Дело о Бермудском треугольнике - Страница 10
— Когда-то на острове была буйная растительность, — возразил Хуан Мигуэл. — Об этом пишет в своем дневнике Кристобаль де Колон, открывший в свое время Кубу. Но кубинские леса вытеснил сахарный тростник. Сейчас мы вновь сажаем леса, исправляем ошибку наших далеких предков.
— Не думаю, — сказал Юрий Алексеевич, — что эти джунгли выросли за время нашего недолгого отсутствия. Во всяком случае, я воздержался бы пока отправляться на берег, чтобы познакомиться с новыми лесами Кубы поближе.
— Вы уверены, Юрий Алексеевич, что это новые леса? — спросил Дубинин.
Леденев пожал плечами, ничего не ответил.
Разведку на суше решили пока отложить. Яхта стояла в трехстах метрах от берега, такое расстояние де ла Гарсиа считал безопасным и все-таки ночью выставлял двух вахтенных сразу.
Американцы рассказ Леденева, переведенный на английский язык капитаном «Паломы», о том, что они попали в гости к жителям 1976 года, а вместе с ними вообще в Неведомое, восприняли по-разному. Спокойный и добродушный негр-бортмеханик привык полагаться во всем на Роберта Нимейера. Джон Полански рассматривал случившееся как забавное недоразумение, которое рано или поздно разрешится, а, впрочем, недурное приключение, сказал он, выпало на их долю. Джеймс Октавиан Рейнолдс перестал коситься на русских, как делал он это с самого начала, и будто бы успокоился даже, принял все как должное, хотя и продолжал оставаться сдержанным, холодным.
Что же касается бывшего командира «Дакоты» КЮ-1746, то Роберт Нимейер отнесся к произошедшему весьма неожиданно: он был взволнован и удовлетворен, даже более того, счастлив.
В годы войны этот храбрый летчик, водивший тяжелые Б-17 через Английский канал, чтобы бомбить военные заводы Германии, получивший два креста «За летные боевые заслуги» и медаль «Пурпурное сердце»[7], испытал тяжелейшее душевное потрясение, когда узнал, что его соединение за одну бомбежку уничтожило в Гамбурге шестьдесят тысяч мирных жителей.
Майор Нимейер отказался от очередного вылета, наговорил лишнего командиру авиакрыла… Его спасла слава лучшего летчика 8-й воздушной армии, кресты с пропеллерами, висящие на груди. Их Нимейер и швырнул в лицо командиру.
Роберта Нимейера сочли душевно сломавшимся, отправили в санаторий. После лечения хотели перебросить на Тихий океан, добивать «джапов», потом оставили в транспортной авиации на рядовой должности пилота.
Тогда он и приобщился тайно к буддизму… Заинтересовал его этим религиозным учением один дипломат на покое, поселившийся в Майами-Бич, а до того долгое время живший в Юго-Восточной Азии. Он и передал Нимейеру первые книги по буддизму, научил санскриту, свел с монастырями на Цейлоне и в Индокитае, откуда командир «Дакоты» КЮ-1746 получал необходимую литературу.
Случившееся теперь с ним и с его экипажем только подтвердило веру летчика в незыблемость положений буддизма, которые утверждают, что весь материальный мир, который окружает человека, невечен и не незыблем. По прошествии определенного времени наступает сансара — перевоплощение личности в цепи новых рождений. Дух, по буддизму, вечен… Материя преходяща. У нее есть начало и конец. С ним, Нимейером, считал он, ничего не произошло. Попросту мир, в котором пребывала его «Старушка Салли», разрушился; минуя пустоту, они перешли в новое состояние, в новый мир. «Вот я и попал в светлую землю, — думал Нимейер. — Только странно, что со мною оказались спутники, понятия не имеющие об этом учении… Но, видимо, так было нужно тому, кто свершил все это…»
О своих соображениях он никому не говорил, отлично понимая, что в лучшем случае его сочтут свихнувшимся.
В этом небольшом коллективе таких разных людей, оказавшихся в сверхъестественных обстоятельствах, как-то само собой получилось, что лидером стал Юрий Алексеевич, хотя формально командовал на яхте де ла Гарсиа. Роберт Нимейер и не пытался оспаривать какое-то право на лидерство, и только Джеймс Октавиан Рейнолдс спросил через де ла Гарсиа, военный ли человек этот русский старик и в каком пребывает звании.
