… Парик… бинокль… Какое мне дело? Отбарабаним завтра лекции, попрощаемся с коллегами, а послезавтра утром господин Танненбаум отвезет нас в аэропорт.

– Пошли танцевать, – предложил я Ане.

– Нет, я еще не все сделала. Пойду к себе – поработаю, тут слишком шумно стало.

Я проводил Анну до ее коттеджа. Напоследок еще раз уточнил место нашей встречи. Сауна? Сауна!

Когда я вернулся, тусовка была в самом разгаре. Господа журналисты активно оттягивались. Коля Повзло пил с Юрием Львовичем. Как только Юрий Львович увидел меня – сразу вскочил. Сейчас будет пуговицу крутить, понял я и оказался прав. Он вцепился в пуговицу моего пиджака и сказал, тараща глаза:

– Нам нужно поговорить, Андрей Викторович.

– Может быть, завтра? – спросил я, пытаясь освободить пуговицу.

– Нет, немедля, – сказал Юрий Львович и решительно пуговицу дернул. Она оторвалась. Юрий Львович недоуменно на нее посмотрел и протянул мне:

– Возьмите. Это ваша.

– Спасибо, – сказал я.

Юрий Львович был уже изрядно нетрезв, глаза у него блестели, залысины сделались цвета кумача.

– Нам нужно поговорить тет-а-тет.

– Я слушаю вас, Юрий Львович.

Хроникер ухватил меня за локоть и потащил. Я грустно посмотрел на Аньку, она подмигнула.

– Я знаю, кто совершает кражи, – громким шепотом заявил Юрий Львович.

– Это интересно, – сказал я, а про себя подумал: «Дурдом…»

– Я подозреваю господина Танненбаума.

– Да? И почему же вы его подозреваете?

– Сволочь!

Дурдом. Нужно будет сказать Повзло, чтобы больше не пил с этим скандалистом-хроникером.

– Сволочь законченная и на руку нечист. Еще при коммуняках попадался на растрате. Да и сейчас, знаете ли…

– Что – сейчас?

– Барабанит. И в ментовку, и в ЧК.

О, я его знаю.

Я пожал плечами, а Юрий Львович взялся за вторую пуговицу… Нет, это слишком! Я резко отодвинулся, спас пуговицу.

– Скажите, Юрий Львович, – спросил я, – зачем вы мне все это рассказываете?

– Как – зачем? Нужно разоблачить Танненбаума.

– Разоблачайте на здоровье. В милицию, кстати, сообщили о кражах?

– В милицию?! Вы смеетесь?

– Нет, нисколько.

Хроникер снова нацелился на пуговицу, но я предусмотрительно накрыл ее ладонью, а ему протянул другую, уже оторванную.

– Что? – спросил он. – Что это?

– Пуговица, – ответил я. – Если уж вам непременно нужно что-то крутить – крутите эту. Я вам ее дарю.

– Спасибо… В милицию, говорите вы? Мафия, голубчик! Все повязаны. Круговая порука! Вы видели, на чем ездит эта проститутка Виктория? На джипе, Андрей Викторович!

– А при чем здесь Виктория?

– Ее папочка – начальник милиции N-ска. На какие шиши начальник милиции подарил доченьке «лэндкрузер»?

– Папа Виктории – начальник милиции? – изумился я. – Генерал-майор?

– Майор. Без генерала. Сволочь.

Дочь – проститутка. Мафия.

– Ладно, – сказал я. – Хорошо. Хорошо, я все понял. Но от меня-то вы чего хотите, Юрий Львович?

– Вы же криминалист, дела раскрывали. Пойдемте – разоблачим этого Танненбаума. Припрем его к стенке, заставим вернуть украденный бинокль!

«Ну, это уж слишком, – подумал я. – Это уже просто бред какой-то. Может, сплавить Юрия Львовича в надежные руки Коли Повзло?» Я оглянулся. Коли нигде не было.

– Вот что, Юрий Львович, я вам скажу. Как я понял, никаких фактов, свидетельствующих о возможной причастности господина Танненбаума к кражам, у вас нет. Так?

– Есть! воскликнул хроникер. – Еще и как есть!

– Какие же?

– Во время обеда я видел его возле своей двери. Что-то он вынюхивал.

– Ну, знаете ли… несерьезно.

– Вы отказываетесь мне помочь?

– Разумеется, – ответил я, подводя черту под нашим разговором.

– Зря, Серегин, – бросил мне в спину Юрий Львович. – Вы в этой истории самое заинтересованное лицо. Вы еще пожалеете.

– …Вы в этой истории самое заинтересованное лицо. Пожалеете.

Я остановился. Я обернулся к хроникеру и… взял его за пуговицу. Он мне уже изрядно осточертел, но его последние слова…

– Что вы имеете в виду, Юрий Львович? – строго спросил я.

– Что имею, то и введу… хе-хе…

– Прекратите. Что вы имели в виду, когда сказали, что я самое заинтересованное лицо?

– Пуговицу отпустите.

– Не отпущу. Колитесь, Юрий Львович, что хотели сказать. За базар, как говорится, надо отвечать.

– Замашки у вас, однако… Неинтеллигентно, Андрей Викторович.

– Ну не всем же светской хроникой заниматься… Колитесь.

Юрий Львович повертел головой по сторонам и злорадно сказал:

– В кражах-то вас подозревают.

– Меня?

– Ну, не вас лично, а вообще – вас, питерских. Вашу банду.

Сказать, что я был удивлен – не сказать ничего. Я даже пуговицу из рук выпустил.

– Вас, вас, Серегин. Вместе с вашей шайкой… хе-хе…

– Но почему? Объясните почему?

– Потому, что вы приезжие. Все остальные – свои. Мы не первый раз сабантуйчики-междусобойчики проводим.

И никогда ничего не пропадало. Все друг друга знаем. Все всегда достойно, интеллигентно. Бонтонно… А вы из северной столицы приехали и – нате, пожалуйста! – кражи. Кроме того, Танненбаум раскопал, что вы срок мотали. Каково?

Вот и пошли среди наших разговоры. Танненбаум же их и подогревает.

– Понятно, – сказал я. – А где сам господин Танненбаум?

– Черт его знает. Наверное, у себя, в своем барском коттедже. Оторвался, сволочь такая, от коллектива. Жирует.

В окнах шале, которое занимал Женя Танненбаум, горел свет. Едва слышно доносилась музыка. «В гости» к организатору нашего семинара мы пошли втроем: я, Повзло и Юрий Львович. Хроникера я брать не хотел, но избавиться от него не представилось возможным. Я был разгневан и шел к Танненбауму объясниться…

А Юрий Львович шел его «разоблачить».

Ну– ну…

Я постучал в дверь. В вечерней тишине звук разносился далеко. Казалось, он достигает луны… Я снова постучал. Послышались шаги и затем голос Танненбаума:

– Кто?

– Откройте, Евгений Кириллович, – агрессивно рявкнул Юрий Львович. – Общественность.

– Обще… Какая еще общественность?

Я сплю. Я устал. Все – утром.

– Врете, не спите. Откройте прессе.

– Да что вам нужно? Я… не одет.

– Глупости какие говорите, – пролаял Юрий Львович. Слова вырывались вместе с облачками пара. – Женщин тут нет.

Я понял, что препираться через дверь можно долго, и решил вмешаться:

– Евгений Кириллович, есть серьезный разговор. Извольте нас впустить.

– Это вы, Серегин?

– Я. И не только я. Со мной мои коллеги. Откройте, нам нужно поговорить.

– А зачем с вами эта старая сволочь?