Дело Фергюсона - Страница 44

— Поблагодарите Гранаду от меня.

— С удовольствием. Но вам следует самому его поблагодарить, а может, и извиниться перед ним, а? Ведь только что он для ровного счета дал вам пинту собственной крови.

— С какой стати?

— У него кровь вашей группы. В больнице она как раз вся вышла, а вам требовалась незамедлительно. И, пожалуй, не в одном только смысле. Малая толика испанской крови в жилах вам не помешает. Как и полицейской.

— Тыкайте, тыкайте меня носом в грязь.

— И не собираюсь. Но вчера я из-за вас пережил десять паршивых минут, пока не потолковал с Пайком. Вы понимаете, что в вас говорит? Предубеждения. И расовые и сословные.

— Да ничего подобного!

— Предубеждения, — повторил Уиллс. — Возможно, бы не отдаете себе в этом отчета, но вы не любите полицейских и не любите людей испанского происхождения. Если вы хотите с успехом заниматься адвокатурой в этом городе, то должны по-настоящему узнать ла раса, научиться их понимать.

— А что такое «ла раса»?

— Испано-американцы. Так они называют себя. Это гордое слово, а они гордые люди. Не надо их недооценивать, Билл. Да, они малообразованны, и бедны, и преступников среди них хватает. Но они вносят свою лепту в существование нашего города. Возьмите Гранаду. Да, он хулиганил в уличной шайке, кто спорит? Но нельзя судить человека за то, что он вытворял подростком. Судите его по сделанному после.

— Все понял.

— И отлично. Я решил потолковать с вами, пока рана у вас еще не разболелась. Вы были очень настроены против Гранады.

— Я ведь почти не сомневался, что Бродмена убил он.

— Вот именно. А теперь благодаря Гранаде нам известно, кем и как он был убит. Гранада пришел к выводу, что виновники — Уайти Слейтер и его напарник Рональд Спайс. А я вначале не согласился с ним, и Гранада выслеживал их в свое свободное время. Когда доктор Саймон сказал, что миссис Донато умерла так же, как Бродмен, он пиявкой присосался к Спайсу и Слейтеру.

— Почему же он их не арестовал?

— Выжидал, чтобы они вывели его на своего вожака.

— Вы взяли Гейнса?

— Нет еще. — Уиллс плотно сел и заложил ногу за ногу. — Тут я рассчитываю на вашу помощь. И еще кое в чем.

— Не хочу показаться невежливым, — сказал я. — Но здесь у меня жена и дочка, и мне не терпится их увидеть.

— Пока забудьте про них. На третий этаж вам все равно не спуститься. А у меня к вам несколько неотложных вопросов. Например, похищение. Было похищение, или его не было?

— Формально — да. Вчера вечером Гейнс похитил меня в Маунтин-Гроуве. И увез на заброшенную виллу в горах, где меня нашел Гранада. У меня с Гейнсом произошла там стычка, и победа более или менее осталась за ним.

— Он в вас стрелял?

— В меня стреляли, совершенно верно, и некоторое время я был без сознания. Он поджег дом, вероятно, разбив бензиновый фонарь, и оставил меня сгореть заживо.

— А миссис Фергюсон? Он и ее оставил гореть?

— Видимо, да. Я очнулся как раз вовремя, чтобы вытащить ее наружу. Как она?

Уиллс ответил, тщательно взвешивая каждое слово. Мы прощупывали друг друга, и оба это знали.

— Трудно сказать. Муж увез ее домой. Говорит, что боится оставить ее в больнице при таких обстоятельствах. Но у меня впечатление, что об этих обстоятельствах ему известно много больше, чем мне.

— Вы с ним говорили?

— Несколько секунд, когда он забирал жену из неотложной помощи. Он ничего говорить не хотел, а заставить его я не могу. Никаких законов он как будто не нарушал. Его жена — другое дело. Мне непонятно, что она делала в этом горном притоне с разыскиваемым преступником. Она находилась там но доброй воле?

— Не знаю.

— Но какое-то мнение у вас должно быть. Вы видели ее там вместе с Гейнсом, так?

— Я видел ее.

— Она была связана, заперта, задерживалась насильно?

— Не знаю.

— Как так не знаете? — спросил Уиллс резко.

— Задерживать насильно можно по-разному, включая чисто психологические способы.