Леденев усмехнулся, сказал Нимейеру по-немецки, теперь он обращался к нему, когда надо было что-либо сказать американцам, что воевал с сорок первого года и звание у него полковник. О том, что английский ему тоже знаком, а также по какому роду войск надо его числить, Юрий Алексеевич не стал распространяться…
Молодой капитан-кубинец, Нина и инженер-энергетик, хотя и были ошеломлены случившимся, но их не оставляла некая призрачная надежда. На что они надеялись? Трудно сказать… По-видимому, возможность перехода в иное время была для них, воспитанных в традициях незыблемости основных законов диалектики материального бытия, настолько абсурдной, что подсознательно они не верили в нее. Но как бы там ни было, Леденев с удовлетворением отметил для себя, что может полностью положиться на своих земляков и на де ла Гарсиа.
С американцами было посложнее. Предстояло проверить их на деле. А пока Юрий Алексеевич решил обсудить все вопросы, связанные с выработкой плана дальнейших действий, только с капитаном и Дубининым. Нина в это утро давала летчикам урок русского языка, изучать его предложил американцам Роберт Нимейер.
— Значит, вы считаете, что восьмидесятый меридиан здесь ни при чем? — спросил Леденев.
— Дело не в самом меридиане, — сказал Дубинин. — Мы находились в какой-то точке Бермудского треугольника, где происходят явления, недоступные для объяснения на том уровне знаний, которым мы обладаем. Можно предположить, что время в этом районе течет как-то иначе. Останавливается, убыстряется, а может быть, даже «раскручивается» назад…
— Назад… То есть в прошлое, — задумчиво проговорил Юрий Алексеевич. — Но это невозможно даже теоретически!
— Неизвестно теперь, что возможно теоретически и что практически, — хмыкнул де ла Гарсиа.
— Вот в этом я полностью согласен с нашим капитаном, — продолжил Дубинин. — С одной стороны, закон об эквивалентности массы и энергии не допускает возможности движения со скоростью большей скорости света. С другой стороны, теоретически доказано существование тахионов, гипотетических частиц, которые движутся с большей скоростью, нежели свет… Причем эти частицы попросту не могут двигаться со скоростью меньше световой. Они никогда не подходят «сверху» к тому трехсоттысячному барьеру, который обозначаем мы символом «С». Тахионы сразу, понимаете, изначально оказались по ту сторону барьера, и их скорость всегда выше световой.
— Интересно, — пробормотал Леденев. — В этом есть нечто… Погодите-ка… А ведь в принципе это возможно. Принимаем же мы довольно спокойно тот факт, что фотоны рождаются уже неделенными скоростью, равной этому самому «С».
— Вот именно, — подхватил инженер-энергетик, — то-то оно и есть. Но если признать существование тахионов, тогда возможна петля времени, возможно наступление следствия раньше, чем возникает причина, его породившая. Ведь любые действия в нашем мире, в том числе и развертывание их во времени, определены досветовыми скоростями. А теперь представьте себе, что мы попали в поток тахионов или сами стали ими, начали передвигаться со скоростью, превышающей скорость света. Тогда поток времени изменит свое направление, время примется развертываться назад, мы понесемся сквозь события, которые уже состоялись.
— И попадем в прошлое? — спросил Юрий Алексеевич.
Дубинин пожал плечами.
— Видите ли, это одно из возможных…
Он недоговорил.
На палубе раздался крик Нины Власовой.
— Капитан! — кричала она. — Юрий Алексеевич!
Мужчины один за другим выскочили в кокпит. Нина и американцы сгрудились у мачты, с ужасом и удивлением глядя на берег. Там на узкую песчаную косу, вылившуюся из зеленого месива джунглей, выходило невиданное чудовище. Зеленая чешуйчатая кожа его, испещренная коричневыми пятнами, складками свисала с продолговатого приземистого туловища, опиравшегося на массивные, украшенные когтями лапы. Толстый хвост волочился за гигантом, угрюмо ворочавшим головой, украшенной свирепым клювом и роговым образованием сверху, напоминавшим каски солдат вермахта. Чудовище двинулось на середину косы, увидело яхту и замерло, покачивая головой, вытягивая ее, будто принюхиваясь. Его уродливая голова вознеслась на высоту, превосходящую мачту «Паломы». Щелкнул хищно изогнутый клюв. Чудовище разинуло пасть и низко, басовито хрюкнуло.