Дело Фергюсона - Страница 10

— Где он? Где паршивый сводник?

Бидуэлл пребывал между дверью и стеной, где и остался.

— Крепковатые выражения, вам не кажется? — спросил я.

Фергюсон стремительно повернул голову в мою сторону, потерял равновесие и привалился к косяку. В кармане у него что-то металлически звякнуло.

— Пистолет лучше отдайте мне, полковник. Не то ненароком прострелите себе бедро, а такие раны бывают очень болезненными.

— Я умею обращаться с огнестрельным оружием.

— И все-таки лучше отдайте его мне на некоторое время. Вы же не хотите, чтобы кто-нибудь пострадал...

— Не хочу? Бидуэлл у меня еще как пострадает! Продырявлю ему шкуру, освежую проклятого койота и прибью шкуру сушиться к его собственной двери.

Разбушевавшийся пьяница. Но разбушевавшиеся пьяницы бывают опасны.

— Нет. Как представитель закона я вас арестую! Отдайте пистолет.

— Катитесь к черту! Еще один бидуэлловский красавчик, специалист по краже жен!

Он ринулся на меня, опять потерял равновесие и еле успел уцепиться за край двери, потянув ее на себя. Перед нами возник вжавшийся в стену Бидуэлл. Фергюсон захрипел, как волынка, и потянулся к карману.

Я ухватил его за воротник рубашки под торчащим кадыком, рванул на себя и ударил в тяжелый подбородок. Съездить по физиономии полковника было моей давней мечтой.

Этот выпрямился во весь рост, торжественно прошествовал к бидуэлловскому столу, повернулся на каблуках, опасно накренившись, и грузно плюхнулся в бидуэлловское кресло. Затем открыл рот, словно председатель правления, готовый сформулировать новую политику фирмы, улыбнулся нелепости всего сущего и впал в глубокое забытье. Кресло закрутилось и сбросило его на пол.

— Что вы натворили! — сказал Бидуэлл. — Он предъявит нам иск.

— Иск мы ему сами предъявим.

— Ничего не выйдет. С двадцатью миллионами не судятся. Он наймет лучших адвокатов в стране.

— Вы сейчас разговариваете с одним из них, — сообщил я, продолжая испытывать душевный подъем, потому что мне таки довелось съездить полковника по физиономии. — Всю жизнь предвкушал такой иск!

— Но он же меня не тронул, — возразил Бидуэлл.

— Вы как будто разочарованы? Бидуэлл смерил меня угрюмым взглядом.

— Полагаю, мне следует поблагодарить вас за спасение моей жизни. Только, честно говоря, никакой благодарности я не испытываю.

Присев на корточки рядом с распростертым на полу полковником, я извлек из его кармана симпатичный короткоствольный пистолет, довольно увесистый, потому что обойма была полна, и показал его Бидуэллу.

Но он отвел глаза.

— Будьте добры, спрячьте.

— А, так вы забрали у него пистолет! — произнес кто-то с порога. — Часа два назад я убедил его отдать мне тот, который был при нем. Значит, в его машине имелся еще один.

— Убирайтесь, Падилья, — сказал Бидуэлл. — Не входите.

— Слушаюсь, сэр.

Падилья ухмыльнулся и вошел. Кудрявый, с изуродованным ухом молодой человек в белой куртке бармена. Он окинул Фергюсона профессиональным взглядом.

— Ссадина на подбородке. Пришлось дать ему раза?

— В тот момент мне это показалось самым уместным. Хотя мистер Бидуэлл и предпочел бы получить пулю. Но было бы жаль, если бы такой ковер залила кровь.

— Не смешно, — сказал Бидуэлл. — А что нам с ним теперь делать?

— Пусть отоспится, — весело порекомендовал Падилья.

— Только не здесь! Не у меня в кабинете.

— Зачем же? Доставим его домой. Скажите Фрэнки, чтобы он меня подменил, а мы отвезем его к нему домой, уложим в постельку, и утром он ничего помнить не будет. Решит, что порезал подбородок, когда брился.

— Откуда вы знаете, что он ничего не вспомнит?

— Так ведь поил его я. Он дул виски с шести часов. Я наливал и наливал в расчете, что он вот-вот одуреет. Но у него желудок из дубовой клепки, стянутой медными обручами.

Он нагнулся и ткнул Фергюсона в живот указательным пальцем. Фергюсон улыбнулся во сне.