— Она была в сознании?

— Да.

— Он ей угрожал?

— Да. И даже ударил револьвером.

— Тем же, из которого стрелял в вас?

— Тем же, — ответил я, начиная потеть. Мне было не вполне ясно, почему я строю ответы так, чтобы оградить ее. В моем состоянии конфликты с собственной совестью не улаживают. Беда лишь в том, что конфликты эти почему-то возникают именно тогда, когда у человека нет сил разбираться с ними.

Уиллс уловил мою нерешительность.

— Психологическое насилие, которое вы упомянули, дает пищу для размышлений. К чему оно в конечном счете сводится в данном случае? Ему что-то про нее известно?

— Не знаю.

Уиллс сказал, словно переходя на другую тему:

— Бедная девочка, ее пришлось водить взад и вперед битых два часа. Она была накачена морфием. Вы это знали?

— Я подозревал, что она находилась под действием наркотика.

— Она была наркоманкой? Этим Гейнс ее и держал?

— Мои догадки стоят не больше ваших.

— Не согласен. У вас была возможность говорить с ними обоими — и с ней, и с ее мужем. Насколько мне известно, последние два дня вы с ним часто виделись.

— Раза два. На случай, если у вас есть сомнения, то человек он прекрасный.

— А за его жену вы тоже поручитесь?

— Ее я практически совсем не знаю. (Пот впитывался в больничный халат. Стоило мне расслабиться, и Уиллс раздваивался. А мне пока вполне хватало и одного.) Почему бы вам не уйти и не оставить меня моим страданиям?

— Рад бы, Билл, но не могу. Эти вопросы требуют ответа. Ничем не подкрепленные признания Рональда Спайса не стоят бумаги, на которой записаны. Он сознался в преступлениях, каких вообще не было. И в тех, конечно, какие были.

— Мне бы хотелось прочесть его показания.

— Получите, как только их перепечатают. А заодно и показания свидетеля много надежнее Спайса — управляющего здешним отделением Американского банка. Из них следует, что Фергюсон вчера снял со своего счета значительную сумму наличными. Такую значительную, что за частью им пришлось обратиться к своим отделениям в Лос-Анджелесе. Вы знаете, что сделал Фергюсон с этими деньгами?

— Знаю, что сказал мне он.

— И что же?

— Спросите у него.

— Я спрашиваю у вас, Билл. Вы импульсивный молодой человек, но разумный, и хотите завоевать себе положение в городе. И после всего, что случилось, вы не станете лгать и покрывать тяжелейшее преступление.

— В категорию тяжелейших входит ряд преступлений. Какое именно вы имеете в виду?

— Похищение. Спайс утверждает, что Гейнс сбежал, не отдав ему и его напарнику долю, причитавшуюся им из двухсот тысяч долларов. Тех двухсот тысяч, которые Фергюсон заплатил Гейнсу как выкуп за миссис Фергюсон. Он говорит, что ее увезли из клуба «Предгорья», а они с напарником стояли на стреме, включив свой приемник на нашу волну, чтобы мы случайно не помешали. Кстати, то же они проделывали и во время краж со взломом. У них все было отлажено: собирали и передавали сведения о богатых больных, а пока Гейнс с Донато грабили дома, следили за патрульными машинами. По словам Спайса, тем же самым они занимались вчера, когда Фергюсон привез выкуп. За услуги им было обещано по двадцать пять тысяч каждому, но Гейнс удрал от них со всей добычей. Так что вы можете понять, почему информация бьет из Рональда Спайса фонтаном. А заодно он пытается увильнуть от электрической сковородки. Конечно, таким подонкам мы никаких гарантий не даем.

Уиллс даже охрип от гнева.

— Последние подонки! Пробрались в больницу и использовали свое служебное положение, чтобы убивать беспомощных людей! Да вы и сами знаете. Ведь они и вас чуть не прикончили.

— Спайс сознался в убийстве Бродмена?

— Практически да. Хотя и не понимая, что сознается. Думал все свалить на покойного напарника. Видимо, непосредственно убил Бродмена Уайти Слейтер по пути в больницу, когда Спайс сидел за рулем. Но Спайс сознательно содействовал ему, что делает его виновным в равной степени, как вы и сами знаете. И Гейнса тоже. Бродмена убили по его распоряжению.