Падилья знал, где живет Фергюсон, — ему уже доводилось отвозить его домой в голубом «империале». Я отправился с ним прокатиться и получить ответ на некоторые вопросы.

— Вы хорошо знали Ларри Гейнса?

— Бывшего спасателя? Естественно. Я сразу вычислил, что он подонок, только это меня не касалось. Но в первую же неделю, как он там появился, у меня был с ним разговор по душам. Еще в сентябре. Он вздумал угостить в баре шестнадцатилетнюю девочку. Так я сказал, чтобы он шел вон и больше не возвращался. — Падилья нажал на кнопку, опускавшую стекло левой передней дверцы, сплюнул в темноту и, посмотрев через плечо на Фергюсона, поднял стекло. — От ветра в лицо он может очнуться. Алкоголь он переносит будь здоров, можете мне поверить.

Я тоже оглянулся на Фергюсона. Он мирно спал.

— Миссис Фергюсон, я полагаю, вы тоже знали?

— Естественно. Редкостная женщина. С обслуживающим персоналом всегда мила, умеет пить и не терять себя. По моим меркам настоящая леди. Пока я работал в «Оазисе» в Палм-Спрингсе, насмотрелся на голливудскую шатию-братию. Только успеют сунуть передние ноги в корыто, и сразу выламываются, будто им весь мир принадлежит. А Холли не такая. То есть миссис Фергюсон.

— Вы называли ее Холли?

— Естественно. А она меня — Тони. Холли я называл ее в баре. Только там. Настоящая демократка. Из рабочей семьи. Она мне сама сказала.

— И с Ларри Гейнсом она была демократичной?

— Говорят. — В голосе у него прозвучало разочарование. В Холли? Или во мне? — Вместе я их ни разу не видел. Он старался держаться от меня подальше. Что-то там было, но ставлю сто против одного, совсем не то, что думают некоторые. Я полгода наблюдал за ней из-за стойки, а оттуда людей видишь такими, какие они есть. И любовался, как она давала по рукам большим докам по этой части. Ей просто было неинтересно. Не такая она, и все тут.

— А я слышал другое.

— Ну, кое-кому она не нравится, так и что? — воинственно спросил Падилья. — Свои недостатки у нее есть, я же не отрицаю. А сказал только, что она не из тех, кто погуливает на стороне. И хотите знать мое мнение? Мужа она любит по-настоящему. Красавцем его не назовешь, но что-то, значит, в нем должно быть. Только войдет в бар, а она уже вся словно светится изнутри.

— Так почему же она от него сбежала?

— По-моему, она не сбежала, мистер Гуннарсон. По-моему, с ней что-то случилось. Сами прикиньте: только что она была душой компании, а в следующую минуту вдруг исчезла.

— Куда?

— Не знаю. У меня секунды свободной не было смотреть по сторонам. Как она уходила, я не видел. Знаю только, что ушла и не вернулась. И ее муж с ума сходит от страха за нее. Потому-то он и бесится, если вас интересует мое мнение.

— Но что могло с ней случиться? Падилья вздохнул.

— Этот город, мистер Гуннарсон, мне известен куда лучше, чем вам. Я тут родился и вырос — прямо в конце Пелле-стрит. Здесь найдутся люди, которые вас прикончат, чтобы выгрести мелочь у вас из карманов. А вчера на Холли... на миссис Фергюсон брильянтов было за пятьдесят тысяч.

— Откуда вы знаете, сколько стоили ее драгоценности?

— Еще не хватает вам меня подозревать! Да я бы волоска у нее на голове не повредил. Покажите мне этого подонка — я его до смерти измордую!

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Про брильянтовую брошь? Подарок мужа, ну, она и хвастала немножко. Я ее предостерег, что язык надо держать за зубами. Даже в «Предгорьях» не стоит кричать направо и налево, сколько... Э-эй! (Машина вильнула в сторону, так сильно дернулись его руки.) По-вашему, Гейнс подбирался к ее драгоценностям?

— Не исключено. — У меня в сознании складывались два образа Холли Мэй, но они никак не хотели слиться в одну доступную пониманию женщину. — А вы говорили о своих подозрениях кому-нибудь?

— Только Фрэнки. Он мой помощник. Попробовал поговорить с мистером Бидуэллом. Но он и слушать не захотел. А полковнику и так тревог хватает.

— Он считает, что его жена стала жертвой преступления?